Тот стонет. – У моего папани есть такие мужики, – произносит Чарльз, поворачиваясь ко мне, – типа телохранителей. Один из них воевал и наверняка разбирается в оказании первой помощи. Он мне уже и раньше помогал. – С чем? – Я еще никогда не вышибал людям мозги жеодой, если ты об этом, но как-то разбил пару тачек и не хотел, чтобы отец про это знал. Сейчас я ему позвоню, и мы попробуем привести Уилла в чувство. А ты возвращайся в дом, – говорит он, тыча рукой в том направлении. – С утречка садись в первую же машину, которая тебя возьмет, и уезжай отсюда, а я присмотрю за Уиллом. – А вдруг он что-нибудь запомнил? Он так и не допил свой стакан. – Думаю, ты в самом скором времени это узнаешь, – произносит он без всякого сочувствия в голосе. Я все медлю. – Почему я должна тебе доверять? – Потому что я не звоню в полицию, хотя мог бы. Иди умойся и приведи себя в порядок – у тебя все платье в крови. Тихонько ускользаю в ванную, в голове полный кавардак от этого внезапного поворота событий. Жутко злюсь на себя, что не сумела сохранить контроль над собой в самый неподходящий момент, – а ведь это то качество, которое, по словам доктора Уимена, мне нужно в себе развить. Но также, пусть ситуация и крайне стрёмная, присутствие рядом Чарльза приятно возбуждает меня. Он вдруг оказался не просто симпатичным парнем, отношения которого с подружкой я планировала порушить, – он нечто куда как большее. Он опасен. И я прекрасно понимаю, почему Чарльз мне помогает: это дает ему власть надо мной. Единственный вопрос, как он собирается этой властью распорядиться. Увидев себя в зеркале, испускаю стон. Кровь размазана по всему моему замечательному платью. Стаскиваю его с себя, умываюсь. Платье не из тех, под которые можно надеть лифчик или нижнее белье, так что заворачиваюсь в пушистое белое полотенце, а потом подбираю изгаженное платье и заталкиваю его в чистый мешок для мусора. Не хочу оставлять после себя никаких улик. Когда выхожу обратно в гостиную, Чарльз как раз заканчивает тихо разговаривать с кем-то по телефону. – Он уже идет – давай двигать. – В полотенце? – Я фыркаю. – Народу будет интересно, чем мы тут с тобой занимались. Вздохнув, он снимает с себя пиджак, кладет его на спинку дивана. Расстегивает белую костюмную рубашку, стаскивает ее, открывая простую белую футболку. Передает мне рубашку, а потом поворачивается ко мне спиной. Сбрасываю полотенце и надеваю рубашку. Она мягкая, теплая и пахнет Чарльзом. Он поворачивается обратно и долю секунды смотрит на меня. Раньше Чарльз никогда так на меня не смотрел – его взгляд быстро перелетает с моего лица на мое тело. Его рубашка лишь кое-как прикрывает мне бедра. Для начала он высовывает голову из-за двери, а потом крадется вдоль стены. Следую за ним по пятам, путаясь босыми ногами в прохладной траве. Когда мы вновь оказываемся в главном здании усадьбы, на кухне по-прежнему горит свет, но вся верхняя часть дома погружена во тьму. – Ни черта не вижу! – шепчу я. Чувствую, как Чарльз хватает меня за руку. Его рука теплая, пальцы кажутся тонкими и изящными. Он ведет меня к задним двойным дверям, где мы совсем недавно тусовались, и тоже шепотом произносит: – Поднимайся наверх. Обо всем остальном я сам позабочусь – и позвоню тебе после того, как поговорю с Уиллом. Сдвигает одну из стеклянных дверей. – Если ты собираешься меня шантажировать, то имей в виду: я бедна как церковная крыса, – предупреждаю я. – Я похож на человека, который нуждается в деньгах? – тихонько спрашивает он. Но есть что-то темное в его глазах – намек на то, что какую-то цену заплатить все-таки придется. – Попробуй пробраться в свою комнату так, чтобы тебя никто не видел. И дай свой телефонный номер. Диктую цифры. Может, я когда-то и фантазировала, как Чарльз заносит мой номер в память своего мобильника, но явно не при таких обстоятельствах. Когда он закрывает за мной дверь, мой мозг моментально переключается на возможные сценарии дальнейшего развития событий, на истории, которые помогут мне замести следы. У меня нет ощущения, что Чарльзу так уж нравится Уилл – одно лишь то, что они принадлежат к одному и тому же студенческому братству, вовсе не означает, что они друзья. И есть в Уилле что-то жлобское, так что вряд ли они особо близки. Скорее Чарльз лишь терпит его, как человека на вторых ролях в своем окружении. Проскальзываю в свою комнату, нащупывая дорогу в темноте. Едва не спихнув одну из девиц из «Каппы» с кровати, змеей залезаю под простыню. Подтягиваю рубашку Чарльза к носу и глубоко вдыхаю. Меня уже рубит. Ночь была длинная. Жеода и Чарльз серьезно усложнили мои планы с Уиллом, но как только взойдет солнце, я буду делать то, что всегда и делала, – приспосабливаться, перегруппировывать силы и готовить свой следующий ход. 13 Кристен как раз стягивала свои светлые волосы в конский хвостик на затылке, так что оказалась совершенно беззащитной перед Чарльзом, который немедленно этим воспользовался и уткнулся лицом в щекотную часть ее шеи. Она съежилась, расхохотавшись. – А не тормози в следующий раз! – сказал он поучительным тоном. – Медвежонок Чарли, я все скажу твоей маме! – пропищала она, и оба заржали над этим ужасным прозвищем. Каким-то чудесным образом Кристен быстро нашла с его родичами общий язык. Сквозь окна его спальни уже вовсю струился солнечный свет, отчего волосы ее словно окутывало золотое облако. Для любого случайного наблюдателя они выглядели как вполне нормальная симпатичная молодая пара. Он обнял ее со спины, глядя на их отражение в зеркале. В такие моменты скрывающаяся в нем темная сторона должна была бы показаться разительным контрастом ко всему воздушному и беззаботному в Кристен, но что-то в их отношениях вызывало у него чувство, что он может быть точно таким же, как и она. Когда она улыбалась, то всегда улыбалась глазами. Подавшись вперед, Чарльз поцеловал ее. Хотелось целовать еще и еще, но на это уже не было времени. – Может, спустишься и присмотришь за завтраком? Хочу посмотреть, жив ли там еще Уилл. – Он что, вчера перебрал? – Брякнулся с крыльца и разбил башку о каменные ступеньки. Просто хочу убедиться, что с ним всё в порядке. Заныкай для меня «медвежий коготь»[43]. Поцеловав его в щеку, Кристен вышла из комнаты. Вся осанка ее говорила, что она как дома в собственном теле – то, что ему всегда в ней нравилось. Но стоило ей скрыться за дверью, как Чарльз в очередной раз едва ли наяву услышал четкий щелчок: голову слегка отпускало, когда Кристен не было поблизости – словно некая крошечная, едва заметная мышца, до этого помимо его воли туго напрягшаяся, наконец расслаблялась. Чарльз поместил Уилла в спальню прямо по соседству с собственной – ту, в которой ночевал его брат Эрик, когда заглядывал в гости. Чарльз решил, что если уж в какой-то комнате Уилла и потянет блевать, то пусть это будет комната Эрика. Постучавшись, Чарльз зашел туда. Уилл только начинал ворочаться в путанице простыней. При этом он стонал и держался за голову. Мерсер, телохранитель отца и вообще мастер на все руки, скрупулезно осмотрел Уилла, просидел с ним несколько часов, а потом исчез, словно призрак, оставив после себя лишь стакан с водой и флакон таблеток адвила[44]. Как и большинство людей, работавших на отца Чарльза, он делал то, что велено, не задавая лишних вопросов. – Ну, как самочувствие? – поинтересовался Чарльз тем слегка насмешливым тоном, каким обычно обращаются к людям, которые накануне изрядно накуролесили. – Башка трещит, хоть помирай… – Уилл кое-как ухитрился сесть, страдальчески щурясь, и был явно удивлен, когда потрогал лоб и наткнулся на повязку. Чарльз присел перед ним на корточки и внимательно изучил его лицо. – Ты вообще хоть что-нибудь помнишь со вчерашнего? Уилл нахмурился, опустив взгляд. – Помню, что пили чистый вискарь… – Потянулся за адвилом, насухую закинул в рот сразу несколько таблеток. – М-м-м… А потом как отрезало. – Ты набубенился в сопли и разбил башку о каменные ступеньки перед входом. – Уф-ф… – Давай спускайся и подлечись. «Кровавая Мэри» будет самое то, – громко произнес Чарльз. Уилл скривился. – Всё, я больше не пью! – Знаменитые последние слова… Может, тогда еще подрыхнешь? – Нет, – быстро ответил Уилл. – Вообще-то мне уже пора двигать. У меня с собой барахло для лакросса. Отлично. Чарльзу не хотелось, чтобы пути Уилла и Хлои сейчас хоть как-то пересеклись. Он дождался, когда Уилл соберет вещи, спустился вслед за ним в вестибюль и проследил, как за тем закрывается дверь. Только тогда почувствовал, что можно присоединиться к остальной компании, бо́льшая часть которой тоже стонала от похмелья, угощаясь выпечкой и творожной запеканкой. Накладывая себе на тарелку, Чарльз понял, что Хлоя пытается встретиться с ним взглядом, но избегал даже просто смотреть на нее. По крайней мере до тех пор, пока Кристен не пошла наверх собирать свою «походную» сумку. Тогда он коротко бросил взгляд на Хлою и одними губами произнес: «Пока что все нормуль». Что за странный поворот событий! Раньше он эту девчонку даже не замечал – для него это была лишь одна из стаи нескончаемых однокашниц женского пола. Доктор Уимен говорил, что для психопата его способность к распознаванию эмоций других людей – гораздо выше среднего. Умный человек, заметил как-то Уимен, всегда может использовать способность «читать» и понимать других людей для собственной выгоды – чтобы успешно пробираться сквозь хитросплетения окружающего мира, добиться успеха в жизни. С другой стороны, ту же самую способность можно использовать, чтобы манипулировать остальными и влезать во всякие неприятности. Во что именно он сейчас вписался? Забавно, что Хлоя с ходу решила, будто он собирается шантажировать ее. Чарльз пока не совсем представлял, как можно распорядиться полученной информацией, но знал одно: по крайней мере, это что-то новенькое, неизбитое и интригующее в мире, в котором столь мало нового и интригующего. – Не видел Уилла? – спросил кто-то. Чарльз раздраженно глянул вправо на глупую честную физиономию Чада, президента САЭ. Руки у того настолько бугрились мускулами, что любая рубашка на планете Земля выглядела бы на нем слишком тесной. – Он уехал с утра пораньше, – ответил Чарльз. Распределившись по машинам, вся компашка двинулась обратно в кампус. Кристен, как обычно, всю дорогу откровенно клевала носом, что давало ему возможность спокойно подумать. Мотор «Ягуара» умиротворяюще ворчал под капотом, с каждым поворотом Вашингтон становился все ближе. Он вообще правильно расслышал то, что говорила тогда Хлоя? Определенно прозвучало слово «изнасиловал», а также упоминалась какая-то запись. Да, какое-то видео точно в разговоре фигурировало. И двенадцатилетний возраст. А эта слепая ярость, с какой она врезала ему жеодой… Чарльз понял, к чему все идет, когда вмешиваться было уже поздно – можно было бы остановить ее, окликнув, но было больно уж интересно, чем все закончится. Она ударила Уилла очень тяжелым и твердым предметом – будь на ее месте кто-нибудь посильней, вроде Чада, такой каменюкой можно запросто убить. Она вполне могла прикончить его. Но почему? Уилл и вправду изнасиловал ее? Чарльз украдкой бросил взгляд на Кристен, словно одна только мысль об этом могла ее разбудить. Но она уютно прислонилась к боковому окошку на фоне смазанных от быстрого движения осенних листьев, мелькающих за бортом машины. Чарльз не слишком-то хорошо знал Уилла. В некотором смысле его друзьями считались абсолютно все «братья», но единственным близким другом в САЭ был для него только Дерек. Они дружили еще с первого курса, едва принеся клятву верности этому студенческому братству. Вступать туда не хотелось, но в САЭ в свое время состоял и отец. Где-то с год Чарльз пересекался с Уиллом в штаб-квартире братства, в которой обитали многие его члены, но потом при первой же возможности переехал из этого отвратительного дома и вообще из кампуса на квартиру, более подходящую ему по стилю. В братстве Уилл абсолютно ничем не выделялся – не был даже достаточно интересен, чтобы недолюбливать его, как Чада. Заливался пивом, нес всякую пургу, а после выпуска наверняка оказался бы в какой-нибудь финансовой структуре и женился бы на той, кого у нее за спиной называл бы шлюхой. «Он действительно изнасиловал двенадцатилетнюю девчонку?» – ломал голову Чарльз. Способен ли Уилл напоить девушку, чтобы ее трахнуть? Да, подумал Чарльз, наверняка, хотя никаких конкретных указаний на то, что Уилл когда-нибудь так поступал, не имеется. Способен ли Уилл попытаться отыметь пьяную девушку, даже если она отказывается или пытается отбиваться? Не исключено. И если любая из этих гипотез соответствует действительности, не будет ли слишком большим перебором предположить, что он способен изнасиловать двенадцатилетнюю девчушку? То, что Чарльзу сейчас на самом деле хотелось, так это посоветоваться с доктором Уименом. Разумеется, сформулировав свои вопросы чисто гипотетически. Вообще-то это больше в духе того же Чада, до тошноты серьезного и благочестивого – искать ответы на жизненные вопросы при помощи такого шаманства, как психотерапия, но Уимен был единственным человеком, с которым он мог вести такие разговоры совершенно откровенно, углубляясь в малейшие детали. Никаких осуждающих взглядов, если Чарльз вдруг не понимал чего-то, что якобы должен был понимать. Полная готовность переформулировать вопрос, чтобы можно было сразу уловить суть. Когда они добрались до города, он забросил Кристен домой и сразу двинул на психфак. Воскресенье, Уимена там быть не должно, но к полудню понедельника Чарльзу предстояло выполнить одно задание в рамках программы, так что лучше было разделаться с ним, не откладывая в долгий ящик. Это задание – а вернее, нечто вроде упражнения – было одним из целой серии, использующей виртуальную реальность, которая оказалась на удивление затягивающей. В виртуальном мире он мог пересечься с одним-двумя собеседниками в обычном разговоре, или же они пытались вместе решить какую-то проблему, или поговорить о чем-то личном. А потом вдруг всё менялось местами – он уже не выступал от первого лица и становился каким-то другим человеком, глядя на аватарку того, кем только что был. При этом измерялись его эмоциональные отклики. Уимен сказал ему, что это обучит его умению воспринимать происходящее с чужой перспективы. Что если он сможет для начала увидеть себя с точки зрения других людей, то это обучит его искусству видеть и все остальное с точки зрения других людей. Чарльз сомневался, что особо продвинулся в этом направлении, но обзавестись таким умением было бы полезно. Как раз нечто подобное и вызывало у него проблемы с Кристен. Чарльз оставил машину на парковочном месте, зарезервированном для декана факультета обществоведения (ему это почти всегда сходило с рук), но, едва выбравшись из машины, тут же столкнулся с довольно странным зрелищем. Двойные двери факультета психологии были перевязаны цепью, запертой на здоровенный висячий замок, и перекрещены ярко-желтыми полицейскими лентами. Чарльз раздраженно полез за телефоном. Раз уж с психфаком обломалось, решил он, можно еще разок проверить, как дела у Уилла, и кинуть Хлое эсэмэску по результатам. Перед тем как направиться к дому, в котором квартировал Уилл, Чарльз быстро просмотрел раздел городских новостей «Вашингтон пост» на своем телефоне: не обнаружится ли каких-то объяснений желтой ленты на дверях психфака, – но нет, ни слова. В «Твиттере» нашелся единственный пост о запертых на цепь дверях с кучей вопросительных знаков. Несколько комментариев к нему тоже в основном представляли собой вопросы, хотя кто-то написал: «Я слышал, что там кого-то замочили». Возле обиталища Уилла Чарльза тоже ждал облом – дверь была заперта, и никого не оказалось дома. С учетом воскресенья вполне логично было поискать Уилла в штаб-квартире САЭ. Туда Чарльз дальше и направился, машинально ответив по дороге на нервные улыбки двух попавшихся навстречу девиц. – Не, он реально мертвый, совершенно кровью истек – все только об этом и говорят, – вещала одна из них своей подруге.