Баллончик осиного аэрозоля так и жжет пальцы, но мне нужно следить за мельчайшими изменениями выражения его лица. – Советую быть поосторожней с компанией, в которую ты вписалась, – говорит на прощание Тревор. * * * Вылетаю из общаги Тревора, словно летучая мышь из разверзшегося ада. Я в таком бешенстве, что горят уши. Сжимаю в руке телефон, отчаянно желая знать, что там, в этой папке, но, естественно, не собираюсь открывать ее. Даже не хочу запускать приложение электронной почты, чтобы телефон автоматически не загрузил файлы. Тревор – мерзавец и лжец, но он знает, чем меня зацепить, знает, что я слишком любопытна, чтобы не открыть вложение. Чувствую побуждение послать эсэмэску Андре – он уже доказал, что просто-таки невероятно надежен для психопата, все ноги стоптал, вызнавая историю Уимена и все прочее, на него явно можно положиться, – но я вынуждена напомнить себе, что он проделывает все это, только чтобы спасти собственную задницу, а не мою. Нет, уж как-нибудь разберусь сама. «Стрейер» располагается наискосок через двор от библиотеки, а там есть один из тех компьютерных классов, что открыты круглосуточно. Едва зайдя в свою почту, смотрю на «прицеп», умирая от любопытства и все еще кипя от злости. Перетаскиваю вложение на «рабочий стол», чтобы сохранить его, и тут же выхожу из почты. Оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никого рядом нет, а потом кликаю на папку под названием «Тварь». В ней находится единственный файл в формате PDF под названием «данные_пациентов_23522». Сразу узнаю первую страницу – это тот же типовой бланк, что заполняла я сама при регистрации в исследовательской программе, но мои глаза застывают на верхней строчке. «Портмонт, Чарльз Эндрю». Сердце начинает биться быстрее. Зачем это понабилось Тревору? Документ примерно из тридцати страниц и обрывается в самом конце на полуслове. После пары страниц всякой стандартной фигни начинается нечто вроде клинических комментариев, подписанных инициалами Л.У. и Е.Т. Эти первые несколько абзацев абсолютно ничем не примечательны – описание босоногого прошлого бедного богатого мальчика, влезавшего во всякие неприятности еще в детстве и кочующего из одной частного школы в другую. Ваш отец-миллиардер – настоящая сволочь? Огромные пустые пространства во всех домах, где вы отдыхали на каникулах, не приносили вам успокоения? И так далее, и тому подобное. Пробегаю текст глазами, пока несколько слов не заставляют меня вчитаться повнимательней. Работа с Чарльзом продолжает оставаться противостоянием. Он по-прежнему выказывает высокий уровень садизма, который не изменился с тех пор, как я начал наблюдать его. Удовольствие, которое он получает, причиняя боль остальным, уходит своими корнями далеко в его прошлое. После любого недостойного поступка или преступного деяния он не выказывает ни малейшего раскаяния или угрызений совести. Второй раз за месяц он долго распространялся о сексуальном влечении, которое ассоциируется у него с мыслями об убийстве и нанесении увечий молодым женщинам. Рассказывал про сны, в которых занимался сексом с трупами. Мне пришлось отпустить еще одного лаборанта, попросившего уволить его по собственному желанию. Подумываю обратиться в полицию по поводу Дейзи, но опасаюсь последствий (отец Чарльза очень могуществен). Это наверняка фальшивка! Тревор ведет какую-то собственную игру. Хотя он вроде искренне забеспокоился, что я могу попытаться вышибить его из универа… И что – совершенно случайно у него в компьютере оказался файл с личным делом Чарльза? То, как он неуклюже трогал меня за плечо… По-моему, я нравлюсь Тревору – нравлюсь с заглавной «Н», – так что, наверное, он как-то увидел, как я разговариваю с Чарльзом, и в такой вот своей мудацкой манере стал волноваться за меня? Или приревновал? Я знаю, что кое-что в файле действительно соответствует истине: подпись доктора Уимена выглядит вполне аутентично, и тот, кто писал эти заметки, педантично перечислил такие качества Чарльза, как природное обаяние, лень и резкие перепады настроения. Оба парня ужасны, но кто из них хуже? Погоди-ка, а что это за Дейзи – какая-то лаборантка? Быстро открываю «Гугл», ищу по ключевым словам «Дейзи университет Адамса», но на многое не рассчитываю. Первые две ссылки ни о чем, но тут вот оно: статья из «Ежедневной совы». «Самоубийство второкурсницы поднимает вопросы душевного здоровья студентов». Судя по всему, в прошлом году некая студентка по имени Дейзи Кросби спрыгнула с крыши высотного здания математического факультета – которое тут называют «Башней самоубийц» – и разбилась насмерть. В статье цитировались слова ее преподавателя вокала, ставившего ей голос, – мол, какой талант погублен зря! Так, специализировалась на вокале – значит, дневала и ночевала в Альбертсон-холле, где регулярно бывает и Чарльз… Может, это было всю дорогу ясно. Даже его «братья» по САЭ в буквальном смысле именуют его «ужасным Чарльзом». Мне придется принять тот факт, что я сильно предвзята касательно Чарльза и это сказывается на принимаемых мною решениях. С того самого момента, как я узнала про убийства – причем не от кого-нибудь, а от него самого, – мне ни на секунду не приходило в голову, что это может быть дело рук Чарльза. Почему – потому что он помог мне тогда в Форт-Ханте? Наверное, мне нравится думать, что Чарльз помог мне по той причине, что втайне хотел меня, но, может, на самом деле это было в его собственных интересах – может, ему меньше всего было надо, чтобы людям проламывали головы на его территории, где он закапывает трупы. Тед Банди убивал, нацепляя фальшивый гипс и прося проходящих мимо женщин помочь ему, и никому и в голову не приходило стрематься, поскольку внешне он якобы был симпатичным и обаятельным типом. Люди, в том числе и его подружка в то время, а также его хорошая знакомая, репортерша уголовной хроники Энн Рул, подозревали его, но тоже сомневались в своих подозрениях, поскольку попросту не могли поверить, что это был он. Несмотря на то, что все это постоянно происходило прямо у них перед носом. Когда я направляюсь к дому, в голову мне с внезапной ясностью приходит одна мысль – печальная мысль о бедном красавчике, ужасном Медвежонке Чарльзе. Раз уж я взялась позаботиться о Уилле, то придется позаботиться и о Чарльзе, и на сей раз я не позволю никаким шорам прикрыть мне глаза. 38 Чарльз открыл глаза в полутьме, кое-как различив прямо перед собой размытый рисунок шестиугольной кафельной плитки в ванной Кристен. Видел он без контактных линз ужасно, но знал, что белое пятнышко под самым унитазом – это таблетка экседрина. Последнее, что он помнил, – это как Кристен прильнула ему под бок перед тем, как они провалились в сон, а потом как через пару часов проснулся от жуткой мигрени. Он встал и двинулся обратно в спальню, по-прежнему чувствуя тупую боль в затылке. Но тут же застыл на месте. Ему просто чудится, или в спальне и впрямь притаилась какая-то темная фигура? Иногда мигрень искажала картинку перед глазами, но обычно это проявлялось в форме чего-то вроде туннельного зрения. В спальне было слишком темно, чтобы ясно различить подробности, но все-таки – там действительно что-то более темное посередине? Стоит, нависая над кроватью, словно всматриваясь. Прямо над Кристен. Блин! Пистолет лежал в тумбочке – в каких-то двух футах от неизвестного и на полпути через комнату. Чарльз слепо вытянул руку, нащупывая тяжелую вазу. «Я могу попасть в нее», – промелькнуло в голове, но нельзя было терять время – эта тень, это нечто уже наклонялось над его подружкой. Чарльз швырнул вазу прямо через комнату – послушался глухой стук, всхрюк, звон разбивающегося стекла и истошный визг. Фигура двинулась к окну, а Чарльз метнулся к тумбочке, когда Кристен взвизгнула опять. Он едва мог различить темный силуэт, вылезающий из окна, но все равно несколько раз выпалил из «Глока», озаряя комнату ослепительными вспышками. Шагнул ближе к окну, а потом выстрелил прямо через разбитое стекло, наугад целясь куда-то на улицу. Успел лишь различить контуры чьей-то руки перед тем, как та исчезла. Кристен все еще визжала, но он прикрыл ей рот ладонью, а потом рукояткой пистолета выбил остатки стекла и высунул голову наружу. Почему перед глазами все так расплывается? Он не увидел никаких удаляющихся силуэтов – на улице ни души, лишь одинокое такси медленно катит к северу. Чарльз выпрямился, осознав, что задержал дыхание. В ушах звенело. Включив свет, нащупал на тумбочке свои очки. Кристен с широко распахнутыми глазами прижалась к стене, прижав коленки к груди и завернувшись в одеяло, словно то было способно ее защитить. – Чарльз, тут что-то было! Он внимательно осмотрел стену вокруг окна. К счастью, пули в стенку не попали. – Я вызываю «девять-один-один». Когда они приедут, не говори им, что я стрелял. Пистолет папин, на него есть разрешение, но у меня могут быть неприятности. Мириаду постановлений и подзаконных актов об огнестрельном оружии в этом городе было практически невозможно следовать – собственно закон о контроле над оружием приняли, но фактически различные судебные прецеденты и акты Конгресса не давали ему вступить в силу по причине отсутствия у округа Колумбия местного суверенитета. Чарльз набрал «911» и, держа телефон возле уха, стал собирать стреляные гильзы. Тщательно вымыв руки, в ожидании полиции присел на кровать рядом с Кристен – ее по-прежнему трясло – и обнял ее. Накатила такая жаркая волна ненависти, что заложило уши. Даже при всех жутких последствиях того, что произошло в прошлом году с Дейзи, неведомый хакер так и не узнал, где живет Кристен. Семья Кристен, как и многие богатые люди, ценила приватность, а когда такие люди занимаются чем-то вроде покупки домов для своих дочерей, то делают это через компании, которые способны скрыть владельца от попадания в публичные реестры. В прошлом году до физического насилия дело не дошло. Сейчас он не понимал одного: эта призрачная фигура явилась по душу Кристен или по его собственную? Приехала полиция, приняла заявление. Чарльз просто не мог дождаться, когда они наконец уберутся. И лишь только потом Кристен позвонила родителям, пока Чарльз искал подходящий кусок полиэтилена и скотч, чтобы заделать окно. Поступлению холодного воздуха с улицы эта временная мера почти не препятствовала, равно как и не стала бы препятствием и для какого-нибудь человека с улицы. – Слава богу, что Чарльз здесь, – я до смерти перепугалась! – говорила Кристен в телефон. – Не знаю, наверное, грабитель. Просто все это, при всех этих убийствах… Она передала ему телефон, и максимально спокойным голосом он, как мог, успокоил ее родителей, которые вполне обоснованно встревожились. Идеальный бойфренд должен быть надежен и непоколебим – качество куда более важное, чем верность их дочери. Чарльз нажал на «отбой», а потом взял ее обеими ладонями за голову. – Послушай. Я никогда никому не позволю что-нибудь тебе сделать. – Я не могу чувствовать себя в безопасности даже в своем собственном доме! – Давай тогда поедем ко мне – все-таки шестой этаж и хорошая охрана. Она явно сомневалась. – И мы всегда можем пожить в Форт-Ханте – там до тебя уж точно никто не доберется. А в универ нас будет возить шофер. Он помог ей собраться – Кристен была не из тех, кто чувствует себя бодро, разбуженная посередь ночи. Открыл медицинский шкафчик, чтобы прихватить с собой свой экседрин и ее лекарства, и тут поймал себя на том, что неотрывно смотрит на маленькую оранжевую бутылочку. Еще не открытую – ту самую, что забрал для нее в аптеке пару дней назад, по пути на встречу с Андре и Хлоей в библиотеке. С тех пор Чарльз и думать про нее забыл, но теперь она почему-то бросалась в глаза. Эта бутылочка, полученная по рецепту – на этикетке был напечатан ее адрес, – лежала у него в сумке, которую он оставил без присмотра почти на час. Хлое этого за глаза хватило бы, чтобы сунуть туда нос. 39 Обратный отсчет: 11 дней Мои вдребезги разбитые веб-камеры давно в мусорном баке, а значит, я могу спокойно переодеться перед «свиданием». Десять вечера, и Уилл ожидает увидеть блондинку по имени Даниэла в блестящих кожаных брючках, не особо разборчивую в отношении мужского пола. Надеваю не обтягивающие кожаные брючки, а джинсы с достаточно глубоким карманом, чтобы вместить мой пружинный нож. Место встречи – косящий под старину бар под названием «Плющ и кролик» – выбрано не с кондачка, поскольку по пятницам там всегда полно народу. Останавливаюсь в дверях, ухватив взглядом равнодушного хипстерского вида бармена и двух парней, посасывающих пиво в углу. Уилл сидит в полном одиночестве на высоком табурете и смотрит баскетбол по телевизору, жуя с приоткрытым ртом. Проскальзываю на один из соседних табуретов и вытаскиваю нож, который тут же прячу в широченном рукаве своей блузки-размахайки. Прижимаю его острием ему к внутренней стороне бедра – металл протыкает джинсы, но не прокалывает кожу. Глаза Уилла становятся просто огромными. Вижу осознание ситуации, которое он как-то ухитрился разлить по своей тупой физиономии. – Хватит играть в прятки! У тебя времени только до двадцать третьего октября, чтобы отдать мне видео. Я знаю, что оно у тебя. – Ты, мля, совсем того? – Он натужно сглатывает. В рту у него, должно быть, пересохло, поскольку я это просто слышу. – Да. – Чуть ослабив нажим, свободной рукой достаю телефон. Он подается ко мне всем телом и шепчет: – Я тебе ща могу так вмазать, что твоя башка вон в тот угол улетит! – Можешь. Хотя станешь ли? На глазах у всех? А ты в курсе, что с тобой будет, если я не получу видео до двадцать третьего числа? Сую ему под нос свой телефон, на котором открыт «Снэпчат». – Какого хера ты свихнулась на этом двадцать третьем? Не обращаю на него внимания, но, едва увидев мой телефон, он хмурится, явно выбитый из колеи. Чиркаю пальцем по экрану, чтобы он увидел сотни строк сообщений. Эмодзи с сердечками и всякими «чмоки-чмоки, люблю тебя». – Ты… ты общалась с моим братом? – Дейви не слишком-то смышлен для девятиклассника. Он по уши влюблен в девушку, с которой познакомился в интернете. Видишь, как все просто? Теперь просекаешь, что произойдет с малышом Дейви двадцать третьего, если я не получу видео? Его глаза становятся еще больше. Не моргая, смотрю на него в ответ. – Это же еще мальчишка! Мой младший брат! Да как ты?.. – Думаешь, я забыла Бретта? Уилл непроизвольно дергается, когда до него доходит, что я только что сказала. Бретт, его верный и закадычный друг, который держал телефон Уилла в ту ночь и снимал происходящее, хотя мог спасти меня. Это печальная, холодная правда, дорогие друзья и соседи[92]. Никто и пальцем о палец не ударит, чтобы вас спасти. – Бедный Бретт – слишком уж «местечковый», чтобы поступить куда-то помимо Ратгера[93]… Но мне-то оказалось как раз в жилу, что он местный и все такое. – Склоняю голову набок. – Какая трагедия – это ДТП сразу после Дня благодарения! Он был бухой за рулем? Ну, теперь уже даже и никакая аутопсия не покажет, когда тело так обгорело. Только одни головешки и остались. – Ты! Долбаная! Психопатка! – Я принимаю себя такой, какая я есть. – Мягко прихватываю его пальцами за подбородок. – Двадцать третье октября. Ты. Меня. Понял?