– Ну да, – отозвалась Маи. – Бывает сложновато объяснить, что подсказывает тебе твоя девичья интуиция. – Аллё, все это уже популярно изложено в «Даре страха»![115] Когда я говорю, что в присутствии этого человека чувствую себя крайне неуютно, можешь просто воспринимать меня всерьез? Я не шучу. – Уже нашли, кто оставил лабораторию незапертой? Когда они только познакомились на какой-то встрече аспирантов, именно основная направленность диссертации Елены и придала ей блеска в глазах Маи, которая просто-таки обожала тему реальных преступлений и не пропустила ни единого эпизода «Точки отсчета»[116]. Но суровая реальность заявила о себе, когда их отношения стали более серьезными и Маи начала спрашивать Елену, не может ли та область, в которой та занимается исследованиями, каким-то образом накликать беду на их жизни. – Одна из лаборанток. В принципе, нормальная добросовестная девчонка, но при том, что тут происходит, все уже на пределе. Кстати, у меня есть кое-какие новости на этот счет. Елена прервалась, чтобы откусить от эмпанады, которая оказалась сальтеньей[117] – как раз как она любила. Откуда-то впереди донеслось завывание сирен. Маи шумно выдохнула, когда появились двое полицейских на мотоциклах, поднявшие руки и остановившие поток транспорта. Когда ожидался проезд какого-нибудь кортежа, полиция возникала без всякого предупреждения и моментально перекрывала движение, чтобы дать дорогу веренице бронированных седанов и лимузинов – никогда не поймешь, кто там внутри и как долго придется ждать. – Похоже, сколько-то придется тут посидеть. Маи запустила руку в свою короткие, стоящие ежом черные волосы – подобный имидж Елена никогда не смогла бы себе позволить. Разломив эмпанаду пополам, она предложила половину Маи, которая с благодарностью взяла ее. – Если у тебя есть какие-то слухи, то рассказывай не спеша и с выражением. Елена фыркнула от смеха. – Вообще-то на самом деле это хорошая новость, – сказала она. И в самом деле, когда Елена ее услышала, словно гора свалилась у нее с плеч. – Мне тут кое-кто шепнул, что совсем скоро арестуют того, кто убил тех двух студентов. – Погоди-ка, что? В каком это смысле «кое-кто»? – Леонард хорошо знает одного из детективов. Тот сегодня приходил к нам в офис, и мне удалось разобрать, о чем они разговаривали за стенкой. – А разве твой кабинет через стенку? – Ладно, я приложила к двери чашку и прижалась к ней ухом, – призналась Елена. Маи расхохоталась. – И что, это действительно что-то дает? – Ну да. Во всяком случае, кое-что было слышно. Похоже, что вся эта история связана с наркотиками и они близки к тому, чтобы произвести арест. То, о чем ей нельзя было говорить, но очень хотелось, – так это какими напряженными оказались последние несколько недель, особенно с Леонардом. Елена считала, что убийство сразу двух студентов, участвующих в программе, – это уж слишком для простого совпадения, но Леонард категорически не разделял подобного мнения. Он полагал, что повышенная склонностью к риску неизбежно ставит людей в опасные ситуации, а так уж вышло, что психопатов неудержимо тянет к рискованному поведению. Оба пару раз пытались обсудить, стоит ли ставить в известность остальных участников программы, но Леонард всякий раз был решительно против. И раз уж он не обращал на ее озабоченность этим вопросом никакого внимания, то Елена не видела ничего зазорного в том, чтобы подслушать его приватную беседу с детективом. Правила конфиденциальности в программе строго запрещали ей делиться любыми сведениями со своей невестой – которая, разумеется, не знала, что Майкл и Келлен входили в группу, с которой работала Елена, – и это фактически вынуждало ее врать, хотя обычно она никогда не врала Маи. – Слава те господи, – с набитым ртом проговорила Маи. Обе наблюдали за проносящейся мимо вереницей полицейских автомобилей с завывающими сиренами, за которой опять последовали мотоциклы, а потом сверкающие, безликого вида черные автомобили. Елена улыбнулась, впервые за несколько недель увидев свет в конце туннеля. Было просто ужасно получить такой неожиданный удар по программе – не знать точно, что произошло, и не чувствовать себя в полной безопасности, даже сидя в собственном кабинете. Теперь можно было выбросить из головы образ Келлена, лежащего на полу в луже собственной крови, и сказать себе, что все это оказалось лишь трагическим следствием целой серии неправильных жизненных решений – в точности то, что сказал Леонард. Теперь, когда дело должны были вскоре закрыть, жизнь неминуемо войдет в обычную колею, и все могут вздохнуть с облегчением. Тем же, о чем она не могла рассказать вообще никому – ни Маи, ни Леонарду, особенно сейчас, поскольку до сих пор еще пребывала в некотором испуганном замешательстве, – была совсем крошечная навязчивая мыслишка, которая уже приходила ей в голову не раз и не два. Теперь казалось глупым думать на эту тему, но две недели назад был момент, когда она работала за компьютером, анализируя полученные данные, и в голове вдруг промелькнуло: «А это не может быть Тревор?» У нее не было абсолютно никаких свидетельств тому, что он даже просто знал обоих убитых. Оба были такого сорта ребята, с которыми Тревор никогда не стал бы дружить или даже просто общаться, – такого сорта ребят он бы скорее даже возненавидел (хотя планка, за которой начиналась ненависть Тревора, была довольно низкой). Елена бездумно строила такие предположения исключительно на основе собственной интуиции и вот теперь корила себя за предвзятость. Она была рада, что так и не поделилась своими подозрениями с Леонардом – он мог счесть ее непрофессиональной или попросту истеричкой, или заподозрить ее в недостатке некого изначального уважения к пациентам. Резкий скачок от чисто субъективного «этот человек вызывает у меня неуютное чувство» к практически безапелляционному «этот человек может быть убийцей» являлся наглядной иллюстрацией того самого узколобого подхода к решению возникающих проблем, с которым сам Уимен решительно боролся на протяжении всех последних десятилетий своей жизни. А тут одна из самых доверенных его ассистенток вдруг позволяет себе делать необдуманные выводы, демонстрируя в точности такую непрофессиональную скоропалительность! Елена была рада, что никому так и не призналась в этой своей тайной мысли, и даже еще больше радовалась, что оказалась не права, подозревая самое плохое относительно одного из своих пациентов. 51 Встретились они на станции метро «Шо». На Андре был плохо сидящий блейзер – одолженный у Маркуса, у которого такого добра было в избытке, – в попытке выглядеть старше. Хлоя более или менее точно скопировала манеру одеваться Елены и нацепила очки с простыми стеклами. Она хмуро оглядела его. – Мог бы и поубедительней прикид подобрать. Интересно, подумал Андре, когда они садились в поезд, уж не держит ли она дома целый гардероб специально для таких маскарадных целей. Потребовалось аж пять тщательно сформулированных, с каждым разом все более длинных писем, адресованных Мире Уэйл, невесте бывшего, а ныне покойного аспиранта Уимена Джона Фиолы, научная работа которого, похоже, у единственного имела хоть какое-то отношение к НДР. Мира не ответила ни на первое сообщение Андре в «Фейсбуке», ни на второе, которое они с Хлоей на сей раз старательно сочинили вместе, пытаясь выдать себя за аспирантов Уимена, которым позарез требовались диссертация Фиолы и его неопубликованные работы. В итоге Хлое как-то удалось стырить официальный бланк с «шапкой» лаборатории, и они составили официальное сухое письмо, пересыпанное психологическим жаргоном и несколькими фальшивыми адресами электронной почты, которое отправилось вслед за остальными. И вот наконец удача – бывшая невеста без особой охоты согласилась на встречу. – А ты, гм, сделала то, что сказал Чарльз? – шепнул Андре, когда они устроились бок о бок на жестких сиденьях. Прочие немногочисленные пассажиры в вагоне метро читали газеты либо уткнулись в свои телефоны. Подняв взгляд на Хлою, он обнаружил, что та смотрит на него с полнейшим отвращением. «Ну естественно, сделала, как ты посмел хоть на секунду сомневаться во мне?» – ясно говорил этот взгляд. Андре завозился со своими часами, еще раз проверяя, отключено ли отслеживание местоположения. – Как думаешь, они постоянно используют геолокацию? Интересно, скоро Елена и все остальные заметят, что мы ее отключили? – Любая техника регулярно глючит, – отозвалась она, пожав плечами. – Просто коси под дурака. И не радуйся, что теперь мы в полной безопасности – сомневаюсь, что так уж сложно отследить наши передвижения и без всяких часов. Мы все живем в кампусе. Не такая уж и проблема выяснить, с кем мы чаще всего общаемся, на какие лекции ходим и где тусуемся. Подумай обо всем, что ты постишь в соцсетях. Подумай про все те случаи, когда ты даже просто куда-то идешь – всегда исходи из того, что за тобой могут следить, поскольку, кто бы это ни был, этот человек хорошо знает свое дело. В качестве дополнительной меры предосторожности на станции «Галерея» они немного поплутали по переходам и эскалаторам, запрыгнув в готовый к отправлению поезд лишь для того, чтобы перейти из вагона в вагон и тут же выскочить обратно, запутывая возможного преследователя. С каждым днем Андре все сильней казалось, что за каждой закрытой дверью таится кто-то, готовый вдруг выскочить и наброситься на него, что из каждой темной машины на него тайком поглядывает кто-то, замысливший недоброе. Он сидел в аудитории, пытаясь сосредоточиться на лекции, но был способен думать лишь о том, не наблюдает ли за ним кто-нибудь в этот самый момент. Теперь во время сна он держал бейсбольную биту прямо в кровати, а не под ней. Андре не знал, надолго ли его еще хватит, поскольку все это становилось все более и более выматывающим. Выйдя из поезда на станции «Восточный рынок», они стали подниматься на эскалаторе. – Давай ты возьмешь основные переговоры на себя, – предложил Андре. Прищурившись, Хлоя оторвала взгляд от карты в телефоне. Так-так. Он предлагает это, поскольку выдумывание детально проработанной лжи заставляет его нервничать, а она сама проделывает это просто на голубом глазу? – Просто к белым у людей больше доверия, – объяснил Андре. Он ожидал, что Хлоя хотя бы делано возмутится и скажет, что все это не так, но она лишь кивнула, добавив: – А еще я красивая. Мира жила в районе Капитолийского холма, на улице, запруженной яппи, катящими дорогущие детские коляски, и с плакатами в окнах, гласящими: «Ненависть здесь не приветствуется»[118]. Андре шел чуть позади Хлои, неустанно обшаривая взглядом улицу и высматривая кого-нибудь, кто мог уделять им повышенное внимание. Дом Миры представлял собой краснокирпичный особняк в викторианском стиле с заросшим садиком перед ним. Хлоя без всяких колебаний надавила на кнопку звонка. Наступила долгая пауза – Андре уже подумал, что хозяйка дома забыла о назначенной встрече, – но наконец из-за двери послышалось шарканье, и им открыли. Мира оказалась не особо-то юной теткой на последних сроках беременности, с блестящими волосами. – Да? – произнесла она несколько скептическим тоном, расположившись в дверях в позе того, кто готов в любую секунду захлопнуть дверь перед носом у торгового агента. – Я Дженнифер, а это Брайан, мы аспиранты доктора Уимена, – сказала Хлоя, сумев даже сам тон Елены изобразить более или менее убедительно. – Большое спасибо, что согласились нас принять. У нас всё уже в самом разгаре – скоро представлять реферат на диссертационный совет, а работа Джона, как назло, словно сквозь землю провалилась. – Сожалеем о вашей потере, – ввернул Андре. Мира прислонилась к дверному косяку, поглаживая свой раздутый живот. – Ваша работа имеет какое-то отношение к диссертации Джона? – Мы работаем с одним и тем же источником данных, – объяснила Хлоя. – Вот почему нам просто позарез нужна его диссертация – чтобы проверить, не столкнулся ли он с той же проблемой противоречий в первоисточниках, что и мы. В библиотеке вроде должно храниться два экземпляра, но оба куда-то девались. – В самом деле? Странно. Тон бывшей невесты совершенно ясно намекал, что ей все эти их заботы совершенно до лампочки. – Мы надеялись, что у вас сохранился экземпляр. Мира неопределенно повела рукой, что можно было трактовать как угодно – имея в виду то ли свою беременность, то ли обручальное кольцо у нее на пальце, то ли дом у нее за спиной, внутренность которого они так и не смогли разглядеть. – Все это было… сто лет назад. – Простите, – сказала Хлоя. – Мы не намеревались поднимать этот вопрос, когда вы… ну, сами понимаете. Заняты и все такое. Судя по виду Миры, та хотела поскорей от них отделаться, но тут подал голос Андре: – Очень печально думать, что каким-то идеям Джона так и не суждено реализоваться… Он был настоящим гением, даже еще студентом. – Я не хочу сказать, что у меня вообще нет его диссертации, – тут же сказала Мира. – Вот как? – встрепенулась Хлоя. – У нас с Джоном был бокс на складе временного хранения – его мама за него платила. После того как его не стало, я была в таком состоянии, что вообще ни с чем не хотела иметь дела, по правде говоря. Попросила своего брата сгрузить туда целую кучу нашего барахла – в основном одежду, всякие университетские бумаги и старую мебель. – Этот бокс до сих пор ваш? – Мама Джона так и продолжала за него платить, а я все никак не могла собраться с силами, чтобы его освободить. Андре совершенно не представлял, к чему она ведет, но решил перехватить инициативу. – Если вы думаете, что диссертация по-прежнему там, то как вы посмотрите на то, если мы засучим рукава и вычистим вам этот бокс – в обмен на возможность взглянуть на нее? Вид у Миры был несколько скептический, но предложение ее явно заинтересовало. – Насколько я понимаю, вам давно хотелось все это упаковать и закинуть в «Добрую волю»[119], но никогда не было на это времени, – Хлоя показала на ее огромный живот, – а просто выбросить жалко?