– Надеюсь, успеет спрятаться, – шутливо говорит Женя, обводя глазами нашу жилплощадь. – С мамой и сестрой живёшь? – Да, пока да. Мама помогает, не так устаю… – Без помощи никак, согласна. А как же няня? Игнат предлагал? – Предлагал, я взяла на заметку, но лучше сама. Не доверяю я этим няням. Проходим мимо комнаты сестры, оттуда, как обычно, токсичные, модные басы льются. – А что за музыка? – притормаживает. – Сестра балуется, не обращай внимания, – вспоминаю о своей проблемной сестрице, которая периодически даёт нам жару и пытается даже привести в дом сомнительных личностей и своей компашки. – Дымом пахнет! Стыдно становится перед гостями. Сестра моя неисправима совершенно! Сколько раз мы пытались её приструнить – бесполезно. – Пройдём на кухню, чай стынет. – Пройдем… С сестрой позже поговорю. Злая я на неё! Совести нет совершенно. Всё выскажу, но не при гостях же. Даже поздороваться не вышла, хотя я предупреждала, что Женька заглянет, а она как обычно, головой покачала, не отрывая глаз от телефона, а уши наушниками заткнула – за длинными волосами не видно. Кирюшку в кресло-качалку сажаю, давая в руки погремушку, детворе раздаю конфеты и сок, а Жене чаю наливаю, рассказывая подробности своей непростой истории. Она конечно же их знает, но некоторые моменты я вновь проговариваю, мне нужен совет. Поскольку я сейчас на распутье застряла. Я запуталась… Не могу разобраться в своих собственных чувствах и принять решение насчёт Игната. Может, всё, что он говорит насчёт Инесс правда? Не любит её. Связь с ней – ошибка. По пьяни, чтобы гештальт закрыть? Фух… Не могу об этом думать. Даже думать больно! Воображение к делу подключается и гадости всякие отвратительные рисует, как они вдвоём, голые… он её… сзади, спереди, во всех позах… Прикасался, гладил, целовал. А потом меня этими же руками и губами. НЕТ! Это ужасно!!! Это травма для меня на всю жизнь. Гордость блокирует чувства. А сердце до сих пор любит и тоскует… В какой-то момент чуть не срываюсь, готовая простить, когда чувствую и вижу его метания, боль в глубине его глаз, тоску в голосе, горечь в словах! Но рьяно сдерживаюсь. Потому что так надо! Такой я человек. Мягкий. Добрый. С ранимой и чуткой душой. Я должна быть другой! Но себя переделать сложно. Всю жизнь люди пользовались моей наивностью и добротой. Поэтому я упорно продолжаю работать над собой. – Мало ли, если Игнат квартиру предложит, не отказывайся, – выражает своё мнение Женька. – Своё жильё лучше конечно же, а ты, как всегда, добрая душа, маме с сестрой квартиру на алименты купила, а себя с дыркой в кармане оставила. – Нет, неправда, – усмехаюсь. – Я отложила. Правда потом то туда, то сюда. На съёмную какая-то часть суммы ушла, на врачей. У меня деньги есть, но мы на них сейчас живём. Насчёт ещё одной квартиры я пока в раздумьях. – Пусть Игнат как следует вину свою заглаживает! А ты подарки принимай, пусть ребёнка обеспечивает! Это его обязанность! Ты уже гордость свою показала, не сдалась за пять минут, это хорошо. Но квартиру бери! Мне было бы некомфортно жить с крохой в таких условиях, где воняет сигаретным дымом, слышится за стенкой мат-перемат и наверно парни всякие снуют, да? – Это недавно всё началось. – На улицу её гоните, раз дылда уже здоровая выросла! – Мама против. Сколько раз я скандалила, всё в бес толку. Не может, рука не поднимается! Жалеет Арину, потому что без отца росла, вот итог. Аринка в университет поступила, в десяти минутах отсюда расположен, поэтому и живёт с нами в общаге. Да и мать её не пустила бы в общежитие после её резкой смены характера. Говорит, не пройдёт и месяца, как в поддоне принесёт от неизвестно кого из общаги. – Поступила? – удивляется. – Она? – Ну как поступила… Не без моей помощи. Я ей учёбу оплатила, чтобы хоть как-то помочь не скатиться окончательно. Она умная, на самом деле, но загуляла. До восьмого класса на одни пятёрки училась… – Ну ты блин мать Тереза! – А что ты предлагаешь? Забить на Арину, смотреть как родной человек катится на дно? Я не могу… Я так не могу… Не такая. Пыталась, не смогла себе переделать. Душа за неё болит! За неё, за маму! За всех, Жень. – Приструнить соплячку надо, вот и всё. Рука твёрдая нужна, или дом вам спалит. Но я бы на твоём месте уехала отсюда, раз ты не можешь повлиять на ситуацию. Ты никому ничего не должна. – У мамы со здоровьем не очень, я не могу их бросить. – Жертвенной такой тоже нельзя всю жизнь быть! Пусть мужинёк твой бывший квартирой грешки замаливает, а маме сиделку найдёт и соплячку прижучит, если так уж любит тебя, что готов на всё. Пусть попотеет как следует! А ты, главное, не торопись с прощением. Вообще не советую прощать, не сразу, так точно. Наблюдай за ним, год, два, три – пусть доказывает, что действительно любит, что его слова не брошены на ветер, что не сорвётся ещё раз, увидев на горизонте новую короткую юбку! Пусть время станет проверкой честности его слов. – Я не могу простить его только, потому что квартиру подарил. – Нет, ты не поняла, – цокает языком, – квартира, подарки дорогие, рестораны – это одни из немногих шагов к искуплению. Он должен не деньгами тебя завоевать, а достойными поступками. Если уж действительно тебя так сильно любит… А там, действуй, как сердце подскажет. Но быстро не прощай. – Я и не собиралась, – говорю горько, делая глоток крепкого чаю. – Молодец! Вечер проходит хорошо и уютно. Спустя два часа Женя с ребятнёй уезжает, а я отмечаю, что моё настроение после общения с подругой улучшилось. Мне действительно стало легче. Душу, что называется отвела, сделала выводы, разобралась в себе, приняла решение. За ними только-только закрылась дверь, телефон на тумбочке завибрировал. Беру его в руки на дисплее мигает имя. Игнат… * * * – Ты завтра едешь в поликлинику с Кириллом на осмотр? – от низкого, немного бархатистого голоса где-то под лёгкими сжимается. – Да. Надо же, он помнит. Каждый месяц, в первых числах, мы ездим по врачам. Планово. Кирюше уже три месяца, так что это будет наш третий визит. – Я бы хотел поехать с вами, можно? Я соскучился очень. Хочу увидеть тебя и сына. Недавно вернулся из-за границы. Игнат пишет и звонит, периодически, но пропал на время из-за занятости в бизнесе, как обычно. Я думаю… – Лида? – настойчиво повторяет. – Да. Хорошо. Приезжай за нами завтра в десять. И быстро бросила трубку. Подруга права. Попробую сделать так, как она подсказала. Тем более, нас с Игнатом связывают договора. Я не забыла про то, что он должен проводить с Кирюшей не менее двадцати часов в неделю. Консультировалась по этому поводу со специалистами, мне сказали, могут возникнуть неприятности, если я нарушу хотя бы один пункт. Я не хочу и не переживу если опять будет суд и меня лишат материнских прав. За что? За то, что не подчинилась. Для него не будет проблемой подкупить судей, нанять дорогих адвокатов, раздавить меня как мошку. Игнат стал миллионером. Весь мир лежит у его ног. Но не я… И его это выводит из себя, что существует в мире вещь, которая ему неподвластна. Он приезжает за нами за час до приёма на одной из своих козырных иномарок класса бизнес, начищенной до блеска. Аж в глазах рябит. Дверь чёрного седана открывается, первым появляется охранник, который открывает дверь со стороны пассажирского сиденья. И выходит он… Величественный. Гордый. Не такой, как все. Будто не из нашего мира. Рассматриваю его, нервно кусая губы, прижимая к груди сыночка, не могу унять те внутренние реакции, которые начинают искрить внутри моего тела. Важно отдёрнув пиджак, расправив широкие плечи, походкой твёрдого, прирождённого лидера двинулся ко мне. – Здравствую, Лида, – от стали его голоса мелкая дрожь как от удара тока пробежала по коже от затылка вниз, заставляя волоски встать дыбом. – Здравствуй. Останавливаемся напротив друг другу. Между нами всего шаг. Но меня насквозь пронзает бешеной энергетикой Исаева Игната. Кирюша будто что-то чувствует, в миг ерзать начинает и покряхтывать, будто пытаясь развернуться лицом к нему. Будто почувствовал на духовном уровне. Своего отца… Разворачиваю малыша, их глаза встречаются и Кирилл улыбается, завороженно глядя.