— Помимо стационарных щитов, защищающие стены снаружи, там есть внутренние щиты и еще управляемый дополнительный. Он нужен, чтобы локально усилить внешние, — начал рассказывать темный паладин. — Помимо обычных поисковых заклинаний в этой крепости есть сеть артефактного контроля пространства вокруг замка. И она начинается за три сотни шагов от стен. — Откуда ты все это знаешь? — с подозрением уставился на него парень. — Я не знал, куда мы направляемся, поэтому расспросил Родгаза о всех замках в этой стороне, — пояснил Арт. — Калека умудрился собрать информацию о самих крепостях и системах их защиты. — Откуда у него эта информация? — Это единственная помощь, которую оказал клан «Белого облака». — А есть способ проникнуть в замок незаметно? — спросил Мак. — Тайных ход или… — Есть, — кивнул Чистейший. — Но он выходит в главный зал центрального донжона. Выскользнуть из него незаметно будет крайне сложно. — Для нас — да. А вот големы-оборотни могут послужить нам отличными проводниками… *** В темном сыром подвале, освещенном через небольшое оконце с решеткой под потолком, лежало две кучи соломы. На одном в обнимку с мальчиком лет шести сидела взрослая женщина. Она обнимала полуголого ребенка в лохмотьях и прижимала к себе, чтобы согреть его. В другом углу камеры на такой же куче сена лежала Левитания, свернувшаяся в клубок. Вместо одежды на ней лежало старое рваное одеяло. — Король Вильгельм возмутился и топнул ногой, — шептала мать ребенку сказку, чтобы хоть как-то отвлечь его от голода. — «Как это так? На моих землях живет ведьма? Налогов от нее нет, помощи от нее нет, по какому праву она на моих землях черную магию творит?». Послал он тогда к ней сборщиков налогов. Те указ короля выслушали и пошли к в дремучий лес. По дороге все села обошли и налог собрали. Только вот ушли они в лес, и не вернулись. Женщина поглаживала ребенка по спине и тихо продолжала шептать: — Ждет король неделю, ждет вторую. Не вытерпел он и послал еще одних сборщиков налогов, но уже с солдатами. Те снова пошли в дремучий лес и по дороге во второй раз собрали налоги. Но стоило им войти в дремучий лес, как больше их никто и никогда не видел. Рассердился Вильгельм и собрал придворных магов. Отправил их со сборщиками в третий раз. Но и они, собрав по пути в третий раз налоги, исчезли в проклятых владениях ведьмы «Черный цветок». Из дальнего угла послышался писк крыс и шуршание, но женщина на это не обратила внимания. — Тогда король очень рассердился, взял свой знаменитый полыхающий меч и отправился к ведьме сам. Снова он прошел по всем деревням и взял налог в четвертый раз. Ехал он не торопясь, останавливаясь в каждой деревушке. Вот только люду под его рукой совсем тяжко стало. С урожая они налог в первый раз отдали, во второй со своей доли, в третий раз посевное зерно сборщики налогов взяли, а когда сам король заявился — уже голодом сидели и собак доедали. Увидал это король и решил, что ведьма «Черный цветок» во всем виновата. Выхватил клинок и отправился в дремучий лес. Долго шел по дремучему лесу, но все же в ночь вышел на большую поляну. На ней рос высокий белый мох. В темноте мох светился и с него, словно бабочки с цветов, взлетали светлячки. А в центре находился прекрасный черный цветок, на который не садился ни один светлячок. Увидев это, король изумился такой красоте, но сделав пару шагов по поляне, заметил силуэт женщины. Она стояла на противоположной стороне и внимательно за ним следила. — Что тебе тут надо? — спросила она. — Я король Вильгельм! Это мои земли! Я пришел за налогом! — У меня ничего нет, — пожала плечами ведьма. — Только этот цветок. — Тогда я заберу его! — заявил король и выйдя на поляну, ухватился за стебель прекрасного цветка, но тот не подался. Вильгельм дернул со всей силы, но ничего не вышло. Когда он отпустил свои руки, то обнаружил, что они совершенно черные. Он начал тереть их об мох, но и тот становился черным и тут же рассыпался прахом. Испугался король и побежал прочь из леса. А когда выбежал к своим воинам, оказалось, что руки его черные, как смола, по локоть. И к чему бы он не прикоснулся — все в прах превращалось. Хвать он ложку — а ложка в руках рассыпается, хвать за миску и она туда же. Долго Вильгельм мучался. С ложечки его кормили, одевали и на горшок водили… Вдруг раздался скрип и послышались шаги по коридору и речь на шиматском языке. Мать тут же притихла и придвинулась к стене. Ребенка она спрятала за спину, что-то прошептав ему на ухо. — Если ты не будешь молоть языком, то никто не узнает! — Десять плетей! — возмутился второй солдат. — Ты с ума сошел? — Заткнись! Понял? Просто заткнись и помалкивай! Вот и весь секрет! Или ты решил меня сдать? — Ты за кого меня держишь? А? Я про нее говорю! А если она нас сдаст? — Ты идиот? Откуда она шиматский знать может? Да и кому она расскажет? Личу? — Ну… А вдруг? — Прекрати нести ерунду! — Слушай, мне просто страшно… — Мне в первый раз тоже было не по себе, но… Брось. Ты думаешь, я просто так в караул в тюрьму прошусь? Щелкнул засов и в камеру вошли двое солдат. — Какую? — спросил один из них. — Их тут две… или та под одеялом мужчина? — Откуда в империи мужчины? Только выродки с яйцами, да и те достались по случайности. — хохотнул другой. — Здесь две женщины. Только ту — не трожь. Мурано за нее предупреждал, чтобы следили. Один из незнакомцев шагнул внутрь камеры и направился к матери, старательно прячущей ребенка. — Есть хочешь? — спросил солдат и протянул ей горбушку хлеба. Женщина с опаской взглянула на хлеб, потом на солдата и протянула руку к хлебу. Тот в свою очередь начал оттягивать хлеб к себе, чтобы приманить женщину, словно испуганную собаку. Мать ребенка, понимая, что с ней играют, рывком выдернула хлеб. Солдат ту же ухватил ее за волосы и решительно дернул к себе. Та, успела только сунуть хлеб ребенку в руки. Уже через секунду солдат выволакивал ее из камеры. — Резвая сучка, — расхохотался второй, закрывший дверь сразу после того, как женщина оказалась в коридоре. Вскрики женщины и звуки пощечин и глухих ударов становились все тише. Пленницу утаскивали все дальше по коридору. Мальчик с перепуганными глазами и горбушкой засохшего хлеба продолжал сидеть на сене. Несколько минут он просто боялся двинуться, но затем все же встал и тихо подошел к Левитании. Та лежала на боку в позе эмбриона и, не мигая, смотрела на стену. Мальчик протянул руку с хлебом ей, но та даже не посмотрела на него. Тогда он приподнял руку девушки и лег рядом с, прижавшись к ее животу своей спиной. При этом он впился зубами в хлеб и откусывая небольшие кусочки, принялся его медленно пережевывать. — Мама говорит, что скоро за нами придет ведьма «Черного цветка», она всегда помогала простым людям, — начал шептать он, продолжая жевать хлеб. — Она убивает только королей и злых вельмож, за то, что они никогда не думают о других. За их жадность и ложь… На лице девушки не дрогнул ни один мускул, словно она не живая и ее тут нет. — А еще мама говорит, что ведьма выгонит Шимат с наших земель и мы снова будем жить, как прежде. Мама говорила, что папку не зарубили и он убежал и обещал вернуться, когда ведьма выгонит пришлых… Несмотря на каменное лицо, в глазах Левитании появилась влага. Она скопилась до такой степени, что собралась в каплю и упала на соломенную подстилку. Та, под воздействием силы девушки тут же позеленела и уже после третьей слезинки пустила ростки, и на ней появились цветы. Медленно, словно неохотно, но мальчишка не мог не заметить как у него под носом распускаются соцветия местных трав. — Что это? — прошептал ребенок и присел, разглядывая, как перед ним шевелится трава. — Как это… Тут он наконец заметил, что девушка плачет. — Это ты? Ты это делаешь? — прошептал он и, оглянувшись по сторонам, уже уверенно заявил. — Это ты! Твои слезы! Тут в голову мальчишки пришла мысль, от которой у него загорелись глаза. — Ты ведьма Черного цветка? Так ведь? Я знаю все сказки! Это ты! Теперь ты прогонишь их, ведь так? Ты можешь вернуть мою маму? Ребенок теребил Левитанию еще около получаса, но так и не добился ответа. Конец его возгласам положил звук шагов и голос двух солдат. — Зачем ты ей лицо разбил? Теперь все кровью заляпано, — ворчал один из них. — Сейчас выдернем того урода из дальней камеры — ототрет, — буркнул второй. Судя по звукам, они что-то тащили по коридору. Через несколько секунд они остановились у двери. Мальчишка тут же юркнул под рваное одеяло к Леви. — А вдруг она помрет? — не унимался один из солдат. — Что мы скажем? — Скажем, что ломилась в дверь, рычала. Мы открыли, чтобы выяснить, все ли в порядке со второй. Она кинулась на нас — мы приложили ее кулаками и закрыли обратно. Со второй все было нормально. Перестань нагонять страху. Вон, смотри — она дышит. Двое мужчин закинули голое тело женщины в камеру, а затем запнули ногами кучу тряпок, в которые она была прежде одета. После этого камера закрылась и солдаты ушли. Мальчишка снова боялся шелохнуться и не показывал носа из под одеяла. Спустя какое-то время женщина начала шевелиться и слабо постанывать, но тут снова послышались шаги. Щелкнул затвор и в дверном проеме показался солдат с миской и кожаным бурдюком. Он перевернул ее содержимое на пол камеры и кинул на пол кусок хлеба и бурдюк, после чего молча запер дверь и удалился. — Рам, золотце, — прошептала женщина. Она с трудом встала на колени и подползла к месту, куда солдат вывалил кашу. — Иди сюда. Мальчишка высунул голову из под одеяла и осторожно подошел к матери. — Надо поесть, — просипела женщина разбитыми губами и сгребла кашу руками. — Бери из моих рук. Мы ведь не собаки, чтобы с земли есть… — Мам, у тебя лицо в крови. Тебе больно?