Даниилу подниматься не хотелось. Он продолжал сидеть, даже когда Гурин встал рядом с ним. Смотрел в одну точку. — Из-за всего этого погиб молодой паренек… — сказал он. — Какой такой паренек? — Максим Бугаев. Гурин пожал плечами. — Тяжелые нынче времена. Но при чем тут вообще этот паренек? Даниил подумал, что ему потребовалось бы совсем немного времени, чтобы объясниться. Неспешно отхлебнуть немного коньяку из фляги, начать. Выложить все как есть этому гнусному Гурину. Все про себя. Неужели нет собеседника получше? Пожалуй, для такой истории не подходит ни жена, ни друг. Только враг. Он долго стоял на лестнице, держась за грудь, так, будто у него прихватило сердце. На самом деле, он просто размышлял, а руку к груди приложил лишь для того, чтобы чувствовать флягу. Тряхнув головой, он достал ее. Отхлебнул немного. Решил, что непременно хочет увидеть Алину. После недолгих поисков он, наконец, постучался в дверь ее кабинета. Было как-то нервно. Быть может, из-за неприятного разговора с Гуриным и густого терпкого осадка, будто выпил паршивого кофе. Быть может, воспоминания о прошлой встрече с Алиной так на него действовали. Он хорошо помнил тот поцелуй. В любом случае, он чувствовал себя так, будто вернулся на двадцать лет назад и вновь стал робким юношей, который стоит у входной двери, прижимая к груди папку с фотографиями. — Войдите, — услышал он приглушенный голос и схватился за дверную ручку. Алина сидела за столом. Увидев Даниила, она поначалу немало удивилась. Хотела было что-то сказать, но промолчала. Ее губы изогнулись в улыбке, легкой, приветливой. — Какой сюрприз, — сказала она. Даниил знал, что ее глаза не могут лгать. Она искренне рада, что они вдвоем. Одним щелчком дверного замка можно отгородиться ото всех и вся. Просто отдаться чувству. Без остатка. Он уже пожалел о том, что выпил прямо перед встречей. Знал, что от него теперь разит алкоголем за километр. А она ведь все ближе и ближе. Чувствует его дыхание. Может, ей все равно? Может, она, в отличие от Ольги, примет его таким, какой он есть на самом деле? Даниил сделал шаг вперед, так, что оказался прямо перед ней. Она отвела взгляд в сторону. Сомневается? Но почему? — Мы оба пожалеем об этом, — сказала она и посмотрела Даниилу прямо в глаза. Он обнял ее, притянул к себе. — Я устал сожалеть и ничего не делать, — сказал Даниил и поцеловал Алину. Ее сладкие губы. Запах ее волос. И солнце, пронизывающее пространство кабинета тонкими лучами. Даниилу подумалось, что он оказался где-то далеко. Там, где уже был однажды, но с годами позабыл дорогу. Возвращение было приятным. 19 Даниил собирал вещи. За окном лил дождь. В августе 86-го на семидесятой параллели он лил слишком часто. Старый чемодан был забит под самые края, и размером своим он был чуть ли не больше самого Даниила. Комната опустела — в ней тяжело было находиться, и удушающее чувство тревоги настигало каждую новую минуту, отсчитанную часами на стене. Время неизбежно бежало вперед, и мольба Даниила, скромная и наивная, по-прежнему не доносилась до небес. Он не мог остаться с Алиной. Он должен был лететь на другой конец страны с матерью. Истеричной и порою жестокой, но все же матерью. — Я пройдусь, — сказал он в пустоту и в ответ не услышал ничего, кроме скрипа открытой форточки, через которую сочился в квартиру холодный, сырой воздух улицы. Закинув на плечо сумку, он вышел из квартиры, спустился по лестнице. Он блуждал по улицам в одиночестве. Не потому, что с ним никто не хотел видеться, нет. Просто бывает такое состояние у человека, когда ему нужно покопаться в самом себе. Даниил делал на этом поприще далеко не первые шаги, но был еще слишком молод и неопытен, оттого воспринимал все с пресловутым юношеским максимализмом. Жизнь закончена. Впереди — туманное будущее, холодные скалы. Взгляд, пустой, отстраненный, гулял по окнам домов. В них горел чужой свет. Все же, в этом мире, в этой стране, провозглашающей единство взглядов и целей, все по-своему одиноки. Такова, вероятно, человеческая сущность. Одиночество у каждого свое. Интересно, чем сейчас занимается отец? Задав себе этот вопрос, Даниил болезненно скривился. Он все еще был зол на него, но состояние это постепенно сошло к какому-то паршивому минимуму и превратилось в своего рода привычку. Привычку, с которой тяжело было расстаться. И теперь, в силу своего подавленного состояния, он готов был винить отца во всех бедах, что приключились с ним за последнее время. Чтобы хоть как-то отвлечься от накатывавшей волнами тоски, Даниил достал из сумки фотоаппарат и стал делать снимки домов и улиц. В окне ее комнаты горел свет. Алина была дома, и Даниил, поддавшись внутреннему порыву, поспешил к ней. Постучал в дверь. Позвонил. Дверь оставалась закрытой слишком долго, но Даниил не смел сдаваться. Он давил и давил на кнопку звонка, пока не услышал щелчок дверного замка. Алина ничего не говорила. Просто смотрела на него, и во взгляде ее читались вопрос и негодование, и еще много чего. Веснушки на ее носу и щеках будто потухли, практически растворились в бледности кожи. — Зачем ты пришел? — спросила она. — Потому что не мог не увидеть тебя, — ответил Даниил, немало удивившись. — Завтра ты уедешь навсегда, а я останусь здесь. Одна. Так зачем нам видеться теперь, если все равно ничего уже не изменить? Даниил пожал плечами. — Потому что мне каждая минута рядом с тобой дорога, — от былой его застенчивости, казалось, не осталось и следа. — Я вернусь, рано или поздно, я обещаю. Чуть поживу с матерью, и когда пойму, что она сможет быть одна… когда я стану старше, я приеду к тебе. И мы будем вместе. Слышишь? Так и будет. Я обещаю. И снова тишина. — Может, чаю хочешь? — предложила Алина. Они прошли на кухню. Алюминиевый чайник стоял на электрической плите. Из его носика с натугой вырывался пар. Алина достала печенье и пачку индийского чая со слоном на упаковке. Кинула заварку в кружки, налила кипяток. — А где все? — спросил Даниил. — Мама с папой на день рождения к друзьям ушли, а Егор на тренировке, — сухо ответила она. — М-м… Он хотел сказать что-то еще, но слова терялись, а темы для разговора, которых раньше было несметное количество, вдруг позабылись. Она махала ножкой и смотрела в окно, вытянув тонкую шейку. В профиль она выглядит еще прелестнее. Так подумал Даниил, отпивая чай из маленькой кружки. — Можно я тебя сфотографирую? Алина с укоризной посмотрела на него и снова отвернулась. Можно было подумать, что вопрос свой Даниил вслух и не задавал — ответ на него растворился в пыльном воздухе кухоньки. — Я ведь на самом деле не могу иначе. Не могу остаться, — продолжал говорить он. — Почему ты молчишь? Бывает, что молчание становится дороже золота. Оттого нежное объятие было куда важнее, чем череда ненужных, давящих вопросов. Даниил встал на колени перед ней, сидевшей и тосковавшей у окна, и, обхватив руками, прижался головой к ее плоскому животику. Он чувствовал, как где-то над его головой гулко, тревожно билось чужое, но столь родное сердце. Даниил поцеловал ее, прикасался к ней аккуратно, будто держал в руке нежный цветок. Порой, все же, прижимал к себе покрепче, словно боясь отдать его злым северным ветрам. А она улыбнулась, ведь не в силах была держаться строгой, показушной. Она открылась ему всем телом… Когда разгоряченные губы коснулись шеи, она томно выдохнула. Легкая приятная дрожь прокатилась по спине и сконцентрировалась в области живота. Она обвила тонкими бледными ручками его голову и прикоснулась губами ко лбу. Близость заставляла ее напрягаться. Чувство страха перед неизвестным немного сковывало движения, оттого она самой себе казалась неуклюжей. Сомневалась. Ей хотелось быть ближе и, в то же время, убежать как можно дальше. Жажда близости стала нестерпимой. Впредь незнакомое чувство разлеталось по всему телу, бежало по венам, и голова становилась тяжелой. — Я боюсь, — сказала Алина шепотом, но слова ее прервал новый, непохожий на другие поцелуй. Цветку нужно время, чтобы раскрыться. За опущенными шторами, в теплой комнате, где уютно и спокойно. Ведь красота не терпит спешки. Медленно, не боясь испортить свои чудесные лепестки, цветок раскрывается сам по себе, отдавая, тем самым, все самое прекрасное. Тот вечер был похож на сказочный сон. Лежа голышом на кровати, они молча смотрели друг на друга. Улыбка проскакивала на еще не остывших после поцелуев губах. Дождь по-прежнему отбивал по карнизам медленный ритм, а ветер накладывал поверх грустную мелодию. — Скажи, что будешь любить меня всегда, — попросила она. — Я буду любить тебя всегда, — ответил он, нисколько не сомневаясь в том, что так оно и будет. После они расстались. На двадцать лет. Часть третья «Основная версия» 1 Простыня с незамысловатым рисунком скомкалась, превратилась в бугорок на диване, так что Даниил лежал спиной на колючей диванной обивке. Алина лежала рядом, положив голову ему на плечо. Они оба курили. Пепельницей им служила кружка, на дне которой остался недопитый кофе. Окурки чуть слышно шипели, падая в жидкость. В воздухе витал сладостный аромат. Он снова и снова заставлял любовников соприкасаться телами, ласкать друг друга. Падал густой ноябрьский снег. Стрелка настенных часов ушла чуть за десять, но темнота подступила много раньше. Началась долгая полярная ночь.