2 Ловы оказались знатными, удалось завалить с десяток молодых кабанчиков, но всех затмил вепрь Александра. Молодой князь с блеском в глазах рассказывал, как он догнал раненого зверя, как по самую рукоять загнал нож, умалчивая о роли боярина и тем более незнакомого пса. На радостях воевода пригласил всех на пир. Демьян обрядился в заветный подарок. — Зря ты, Робша, эту рубаху одел, — князь увидел зеленое сукно через распахнутый ворот кожуха. — С чего это зря? — Олексич дерзко вскинул бровь. — А с того, — князь понизил голос, — а ну как на пиру, кто холстину признает. Да допытываться начнут, откуда у тебя рубаха взялась. Станут говорить, мол, куряне с бродниками якшаются. — Не станут, — угрюмо отмахнулся Демьян. — Как знаешь, в случае чего на тебя все валить стану, — предупредил Александр. «Кто бы сомневался!» — усмехнулся про себя боярин. Гости вступили на богатый двор воеводы. Вроде бы хоромы у Федора были попроще княжеского терема, где успел обжиться Святослав Липовецкий, и места по меньше, и сени не так искусно резьбой убраны, и оконца поуже. А все же сразу было ясно, что здесь, а не за соседним забором сидит хозяин заставы. И так во всем. Хитрый воевода никогда не лез вперед, всегда держался согласно положению, чуть поодаль от князей, вроде бы как со всем почтением, первым в разговор не вступал, шею в поклоне сгибал, но куряне оставались гостями, пришлым и временным явлением, а Федор — центром здешнего мира, который он долго и тщательно выстраивал. Рязанские князья далеко, где-то за Вороножскими лесами, а здесь у края степи от воеводы слова и дела зависели жизни людей. Не далекие князья, и уж тем более не приблудившиеся, он — правитель этой земли. Демьян был уверен, что проницательный Федор Евсеевич давно уже догадался, что липовецкая дружина засела здесь самовольно, но воев у воеводы вороножского было втрое меньше (даже, если привести подмогу из Чертовиц), а уронить своего достоинства он не хотел, поэтому хитрый лис делал вид, что верит Святославу. Вот и сейчас на пиру в просторной горнице во главе широкого стола с надменным видом сидел Липовецкий князь, десное место было оставлено Александру, а Федор скромно уселся по левую руку. Но лавки и стол, как бы случайно были повернуты так, что всякий, кто входил первым кидал взгляд на воеводу, и лишь потом на князя. Демьян невольно усмехнулся этой уловке, Федор ему определенно нравился. — Алексашка, где бродишь!? — недовольно крикнул Святослав. — Негоже опаздывать, коли брат ждет. — То они с Робшей про вепря в десятый раз баяли, так и задержались, — это была злая шутка любимца Липовецкого князя Фильки Буяна, пользуясь расположением Святослава, Филипп мог себе позволить поддеть даже Ольговского князя. Александр гневно сжал кулаки. — А что ж и не порассказать, коли есть о чем, — поспешил вступиться за своего князя Демьян. — Как, Филька, завалишь вепря, так мы и тебя десять раз послушаем. А про то, как ты давеча у колодца девок красных ловил, да по хребту коромыслом получил, так про то нам слушать и не хочется. — Не было такого… — начал оправдываться Буян, но голос его потонул в общем хохоте. Алексашка был отомщен, он довольно похлопал Демьяна по плечу. Ольговские расселись на приготовленные для них места, пир пошел своим чередом. Буян кидал на Олексича злые взгляды, но Демьян не обращал внимания, цапаться с липовецким боярином ему было не впервой, да и кулаки друг друга они успели опробовать. Пока Демьянка был мал, он неизменно уходил с расквашенным носом или рассеченной губой, когда же подрос, худо стало Фильке, да, ой, как худо. Поэтому-то Буян сейчас проглотил обиду и только недовольно раздувал ноздри. Сбитня воевода выставил мало, оправдываясь, мол, негде взять, а вот мяса вдоволь, ешь, покуда пузо не лопнет. Все и налегали, быстро работая челюстями. Хмельное заменял квас. «С матушкиным кваском, конечно, не сравнить, но тоже ничего», — Демьян жадно отхлебнул из чаши. Рядом с воеводой сидела, скромно опустив головку, хорошенькая молодая женщина, с добродушным выражением лица. Из-под тонких ниточек черных бровей испуганно сверкали угольки карих глаз. Она явно смущалась от такого количества людей. Богато обшитый жемчугом повой[2] и сверкающее серебром оплечье[3], как будто давили на хрупкую красавицу, не давая ей вздохнуть полной грудью. Снующие вокруг столов челюдинки[4] время от времени обращались к ней с какими-то вопросами, но она терялась еще больше, не зная, что им ответить. Было видно, что хозяйкой дома она стала недавно, и с новой ролью еще не освоилась. Александр жестом подозвал Демьяна: — Гляди, Робша, какая краса этому старому хрену досталась, — шепнул он Олексичу, указывая на жену воеводы, — румяная как пирожок, так бы и откусил. — Эх, княже, думал бы ты о княжне рыльской, — пожурил дружка Демьян. — Нудный ты, Робша, — отмахнулся от него Александр, продолжая сверлить взглядом хозяюшку. Федор, заметив внимание молодого князя, слегка нахмурил брови, нагнулся к жене, что-то прошептав. Молодая женщина тут же встала, поклонилась гостям и поспешно вышла из горницы. — Что ж ты, Федор Евсеевич, жену от нас отослал? — ухмыльнулся Святослав. — Не дал нам красой твоей Устиньи полюбоваться, от пригляда не убавилось бы. Вдоль стола пролетели смешки. — Голова у нее от духоты закружилась, — спокойно ответил воевода, умело скрывая раздражение, — пусть у себя отдохнет. — Что-то Федор у тебя все домочадцы расхворались, — Липовецкий князь подмигнул брату, — видно плохо ты о них заботишься. — Как умею, — сухо отозвался воевода. Холопки принесли новые крынки с квасом, и стали обносить гостей. Одна дородная телом девица замешкалась за спиной у Демьяна и вдруг сунула ему что-то за шиворот. Легкое и шуршащее, это что-то скользнуло вдоль хребта и осело в районе поясницы. Олексич удивленно уставился на девку, но та даже не поворотила головы, продолжая подливать квас гостям. «Это же береста, — парень начал прощупывать пальцами через рубаху загадочный сверток. — Это от нее, точно от нее! Надо переговорить с этой девицей». Холопки, выполнив работу, стали выходить. Демьян быстро вскочил из-за стола. — Ты, куда это, Робша? — схватил его за руку Миронег. — До ветру, — буркнул Олексич. В плохо освещенном переходе он догнал пухленькую девушку. — Эй, подожди, — шепнул он ей. Девица вздрогнула и ускорила шаг, но Демьян в три прыжка догнал ее, перегораживая рукой дорогу. — Не бойся, мне лишь узнать… — Что ж вы липовецкие-то неугомонные такие, уж и к холопкам моим пристаете, — раздался насмешливый голос воеводы. — Он ко мне не пристает, — испуганно пискнула девица, — заблудился боярин, спрашивал, как на двор выйти. — Вона как, — всплеснул Федор руками, — так ступай прочь, сам боярина уважу. Девка, подобрав подол, кинулась бежать. — Знатная рубаха у тебя, Демьян Олексич, где взял красоту такую? — ласковый голос холодком пробежал по спине молодого боярина. — Где взял, там уж нет, — с досадой огрызнулся Демьян. — Нет, это уж точно, — взгляд Федора цепко уперся в Олексича. — Все б вам на чужое рот разевать. — Мне чужого не надобно, а свое заберу, — мрачно ответил Демьян. — А твое ли? — воевода сузил глаза. — Мое. Федор вдруг расхохотался и отечески потрепал парня по голове. — Хороший ты вой, Демьян Олексич, только не с теми князьями в одной упряжке бегаешь. — А в Переяславле, значит, лучше князья сидят? — хмыкнул Демьян. — Тише. Нынче при тихих спокойней живется. — Ну, это поживем — увидим, при ком там спокойней. — Думаешь, тебе твои пожить дадут? — очень серьезно без всякой усмешки спросил Федор. — На все воля Божья, — перекрестился парень, ему хотелось быстрей закончить неприятный разговор. — Это точно, — осенил себя распятьем и воевода, — вот еще что, — из благодушного лицо Федора вдруг стало жестким, каменным, — ежели напакостите тут, живыми с заставы не выпущу. — Грозишь? — Демьян выдержал тяжелый взгляд. — Тебе ли грозить, нас в три раза больше. — А мы все ходы да выходы знаем, и умирать тоже умеем, надо будет и бабы топоры в руки возьмут. Понял? — Не станем мы пакостить, князь тебя обидеть не хотел. — И тебе то делать не советую. — Я на твою жену взгляд не кидал! — разозлился Демьян. Воевода расхохотался, но каким-то злым смехом. — Я те не про жену… говорю же, не твое, так и руки нечего тянуть. — Не пойму я, о чем ты, — пожал плечами Олексич. «Неужто рубаху признал, да думает, что я с бродниками в сговоре? Да плевать!» — Это хорошо, что не поймешь. Может, и я обознался, — опять добродушным тоном сказал Федор, как будто и не было угроз. Он незаметно довел Демьяна до сеней. — Вот тебе и двор. — Благодарствую, — буркнул молодой боярин. «Не зря воеводу местные боятся, я на месте князей за бороду бы его не дергал». Парень тряхнул головой, словно сбрасывая тяжелый разговор. Глубокой ночью в своей избе, озираясь на спящих по лавкам воев, Демьян пробрался, наконец, к лучине, чтобы прочитать заветную бересту. Смешным детским почерком были выведены кривые пляшущие буквы: «В полдень на кладбище. Агафья». «Агафья, ее Агафьей зовут! Как же я сразу не догадался? К Матрене посылала, говорила: «Скажешь, что от Агаши». Так она свое имя и называла. Но почему на кладбище? А вдруг это не она писала, может это ловушка? Все проверить надобно, уж здесь зевать нельзя». Он начал трясти за ногу Первушу, тот резко сел, по привычке хватаясь за кистень: — А, что?