— Да среди старух я искать и не пытался? Вот я — дурень, — парень хлопнул себя по лбу. — А я, как служба к концу подходила, потихоньку на клирос пробралась, да все на тебя смотрела, а ты в гору-то очи так ни разу и не поднял. Демьяну припомнились слова Горшени: «Ежели бы чаще в гору к небу главу свою подымали, так многое бы примечали». «Выходит, этот старый хрыч ладу мою приметил, да ничего мне не сказал!» — И что ж тебя певчие с хоров не прогнали? — улыбнулся он Агафье. — Да они к шалостям моим с детства привыкли, — девушка беспечно махнула рукой. — А наши хорошо поют, верно? — Верно. — Отец Леонтий долго с ними разучивал, говорил, что они тянут: «Кто в Ростов, а кто во Псков», а потом ничего, приладились. За говорливостью Агаша пыталась скрыть смущение, она то поднимала на парня дивные глаза, то прятала их под опушкой ресниц. За спиной раздались торопливые шали, это девки, увидев незнакомца рядом с Агафьей, заспешили к ней. — Агаша! Все ли ладно? — крикнула Матрена. — А-а-а.., — многозначительно ухмыльнулась она, признав Олексича. Агафья с Демьяном быстро вскочили с колен, отряхивая налипший снег. Парень свистнул, из засады, поправляя шапки и одергивая кожухи, вышли Вьюн с Проней. — Пойдем по лесу прогуляемся, — предложил Демьян, — а девок вон орлы мои баснями поразвлекут. Пронька у нас много разных басен знает, не хуже Баяна. Агаша растерянно посмотрела на подруг. — Да иди уж, — махнула рукой Матрена. — Только, чур, не баловать, — подмигнула она Олексичу. — Так, Агафья Федоровна, батюшка же браниться станет, он же сказал — не долго, — заволновалась пухленькая. — Да мы недолго, Купавушка, — Агаша откинула упавшую на грудь косу. — Демьян Олексич, а как же тати? — некстати брякнул Проня. — Какие тати? — удивилась зеленоглазая. Демьян кашлянул, намекая олуху, что надо помалкивать, но Пронька намека не понял: — Так бродят здесь в округе, ты ж сам говорил. — Никого здесь нет, — вступился, уже во всем разобравшийся, Осип. — То тебе спросонья померещилось. — Да как же…, — начал было неугомонный Проня, но его резко оборвал Демьян. — Ну, вы тут о татях потолкуйте, а мы пойдем, — он повел рукой, пропуская Агашу вперед. Быстрым шагом они углубились в чащу. 4 Лес лениво потягивался, скрипел стволами и ветками, разбуженный обманным теплом. Длинный узкий овраг уводил пару все дальше и дальше. Оба теперь молчали, глядя себе под ноги. Демьян от чего-то оробел, ему хотелось взять деву за руку, но он помнил свое неосторожное обещание без разрешения не хватать, а вот спросить все никак не мог. — А пес твой меня на ловах выручил, — наконец первым нарушил он тишину. — Дружок? — удивилась Агафья. — Он. Вепрь подранок на меня поворотил, а у меня только сулица, а тут Дружок как из ниоткуда выскочил, да вепрю на хребет прыгнул… Так вот. Я уж решил, что ты ведунья, да мне пса на выручку послала. — Что ты, — смеясь, замахала руками Агаша, — я ворожить не умею. А про Дружка ты диво рассказываешь, батюшка говорит — дармоед он, проку от него нет. Бегает сам по себе, где вздумается, дом сторожить не хочет, на охоте тоже, вместо того, чтобы с другими псами в загон идти, убежал не весть куда … явился домой уж затемно. Батюшка давно бы его прогнал, если бы не память об Иванушке. Любил братец Дружка крепко. — Это твой батюшка зря, добрый пес. — А как вы на вепря с сулицами пошли? — припомнила Агафья. — Отчего рогатины не взяли? — Подсказать было некому, разумницы вот такой рядом не было, — отшутился Демьян, он осмелел и осторожно приобнял девушку за плечи, она не отстранилась. — Отчего ж сразу имя свое не открыла, да к другой вывела? — слетел, давно вертевшийся на языке, вопрос. — Обиделся? — виновато спросила дева. — Да было немного, — улыбнулся Демьян. — Так зачем? — Проверяла, — с трудом выдавила из себя Агафья. — Проверила? — продолжал допытываться парень, заглядывая ей в глаза. — Проверила, — совсем уж тихо прошептала она. — Да я же за обиду отдарилась. Нешто тебе не понравилось? — Понравилось, очень понравилось. — Я каравай сама пекла. — Добрый каравай был, во рту таял. Мне вот только отдариться нечем, да как домой приедем, на торг пойдем, выберешь, что душа пожелает. — Домой? — эхом повторила Агаша. — Разве ты забыла, что замуж за меня пойти согласилась. Увезу тебя в Ольгов. К удивлению, он заметил, что по щеке Агафьи побежала слеза, а глаза наполнились непонятной тоской. — Ты что же… ехать со мной не хочешь? — спросил он опавшим голосом. — Хочу, — выдохнула Агаша, — очень хочу! — и вдруг, уткнувшись лбом в плечо Демьяна, зарыдала. — Ну, что ты, что ты, родная, не плач! — Демьян совсем растерялся. — Отец за тебя не отдаст, никогда не отдаст! — девушка смахивала со щек непослушные слезы. Парень осторожно начал помогать ей, высушивая влагу горячими губами, они стали нежно целоваться. — Отчего же ему не отдать тебя, чай я не смерд какой худой! — разгоряченный поцелуем с волнением быстро заговорил Олексич, — В старшей дружине при князе хожу, с поля боя не бегал никогда, стыдиться мне нечего. Отец у меня — тысяцкий в Ольгове, двор богатый, и сельцо есть на пропитание, а коли мало, так я еще не стар, семью без куска хлеба не оставлю. Чего ж ему еще надо, кого он в зятья себе ждет — князя али царевича ордынского? — Рязанца, — Агафья опустила голову, — сказал, липовецких ему и князей не надобно. — А чем ему липовецкие не угодили? — с легкой обидой в голосе допытывался Демьян. Девушка вся напряглась, не решаясь ответить. — Понимаешь… он сказал… говорил, что вы…, — стала подбирать она слова. — Что мы? — взял ее Демьян за подбородок, окунаясь в зелень глаз. — Покойники вы, — дрожащим голосом прошептала Агаша. — Князья ваши дурные, смерти ищут, себя губят и вас в пропасть толкают. Кровь у вас рекой скоро потечет… Да я так не думаю, правда не думаю! — Знаю, чьими словами батюшка твой молвит, — лицо парня исказила злость. — Воевода ему то ваш внушил, он и мне про то пел. Только рано он нас хоронит, мы еще поживем! Пусть отец твой того дурня не слушает. Ногайцы уйдут восвояси, мирно будет. Князья липовецкие с рыльскими породнятся, сильней станем, и рязанским на зависть. Да что же в Переяславле спокойней чем в Курске? — горячился Демьян. — Тоже ведь на краю степи живут! — Так все, только батюшке до того и дела нет. Знай, свое твердит, как тетерев на току. Он как рубаху твою приметил, уж так шумел, так шумел, чтобы я и взгляд в вашу сторону не кидала. — Не отдаст, так я тебя умыкну! И без него в Ольгове повенчаемся. А мои батюшка с матушкой, не бойся, только рады будут, они уж и не чают меня женить. — Как же ты меня умыкнешь, коли мы с тобой уже долго гуляем, домой вернусь поздно? Отец больше даже и на двор не выпустит, не то, что за ворота. Не увидимся мы больше! — в голосе девы звучало отчаянье. — А ежели мы с тобой грех совершим, да явимся к нему? — Демьян сам поразился, вылетевшему из своих уст бесстыжему вопросу. Агаша широко раскрыла глаза, щеки заалели. — Изобьет тебя до смерти…, а коли выживешь, так может и повенчает, — неуверенно ответила она. — Так я не боюсь, за тебя и смерть приму! — он выжидающе посмотрел на деву. — Срамно, все пальцем станут тыкать, ворота с петель ночью снимут. — Да, что ж у вас не было такого никогда? Батюшка твой разве не так оженился? Забудется все, перетерпеть только надо, зато вместе будем, детишек нарожаем, душа в душу жить станем, — змеем искусителем продолжал увещевать красавицу Демьян. Агафья растерянно окинула взглядом лесной овраг: — Да тут и негде, сыро да снег. «Негде, но можно», — прочитал ее ответ парень, приятное волнение пробежало от макушки до пяток. Совсем недавно он робел, не смея даже коснуться руки любимой, а теперь его просто распирала отчаянная удаль. — Как негде? Будет сейчас все! — Демьян бросился к двум сосенкам, неведомо как затесавшимся среди дубравы. Хвойные красавицы десятилетки, уцепившись корнями за край оврага, приветливо протягивали лесу свои пушистые ветви. Их безжалостно и стала обламывать мужская рука. Демьян складывал в кучу сосновые лапы. Агафья с бледным лицом, на котором яркими пятнами горел румянец, не шелохнувшись, смотрела, как растет зеленое ложе ее то ли женского счастья, то ли позора. Обстриженные сосны остались плакать смоляными слезами, а парень суетливо скинул кожух, расстилая его на лапнике.