— Дома скажу, — он сказал это так проникновенно и многообещающе, что у Полянской мурашки побежали по коже. Его улыбка, обаятельная и белозубая, вызывала у нее невыносимое желание немедленно поцеловать его. Когда они вернулись домой, мужчина основательно встряхнул елку и внес ее в дом, чтобы обледеневшие иголки растаяли и она немного подсохла. По дому тут же разнесся неповторимый острый аромат хвои, а вместе с ним и это особенное предпраздничное настроение: легкость, веселье и ожидание чуда. Елку поставили в ведро с песком, которое девушка обмотала тюлем, и отнесли в зал. Елку в доме бабушки не ставили много лет, но девушка знала, где хранятся старые потускневшие игрушки, которые, наверное, можно считать антиквариатом. Еще в детстве Злата любила перебирать их. И теперь, осторожно сняв коробку со шкафа, девушка принесла из кухни вафельное полотенце и, опустившись на пол, стала осторожно доставать хрупкие стеклянные шары, шишки, сосульки, зверюшек и верхушку. Она вытирала их и раскладывала на ковре. Дорош в это время как раз заканчивал на кухне резать сыр, сыровяленую колбаску и мясо. Открыв штопором бутылку красного вина, он взял два стакана и вышел из кухни. В распахнутых дверях зала он остановился, оперся плечом о косяк и тихонько стал наблюдать за Златой. Она, увлеченная елочными украшениями и мишурой, не замечала его, а ему нравилось украдкой следить за ней. Ее шелковистые пшеничные волосы рассыпались по спине и падали на лицо, девушка отмахивалась от них, пытаясь убрать за уши, но это помогало ненадолго. Витале нравилось смотреть, как она морщит носик, когда ей что-то не нравится, или хмурится, если не получается. Или как щурит от усердия один глаз, или критично сжимает губы «уточкой», или как улыбка, легкая и неуловимая, касается ее красивых губ, когда что-то получается так, как ей того хочется, или когда она что-то вспоминает, что-то хорошее, доброе… Он мог часами вот так смотреть на нее. Она притягивала его, как огонь. Да она и была огнем, вся такая деятельная, задорная, непоседливая, неугомонная, веселая, невероятно добрая и чуточку наивная. Уезжая от нее, погружаясь в другой мир, он мог и неделю не приезжать. И иногда ему удавалось не думать о ней. Бывали мгновения, когда, поддавшись настроению, он подумывал: а не расстаться ли им? Он затягивал разлуку между ними, испытывая самого себя на выносливость, как бы ставя эксперимент. Чаще всего она даже не звонила и не спрашивала, когда он приедет. Но потом вдруг просыпался среди ночи и долго не мог уснуть, как бы ни пытался. Ворочался с боку на бок и вспоминало ней. Он думал, и сердце сжималось от невыносимого желания сию секунду вскочить с кровати, завести машину и поехать к ней. Он и ехал, и до боли сжимал ее в объятиях, целуя ее веснушки на носу, зарываясь лицом в ее длинные волосы… Злата обернулась и улыбнулась ему. — Знаешь, здесь, оказывается, еще и огоньки есть! Помнишь, когда-то такие были, наверное, еще советские. В моем детстве такие были. — Помню, — мужчина улыбнулся. — Ну и долго ты еще будешь возиться с этой елкой? — поинтересовался он. — Нет. Только огоньки, кажется, не работают. Виталя, посмотри огоньки! — Злата… — поморщился мужчина. — Я, между прочим, уже и вино открыл. — Ну, пожалуйста… — умоляюще протянула девушка, проникновенно заглядывая в его глаза. — Ну, ладно, только сначала давай-ка выпьем! — когда она так смотрела на него, он не мог отказать. — Давай! Мужчина поставил бутылку и стаканы на стол, налил в них вина, потом принес нарезку и сыр, потом еще и дольки апельсина и виноград. — Ничего себе! Так у нас просто королевский пир! — Злата поднялась с пола и подошла к столу. Оторвав от ветки винограда крупную сизую ягоду, она отправила ее в рот и взглянула на мужчину. Он лишь усмехнулся и протянул ей стакан с вином. — Ну, за вас, Злата Юрьевна! — сказал он. — Нет, за ночь накануне Рождества! — возразила она. — Как скажете! — Дорош засмеялся и залпом выпил свое вино. Девушка тоже выпила и потянулась за сыром. — Может, елку нарядим потом? — с мальчишеской улыбкой на губах Виталя сделал шаг в ее сторону. Девушка звонко рассмеялась, а в ее больших голубых глазах заискрились озорные искорки. — Нет, пойдем, ты мне обещал! — девушка поставила стакан на стол и, взяв его за руку, потянула за собой. Дорош притянул ее к себе и, обвив руками талию, как бы нечаянно коснулся груди. — Что-то об этом своем обещании я плохо помню… — прошептал он ей на ушко. Закусив нижнюю губу, девушка ловко вывернулась из его рук и, подобрав с пола гирлянду, вручила их Дорошу. Тяжко вздохнув, мужчина разложил их на столе и стал рассматривать, а Злата принялась наряжать елку. В воцарившейся тишине было слышно, как трещат дрова в грубке, где-то под полом скребется мышь да за окном завывает ветер, бросаясь в окна колючими снежинками. Они не разговаривали, но то и дело поглядывали друг на друга, и в этих взглядах было куда больше смысла, чем в непроизнесенных словах. Да и вряд ли можно было бы сейчас облечь в слова то, что оба чувствовали. Дорош сходил за дедовой сумкой с инструментами и ловко отрезал лам почки, которые не горели, скрутил провода и замотал их изолентой. Потом проверил огоньки и протянул их Полянской. Наряженная елка матово поблескивала игрушками, а разноцветные огоньки отражались в потускневшей мишуре. Злата постояла немного, любуясь собственным творением, а потом повернулась к мужчине: — Красиво, правда? — Правда. Иди сюда. Улыбнувшись, девушка танцующей походкой подошла к Дорошу и, взяв обе его ладони в свои, развела его руки в стороны и прижалась к нему всем телом. Мужчина тихонько рассмеялся. — Налить еще вина? — Ага! — кивнула девушка и, привстав на цыпочки, коснулась губами его подбородка. Они выпили еще вина, а потом вместе с остатками праздничного ужина переместились на пол к открытой дверце грубки. Виталя разостлал одеяло и поманил девушку к себе. Они часто так сидели в последнее время. Он обнимал ее, она тихонько смеялась, заглядывая в его глаза. Они болтали и целовались, а потом перемещались в спальню, но чаще так и оставались на этом одеяле и только глубокой ночью шли спать. Но сегодня после того, как вино было выпито и они съели все, что было на тарелках, Дорош не поспешил заключить девушку в объятия, чтобы заняться с ней любовью. Вместо этого, легко вскочив на ноги, он подошел к столу, где лежал ноутбук, открыл его и навел курсор на папку с музыкой. Щелкнул наугад уверенный, что из динамиков польется медленная лирическая музыка. И не ошибся. Первые аккорды заполнили собой комнату. Девушка сидела на одеяле, обхватив колени руками, и не сводила с него глаз. Когда он подошел к ней и протянул руку, поначалу решила: он собирается пригласить ее на танец. Вообще-то романтические порывы были не в характере Дороша, но сейчас, когда он выпил, да и обстановка была такая… — Вы приглашаете меня потанцевать, Виталий Алексеевич? — игриво спросила девушка, протягивая ему свою руку. — Не совсем, — он притянул ее к себе, обнял и двумя пальцами приподнял ее подбородок. — Мы ведь нашли елку, так? — спросил он. — Так, — согласилась девушка, еще не до конца понимая, что он имеет в виду. — И мы поспорили на желание, было такое? — допытывался мужчина, причем допытывался весьма серьезно. — Ну да! — Я хочу, чтобы ты танцевала для меня. У Златы округлились глаза. — Че-го? Как? — заикаясь, спросила она. — Ну как… Медленно, красиво, с раздеванием. — Что-о-о? Я так не умею! — Ничего не хочу слушать. Давай, Злата Юрьевна, спор есть спор! Мужчина отодвинулся от нее, а потом и вовсе отошел и уселся на одеяло, как раз там, где только что сидела она, оставляя девушку в полной растерянности посреди комнаты. Откинувшись спиной к стене, он свесил руки с коленей и остановил на ней свой взгляд. Девушка отвела глаза и критично сжала губы. В подобной ситуации ей еще не приходилось быть, но… Она не стыдилась собственного тела, а Дорош не ждал от нее профессионального стриптиза. Она снова посмотрела на Виталю и стала медленно двигаться в такт музыке. Покачивая бедрами и кружась, она неторопливо расстегнула молнию на толстовке и позволила ей соскользнуть с плеч. Потом чуть приподняла край футболки, обнажая плоский животик, и подняла на мужчину глаза. Он, как зачарованный, смотрел на нее, мерцающий свет тлеющих углей освещал его лицо, и Злата видела, как краснеют его щеки — верный признак того возбуждения, которое с каждым следующим движением охватывало и ее. Появился азарт. Стало просто интересно, насколько же его хватит. С каждым движением Злата Полянская становилась все смелее. Вот уже и футболка исчезла, и лямки кружевного темно-синего бюстгальтера были спущены с плеч, и ремень в джинсах расстегнут, и кружево трусиков проглядывало из-под пояса… В какой-то момент, засомневавшись и не зная, что сначала расстегнуть — застежку лифчика или все-таки еще немного помучить мужчину и снять джинсы, девушка приостановилась. Но Дорош, резко оттолкнувшись от стены, наклонился вперед и схватил Злату за руку. Она вскрикнула, но, кажется, даже испугаться по-настоящему не успела, оказавшись в его руках. Его губы покрывали поцелуями ее лицо, ушки, шею и грудь. Полянской было щекотно, она тихонько смеялась и обнимала его. А потом их губы встретились, и мир вокруг в буквальном смысле перестал для них существовать… Глава 22 Насчет отгулов, которые, кстати, ей и в самом деле полагались, Злата не шутила. На следующий день, приехав на работу, она написала заявление. Ей его подписали без проблем, и, уезжая в тот день домой, в Горновку, она твердо намеревалась на неделю о работе забыть. Дорош ведь обещал приехать первого января, и она уже заранее мечтала, как он останется на ночь, и, возможно, не на одну. Девушка запрещала себе думать о новогодней ночи, которую ей предстояло провести без него. Гоня грустные мысли, она, как, наверное, и тысячи людей на всем земном шаре, была охвачена лихорадочным возбуждением предпраздничных дней. Полянская собиралась отправиться в районный центр, чтобы купить всем родным подарки, и не только им. Злата собиралась приобрести хотя бы небольшие сувенирчики старушкам в деревне. Она намеревалась навестить их тридцать первого декабря. Лешке тоже хотелось что-нибудь подарить. Ведь он уже не раз обещал послать все к черту и после Нового года устроить себе рождественские каникулы в Горновке. Перед Новым годом она хотела побывать у родителей, а еще накупить всяких вкусностей и впервые в жизни самостоятельно приготовить угощения к праздничному столу. Но звонок из школы заставил ее несколько изменить планы. В районный центр Злата, конечно, съездила, подарки купила, вкусности разные тоже, да и к родителям на пару часиков забежала, но вот тридцатого декабря, едва ли не в самый канун Нового года, ее просили явиться на работу. Завуч приехала из санатория и собирала экстренный педсовет. Школьный автобус во время каникул не ходил, поэтому в школу девушка поехала на рейсовом, благо в тот день он шел по расписанию, да и дороги после первых настоящих метелей службы успели основательно расчистить. Педсовет не предполагал официального стиля одежды, на каникулах учителя расслаблялись. Поэтому и Злата сегодня натянула джинсы, теплый вязаный свитер, заплела волосы в колосок, надела серенькую шапочку, модную и стильную, которую только вчера купила, обула высокие сапоги на натуральном меху и довершила наряд коротенькой черной шубкой, отделанной серебристым мехом песца. В это холодное зимнее утро солнце пробивалось сквозь призрачную завесу почти белых облаков, морозный воздух, чистый и прозрачный, искрился серебром. За огородами, укутанный снегами, как мехами, спал лес. Белое безмолвие царило над деревней, и только над крышами некоторых домов вился в небо дымок. На душе было светло и легко. Даже мысли о работе и о возможных разборках не могли ей сегодня испортить настроение. Автобус к ним в деревню, как всегда, отправили небольшой, старенький, холодный, такой не жалко было гробить на ухабинах проселочных дорог. Он походил на ледяную коробку, казалось, в нем было еще холоднее, чем на улице. Забившись в уголок поближе к кабине водителя, девушка подняла воротник и сунула ладони в рукава, очень надеясь к концу поездки не превратиться в ледышку. Стараясь не стучать зубами, Злата вышла из автобуса и, чтобы не угодить в сугроб, решила подождать, пока он отъедет от остановки. Полянская уже собралась перебежать дорогу, но вдруг остановилась. Навстречу ехала машина. Солнце слепило глаза, отражаясь в снегах, а машина была почти полностью занесена снегом, наверное, именно поэтому Злата как-то не сразу разглядела темно-синюю «ГАЗель». Сердце предательски дрогнуло в груди. «А вдруг это Дорош?» Машина сбавила скорость и затормозила у школьной калитки, а Злата поспешно перебежала дорогу, пристально вглядываясь в лобовое стекло. Это действительно был Виталя. Улыбка расцвела на губах. Злата подняла руку, намереваясь помахать ему, и не сразу увидела, что он не один. Мужчина обернулся, только сейчас заметив ее. Злата перевела взгляд на женщину, захлопывающую дверцу кабины, и улыбка медленно сошла с губ. В полной растерянности она смотрела вслед удаляющейся Марине Александровне, а смелости, чтобы поднять глаза и посмотреть на Дороша, вдруг не нашлось. Она стояла, оглушенная и потерянная, а недостающие кусочки головоломки складывались в голове… И все показалось таким простым и до невозможности понятным… Девушка почувствовала, как глаза наполнились слезами и прикусила губу. «Господи! Боже мой, нет! Нет! Это неправда! Это не может быть правдой!» Она не могла так обмануться! Виталя, ее Виталя и есть тот самый обаятельный подлец, о котором рассказывали девчонки в сентябре? Муж Марины Александровны Яблонской? Это неправда! Нет!