Злата нуждалась в Лешке, с каждым новым днем убеждаясь в этом все больше. Ее решение забыть Виталю было единственно правильным. Девушка не сомневалась в этом. Она понимала, что сможет его забыть, но только если рядом все время будет Лешка. Полянская тоже не хотела с ним расставаться, боясь мыслей, воспоминаний. Но волновалась она зря: проводя дни напролет на свежем воздухе, девушка, едва касаясь головой подушки, тут же проваливалась в глубокий сон. Даже сновидения ее не тревожили. Она была бесконечно благодарна парню за все, что он делал и для Горновки, и для нее лично. Благодарна за терпение, за доброту, за понимание, за благородство. Сегодняшний вечер был последним перед Радуницей. Сегодня особенно не хотелось возвращаться домой. Завтра вечером Леша и Злата собирались в Минск. Собирались надолго, и сегодня ребята хотели насладиться тишиной и покоем, чтобы потом в Минске вспоминать эти апрельские вечера. Леша неторопливо перебирал струны, а Злата сидела, обхватив ноги руками и склонив голову к коленям, и смотрела на огонь. Лешкино молчаливое присутствие, тихие аккорды гитары, трель соловья где-то в зарослях у сажалки, сливаясь в единое, волшебное, проникали в душу чем-то беззаветно прекрасным. Чем-то, что не имело названия, да оно и не нужно было. — Лешка, а спой мне что-нибудь, — не поднимая головы, попросила девушка. — Например? — Неважно. Что-нибудь, на твой выбор. — На мой? — парень на секунду задумался. — Ну, слушай тогда… Как будто что-то вспоминая, Блотский стал перебирать струны, и вскоре получился веселенький мотивчик. Злата оторвала голову от коленей и, удивленно вскинув брови, уставилась на парня. — Сразу говорю, песня несколько дворовая и не очень-то приличная, — предупредил ее Блотский и запел: На станции одной сидел военный, Обыкновенный военный-франт. По званью своему он был поручик, Да дамских штучек был генерал. Сидел он с краю, все напевая, А поезд фуцен-муцен, перевернуцен Перерешатцен, шишка с герцен, До с канверцен, муца дрицен, муца-ца! На станции одной весьма серьезно И грациозно вошла мадам. Поручик расстегнул свои штиблеты И бросил бабки к ее ногам. Поручик хочет, мадам хохочет, А поезд… фуцен-муцен, перевернуцен Перерешатцен, шишка с герцен, До с канверцен, муца дрицен, муца-ца! Вот поезд подошел к заветной цели, Гляжу я в щели, мадам уж нет. А на полу сидит один поручик С разбитым носом и без штиблет. Пропал поручик от дамских штучек, А поезд… фуцен-муцен, перевернуцен Перерешатцен, шишка с герцен, До с канверцен, муца дрицен, муца-ца! Недоумение на Златином лице сменилось изумлением. Она смотрела пристально на парня, а улыбка на лице становилась все шире. Она никогда не слышала эту песню, тем более она никогда не слышала, чтобы Блотский такие песни пел. А уж как он пел… С придыханием, с интонацией, мимикой… Только что он сидел перед ней такой серьезный, такой задумчивый, погруженный в себя и свои мысли, и вдруг… Он превратился в обычного дворового паренька с гитарой в руках. — Ух! — выдохнул парень, повторив еще раз припев, и отложил гитару в сторону. А Злата весело засмеялась и захлопала в ладоши. — Ну? — улыбаясь, спросил он. — Здорово! Леш я и не предполагала, что ты знаешь такие песни! — Какие — такие? — Ну, дворовые, блатные… — Почему? — Видишь ли, они как-то не вяжутся с образом интеллигентного, воспитанного мальчика, который, как это говорится, от матерного слова падает в обморок! Парень засмеялся. — Ну… Возможно, я не совсем интеллигентный и воспитанный… — Ах, вот даже как? — расширила глаза девушка. — И от матерного слова в обморок не упадешь? — Не-а! — покачал он головой. — Иди ко мне, — без перехода сказал он. Злата быстренько встала на ноги, обошла костер и опустилась на землю рядом с парнем. Лешка чуть пододвинулся к ней и, обхватив руками ее плечи, прижал к себе. Зарывшись лицом в распущенные волосы, он закрыл глаза, вдыхая их аромат. Девушка чуть откинула голову назад и уткнулась затылком в его плечо. — Леш, а я недавно, знаешь, о чем думала? — сказала она. — Я даже не знаю, сколько тебе лет и когда у тебя день рождения. — Ужас какой? — притворно поразился парень. — Правда? — Конечно, тем более я тоже не знаю, когда ты родилась. Правда, я все же догадываюсь, что тебе немного за двадцать! Год назад, когда мы познакомились, ты закончила институт. — Да, мне уже двадцать четыре. А тебе? — А мне двадцать шесть. — Правда? Леш, расскажи мне снова о себе. — Я же рассказывал, помнишь? И потом, вдруг моя биография разрушит тот образ интеллигентного, воспитанного мальчика, коим ты меня представляешь? — Ну, я как-нибудь это переживу? — засмеялась девушка. — Да и для меня ты все равно останешься принцем из сказки. Знаешь, почему? Парень покачал головой. — Потому что я никогда раньше не встречала таких, как ты. Ни в школе, ни в университете… — На самом деле я не принц Злата. Я самый обычный парень с обычным дворовым детством, с песнями под гитару, драками и разбитым носом. Просто, наверное, родителя все же хотели, чтобы я вырос интеллигентным и воспитанным, я ведь у них был единственным ребенком. Да и те детские истины, навеянные книгами и фильмами не исчезли со временем оставили некий след в душе. Мне повезло не связаться с дурной компанией, а в университете… — А где ты учился? — В БНТУ. Программное обеспечение информационных технологий. Я рассказывал тебе об этом! — Тебе, на самом деле, очень идет галстук! И мне хотелось бы чаще тебя видеть при нем! — Да? — Да. — Ну мне, честно говоря, нечего тебе ответить. Я вообще-то не очень люблю весь этот официоз, за два года мне хватило этого по самое горло, но, в принципе, это возможно! Так и быть, только ради тебя в Минске я буду как можно чаще завязывать галстук! — Да? — Да.