Часть 60 из 69 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Приходи завтра к нам на завтрак, бабушка из церкви приедет, — тихо сказал парень. — Будут освященные пироги, и она будет рада, если ты придешь!
— Приду, — кивнула девушка. — А потом навестим бабу Валю и Максимовну? Вряд ли они пекли булки, отнесем им гостинцы, а потом, если дождя не будет, можем отправиться в лес, устроим пикник…
— Моя Тимофеевна напекла пирогов, рулетов и булок столько, что хватить должно на всю деревню! — улыбнулся Леша. — Не хочу тебя отпускать… — добавил он тихо через мгновение. Парень поднял ее руку и осторожно поднес к губам холодные пальчики. Лешка поцеловал их кончики, а Злата высвободила свою ладонь из его руки и тыльной стороной провела по его щеке.
— Я рада, что ты приехал, — прошептала она.
Тогда Блотский склонился к ней и коснулся своими губами ее губ. И не отступил, и не отодвинулся, да и Злата не шелохнулась. Леша приник к ее губам, целуя ее медленно и нежно, и девушка ответила на его поцелуй.
Потом, когда Лешка ушел, Злата на цыпочках, чтобы никого не разбудить, прокралась к себе в спаленку и взобралась на подоконник, чуть-чуть приоткрыв створку окна. Вкус Лешкиного поцелуя остался у нее на губах, и она подносила к ним пальцы, так, как будто могла ощутить его, коснуться. Тишина стояла за окном, и только соловей всечасно подавал голос, и звуки его волшебной, переливчатой трели находили отклик в сердце…
Целоваться с Лешкой было приятно. Ей понравилось. Злате не претили его прикосновения, и у нее не возникало желания отвернуться, отодвинуться, высвободиться из его объятий, а большего сейчас она от себя и не ждала.
Да, у нее не дрожали коленки, не перехватывало дыхание, и сердце не колотилось в груди при одном только взгляде на него. Она не испытывала невыносимого желания, и страсть не туманила рассудок… Пусть это все было непреложными признаками любви, только Полянская вдруг обнаружила, что отношения на ней не строятся. Основательные, серьезные отношения. Она будет с Лешкой счастлива.
Полянская думала о своей жизни, о мечтах, стремлениях, о жизненных принципах и чем больше думала, тем отчетливее понимала, что Леша Блотский в спутники жизни подходит ей просто идеально. О Дороше Злата не хотела больше думать, гоня прочь и мысли, и воспоминания. Каждый новый день все больше отдалял их друг от друга, когда-нибудь она его забудет, забудет совсем, вычеркнув не только из своей жизни, но и из своего сердца…
Как и обещала, в то пасхальное утро Злата отправилась на завтрак к Леше. Потом они зашли к бабе Мане и лишь к обеду, наполнив пакеты крашеными яйцами, булками, куличами и всевозможными съестными припасами, они пошли сначала к бабе Арише, потом к бабе Вале и напоследок не могли не заглянуть к Маськам.
Открыв железную калитку, они оказались на дворе, заваленном хламом. В ветхом покосившемся домишке окна были забиты клеенкой. После пожара, случившегося летом, Масько так и не застеклили их. Лишь в одном окошке дрожало немытое стекло, за которым в стаканчике из-под йогурта тянулось к солнцу комнатное растение. Дощатые двери были распахнуты настежь. Леша и Злата поднялись на прогнившее деревянное крыльцо и в дверях столкнулись с Алкой.
— О, Златуль! — воскликнула она. — Христос Воскрес!
Красные пятна на щеках и бегающие глазки явно указывали на то, что Маськи уже успели сегодня принять на грудь.
— Воистину Воскрес! — хором сказали ребята. — А мы вот тут вам гостинец принесли, в честь праздника, так сказать!
— Так вы проходите. Давайте, заходите, не стесняйтесь! Толик, — окликнула женщина мужа. — Толик, тут вот Златуля с Лешей пришли с гостинцами…
— Да мы вообще ненадолго, только вот передать хотели… — слабо запротестовала девушка.
Заходить к ним в дом у девушки не было желания. Но и вышедший Толик, и жена его оказались так настойчивы, что ребята, переглянувшись и поняв друг друга без слов, все же решились внять их просьбе. Обижать людей в такой праздник не хотелось. Но то, что предстало перед их глазами, когда они, последовав за хозяевами, переступили порог дома, едва не поколебало их решение.
Дом ведь так и не оправился после пожара. Все стены, потолок и пол были черными от копоти. Печка в аварийном состоянии. Электричество давно отключили, о чем свидетельствовала керосиновая лампа на столе, газа тоже не было, во дворе у крыльца было сложено из кирпичей что-то, на чем они готовили еду. Грязная постилка на железной кровати, давно нечищеная посуда на столе, закопченные кастрюли, всевозможный хлам, который, как подозревала девушка, Маськи таскали из помойки, запах сырости, затхлости и котов.
Как они перезимовали в подобных условиях, можно было лишь догадываться. Дров у них не было. Всю осень заготавливали их другим, таская из леса бурелом, а до самих очередь не дошла — неожиданно выпал снег… И заработки прекратились с наступлением холодов. Только и ходили они всю зиму по домам да за сто грамм чистили от снега дорожки, таскали из колодца старушкам воду, возили из леса сырые дрова, которые дымили, но почти не давали тепла. Но больше всего Полянскую потрясло другое: в соседней комнате, посередине, стоял большой старый телевизор на высоких, как раньше, ножках, занимая в зале почетное место. Злату так и подмывало спросить идет ли он, но она решила промолчать.
Всучив пакет Алке, они с Лешкой примостились на одном имеющемся в доме шатком стуле, мечтая поскорее отсюда удрать. В голове просто не укладывалось, как люди могут жить в подобных условиях, но куда более странным и страшным было другое: им нравилось так жить. Да, зимой было туговато, а в остальном все было просто замечательно…
— Как вы поживаете? — спросила девушка, нарушая тем самым неловкое молчание.
— Да нормально, Златуль, — затараторила Алка. — Вот зиму пережили, и слава богу! И веселей как-то стало… Люди приезжают в деревню, и заработки уже появились. Зимой-то нам, конечно, туго было. Но опять же, вот ты не давала нам пропасть да бабушки в деревне. Мы помогали им, чем могли, а они нам! Когда морозы сильные были, к Максимовне ходили. А так брали свою «Дружбу» и шли в ближайший соснник дрова пилить, да и тут вот у нас по соседству участок акациями зарастает, так мы и акации попилили! Они, знаешь, сколько тепла дают? В печи и есть готовили. Без электричества, конечно, муторно, но сейчас уже весна, рано светает, да и темнеет позже… А так… Ты ж знаешь, в деревне нам пропасть не дадут, а когда совсем есть нечего было, ходили на сажалку ловить карасей. Они там хоть и маленькие, но нам хватало…
— А… — открыл Лешка рот, собираясь что-то спросить но Полянская чуть заметно толкнула его в бок, опережая вопрос, который неизменно в такой ситуации задал бы любой здравомыслящий человек: «А почему бы вам, уважаемые Маськи, не устроиться на работу?» Лешка рот закрыл, решив промолчать, а они ничего и не заметили.
Толик, завалившись в угол, дремал. Периодически открывая глаза, он обводил присутствующих ничего не выражающим взглядом и снова закрывал их.
— Мы знаем, Златуль, ты переживаешь за всех в Горновке, но у нас, правда, все в порядке. Сегодня вот Пасха, работать нельзя, а завтра пойдем с Толиком к бабе Райке Голубихе, она попросила нас помочь ей с картошкой. Сегодня вот ходили, так она нас угостила, вот мы и расслабились маленько, а так, ты ведь нас знаешь, мы всем готовы помочь. И вам тоже, если надо. Когда будете сеять? К майским праздникам? Я маму видела твою вчера, так она говорила, еще пару недель будет здесь…
— Да я и не знаю, но наверное. Сейчас мама с теть Людой здесь главные, так что я не особенно вникаю в хозяйственные дела? Ну, ладно? Мы, наверное, пойдем уже!
Девушка поднялась, и Леша, который так и не произнес ни слова, последовал ее примеру. Кивнув Маськам, он вышел из дома, а Алка последовала за Златой. В темных низких сенцах она остановила ее, удержав за рукав.
— Это твой кавалер, Златуль? — понизив голос, спросила она. — Серьезный такой…
— Да это же Лешка Блотский, внук Тимофеевны, — попыталась объяснить девушка.
— Да знаю я его, конечно. Вы с ним красивая пара… — сказала она напоследок.
Не найдясь с ответом, Злата махнула им рукой и побежала догонять Блотского, который уже покинул двор. Не говоря ни слова, девушка просто взяла парня за руку, и они неторопливо пошли по дорожке вдоль заборов к началу деревни. Почему-то Леша выбрал это направление, а Злата спорить не стала, хоть до Маськов они собирались вернуться домой.
— Знаю, ты в шоке, — нарушила молчание девушка.
— И это еще мягко сказано. Я не представляю, как так можно жить! А куда смотрят власти? Почему их не заставляют работать? Ведь здесь есть поблизости совхоз, почему бы им не пойти туда?
— Ну, да, совхоз есть. И председатель, если бы захотела, действительно могла определить их туда на принудительные работы, но… Леш, а тебе не приходило в голову, что они, по сути, единственные, к кому в любое время дня и ночи одинокие старушки могут обратиться за помощью? Да, ко всем приезжают дети, да, есть я, но и мне самой зимой, когда сильно заметаю, нужна была помощь. А так я приезжала с работы, а у меня уже дорожки расчищены. Хорошо, у твоей бабушки есть дед да на том конце деревни дядь Витя, а больше мужчин нет. Дороги плохо чистят. Кому нужна эта глухая деревня, в которой стариков — раз, два и обчелся? Автобус, соответственно, не ходит. Да, пусть их нужда заставляла помогать бабулькам, но раз уж они по-другому жить не умеют и не хотят, старушкам от этого только польза. Уверена, если только председатель или участковый захотят их куда-нибудь определить, на их защиту встанет вся деревня и я в том числе!
— Злата, почему ты так все правильно поникнешь, знаешь, чувствуешь? — чувствуя себя немного виноватым, спросил Леша.
— Ну, возможно, не все так уж и правильно! Конечно, меня тоже поражает, как же так можно жить, они ведь еще не старые и если бы захотели… Но они не хотят, а прожив здесь год, я понимаю, пусть это и эгоистично, без них старушкам в деревне будет плохо, — попыталась объяснить девушка. — А куда мы идем? — спросила она, когда они оказались на краю деревни.
— А пойдем, посидим у сажалки.
— Пойдем, — с готовностью согласилась девушка.
К вечеру значительно потеплело, да и солнце, весь день робко проглядывающее из-за тяжелых низких облаков, наконец, единовластно завладело небом, посылая на землю косые предзакатные лучи. Влажная дымка поднималась от земли и плыла по полям и деревенским огородам. А там, у сажалки, лягушки уже затеяли концерт.
Пробраться к самой сажалке оказалось делом непростым. Посреди дороги разлилась большая лужа, но это их не остановило. Смеясь, как дети, они «обошли» ее по старым жердкам, коими был обнесен участок бабы Нины, и, подойдя к сажалке, уселись на пригорочек.
После зимы воды здесь значительно прибавилось. Бледное небо отражалось в чистой воде, а где-то там, на дне, яркими звездами дрожали прошлогодние листья…
Блотский предупредительно расстелил на траве свою куртку, и они сидели теперь, касаясь друг друга плечами. Глубоко втянув в себя воздух, наполненный ароматами пробуждающейся земли, Злата улыбнулась, закрыла глаза и прижалась щекой к Лешкиному плечу. Блотский, поколебавшись секунду, осторожно обнял ее за плечи и, коснувшись губами волос, вдохнул неповторимый аромат луговых цветов, исходящий от них.
Хорошо было так сидеть, молчать, наслаждаясь близким присутствием друг друга, слушать неугомонный хор лягушек в сажалке и вечерний концерт птиц в лесу. И ни о чем не говорить, не чувствуя при этом ни напряжения, ни неловкости. Казалось, они могли бы сидеть вот так до бесконечности. Беспрестанно бросая в воду веточки и камешки, они наблюдали, как расходятся круги по воде, путали одинокого карасика, заставляя его уходить на дно. Наблюдая за ним, они улыбались. То и дело Полянская поднимала к парню лицо, встречая взгляд его внимательных голубых глаз и чувствуя тепло, исходящее от него, прижималась к нему все теснее.
Домой они вернулись лишь тогда, когда сиреневые апрельские сумерки обступили их плотной стеной. Возвращаться не хотелось, но ночная прохлада, подбираясь все ближе, пробирала до костей, а Лешка был без куртки. Перебираясь обратно по жердкам к дороге, Злата чуть не свалилась в темноте в воду, а потом они бежали по пустынной дороге и смеялись. Дома, как нашкодившие дети, под незлое ворчание мамы мыли руки и то и дело поглядывали друг на друга, весело и шаловливо. Дома все давно уже поужинали. Мужчины во главе с Васькой, снова навестив Гуза, спали. Анька, так и не дождавшись ребят, задремала в кресле, и только Лена Викторовна и тетя Люда бодрствовали у телевизора. Златина мама разогрела им поесть, поставила на плиту чайник и, оставив их двоих на кухне, удалилась в столовую.
Лешу девушка провожала, когда и дом, и вся деревня давно погрузились в сон, а время перевалило за полночь. Поздний ужин, а потом еще и чаепитие растянулись надолго. Потихоньку переговариваясь, они попили чай с куличами, а потом Злата принесла ноутбук, и они вдвоем, без помех, смогли просмотреть запись концерта.
Накинув на плечи бабушкин платок, Злата отправилась с Блотским до калитки. Остановившись, они обернулись друг к другу.
— Спасибо тебе, Леша, — тихо сказала девушка, поднимая к нему лицо.
— За что? — искренне удивился парень.
«Хотя бы за то, что сегодня за весь день с тобой я ни разу не вспомнила о Дороше», — пронеслось в ее голове, но вслух она, конечно, этого не сказала.
— За то, что ты есть, — вместо этого произнесла она.
Парень ничего не ответил, просто обнял ее, привлекая к себе, и коснулся губами виска.
— Тогда и тебе спасибо, — прошептал он ей на ушко. — За то, что ты есть… У меня…
Глава 33
С приходом весны жизнь как будто снова вернулась в Горновку, разорвав зимнее оцепенение. В пустующие с осени дома снова приезжали люди: одни — только на выходные, другие — в отпуск, а были и такие, кто собирался здесь задержаться до поздней осени. С самого утра стучали крышки колодцев, лаяли собаки, кучками собирались люди.
Пока земля еще не высохла, все спешили вспахать и посадить огород. Горновка была безлошадной деревней. Лошадь Максимовны была не в счет. Никто бы и не подумал на ней пахать — после голодной зимы она еле передвигала нош. Поэтому каждую весну и осень проблема, где взять лошадь, чтобы посеять или вспахать, была здесь едва ли не единственно важной.
Кто-то звонил знакомым в соседние деревни, куда более населенные, договаривался, и как только на горизонте показывалась лошадь, в Горновке начинался переполох. Тут же хлопали калитки, народ высыпал на улицу и спешил навстречу, чтобы узнать, к кому приехали пахать, сколько стоит сотка и надолго ли лошадь задержится в деревне? И следующий неизменный вопрос: «А не запашут ли нам? Хотя бы немного? Хотя бы под грядки?»
После Пасхи как-то сразу потеплело, зазеленела травка на лугах, потянулись к небу озимые. На полях вокруг деревни каждый день работали тракторы. За одну ночь березы и вербы оделись в легкую полупрозрачную зелень. В палисадниках, обласканные теплым ветерком, качали желтыми головками нарциссы. Со дня на день должны были распуститься тюльпаны.
С каждым днем мир, окружающий горновцев, становился ярче, насыщеннее, прекраснее, и Злата Полянская, наверное, больше других радовалась этому оживлению. На глаза слезы наворачивались, когда она, гуляя в сумерках с Лешкой по деревне, видела светящиеся окошки домов, в которых наконец-то снова были люди.
Всю неделю до Радуницы Леша и Злата проводили на кладбище. Они навели порядок на могилах своих родственников, а потом принялись за те, давно заброшенные, куда уже никто не приходил. Выгребали, подметали, вырывали сорняки, таская листья, ветки и мусор на подстилке в канаву, а потом сажали маргаритки, нося из дома Полянских их целыми корзинами Искусственные цветы и букеты, давно утратившие и вид свой, и цвет, они тоже выбросили. Заменить их было нечем, а так хотелось поставить хотя бы один цветочек.
Они не один день красили кресты и ограды, пока не закончилась краска. Потом повязали на кресты широкие белые ленты — Лена Викторовна в порыве чувств выделила им старую гардину. Злата ее тщательно отбелила, порезала полосами, и получилось очень даже неплохо. Но цветочка, хотя бы одного, все равно не хватало.
Злата ничего не говорила Блотскому, зная, что у Леши с деньгами так же туго, как и у нее самой, но Лешка… на то он и был Лешка, ему не нужны были слова, чтобы понять, что тревожит девушку.
Однажды он позвонил ей и сказал, что сегодня задержится немного, но просил без него на кладбище не ходить Когда он вернулся, в руках у него была целая охапка искусственных цветов. С самого утра он съездил в соседнюю деревню, где был магазин, и купил там все, что имелось. Они разложили цветы по всем убранным могилкам, а потом, как дети, радовались результату своих трудов.
Злата и Леша чаще всего, утомленные за день, не участвовали в беседах, просто наслаждались вечерами в кругу семьи, только сейчас, кажется, осознавая, как много это значит. Но бывало, после чаепития они не засиживались на веранде. Когда солнце садилось за лес и сиреневые сумерки окутывали притихшую деревню, Лешка брал гитару и покрывало и уводил девушку подальше и от деревни, и от ее обитателей. Уединяясь где-нибудь на краю леса или у сажалки, они обычно разжигали костер и наслаждались и этими уединенными чудными вечерами, и трелями соловья, и неповторимым ароматом пробудившейся земли, и «концертами» лягушек, и высоким небом с редкой россыпью звезд, и бледным лунным светом. Они проводили вместе все дни напролет, расставаясь поздно вечером только для того, чтобы утром встретиться опять, и не уставали наслаждаться обществом друг друга. Как-то легко, светло и непринужденно было им обоим.
И они нуждались друг в друге по разным причинам, не схожим причинам, но…
Блотский беззаветно любил Полянскую и уже не мыслил жизни без нее. Уходя на ночь домой, он с нетерпением ждал утра, только чтобы поскорее увидеть ее сияющие глаза, услышать ее голос, коснуться руки. Он наслаждался ее присутствием, ему нравилось работать рядом с ней, говорить, встречаться взглядом. Злата смеялась, и у него на сердце становилось теплее, ему так нравился ее счастливый, веселый смех…
И он ждал наступления ночи, чтобы, прощаясь, снова сжать ее в объятиях, ощутить ее губы на своих губах, почувствовать ее тепло и аромат. Леша не давил на нее, ничего не говорил. не требовал больше того, что она могла дать, каждый раз оставляя ей путь к отступлению. За все это время Дорош так ни разу и не появился в Горновке, только Лешка не особенно обольщался и снова ждал утра…