Я заметил Романа издалека – статная фигура базилевса-воина выделяется даже на фоне крепких, коренастых северян-этериотов. Хотя одет он неброско, и единственной защитой Диогену служит простой чешуйчатый панцирь без следов золочения или иных украшений. В то же время от его фигуры буквально исходят львиная мощь и властность. Просто невозможно ошибиться, определяя, кто в группе наблюдающих за маневрами витязей и есть правитель ромейской империи. А вот меня император старательно не замечает даже тогда, когда конвой наконец-то прибыл в ставку и Сигурд, подойдя к государю, отчитался ему на самое ухо. Получив в ответ лишь легкий, небрежный кивок, варяг удалился, оставив меня наедине с Диогеном и его окружением. Что же, раз базилевс изволит меня не замечать, я имею полное право насладиться открывающимся с возвышения эпичным зрелищем маневров, изредка направляя свой взор на императора и фиксируя все, что вижу. Например, что у Романа уже седые виски, ярко контрастирующие с черными волосами, широкое скуластое лицо с крепким подбородком, мощная шея, словно у борца. Черты лица правильные, но в то же время чересчур резкие, будто совершенные походы и перенесенные невзгоды наложили на них видимый отпечаток. Впрочем, мои изучающие взгляды мимолетны, а основное внимание приковано к полю «боя», где только что с ревом стали сходиться пехотинцы обеих фаланг. – Впечатляет? Я даже не сразу понял, что император обращается ко мне – лишь только когда он повернул голову в мою сторону и окинул недоумевающим и одновременно раздраженным взглядом. Тут же склонившись перед ним, я постарался сгладить шероховатости: – Скорее восхищает! Подобного зрелища я ранее никогда не видел, хоть мне и довелось быть участником нескольких битв. После недолгой паузы Диоген, вновь отвернувшийся к «сражающимся», уже более довольным тоном спросил: – И каково твое мнение, посол русов, устоят ли перед моими воинами агаряне Алп-Арслана? После короткого размышления я ответил честно (двум смертям не бывать!): – Думаю, торки разбили бы это войско. В этот раз в мою сторону развернулись все присутствующие, кривя лица и что-то злобно шипя, а в глазах императора открыто загорелись гневные огоньки. – Я дважды сражался с агарянами и дважды их громил! А теперь ты заявляешь, что султан сумеет сокрушить мое войско? Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы выдержать взгляд Диогена, сохранив при этом видимую невозмутимость. Наконец, когда ярость во взгляде базилевса сменилась недоумением, я заговорил: – Я также бился с Алп-Арсланом и проиграл. Его легкие всадники очень подвижны, а лучники стреляют невероятно быстро. Противник может долго маневрировать, засыпая пытающуюся преследовать его пехоту или тяжелую конницу смертельным дождем, выматывая и ослабляя их до предела. Принимая бой на столь же обширном поле, вы обречете людей лишь на бесплотные попытки догнать агарян. Роман неожиданно остро посмотрел мне в глаза: – Говорят, ты сражался с султаном там, где его всадникам некуда было отступать? Я с достоинством склонил голову перед базилевсом: – Это так, я вступил в битву с торками на узкой горной дороге, полностью перекрыв ее фалангой. И все же конные лучники противника откатывались назад, засыпая нас стрелами. Затем мы выдержали атаку рабской пехоты агарян – гулямов и потеснили их. Но позже по нам ударил клин тяжелой кавалерии, и он разорвал наши боевые порядки. Следом в прорыв хлынули пешцы, а после в схватку вновь вступили всадники-стрелки. Враг раз за разом чередовал удары, искал слабые места – и тут же бил по ним, не позволяя мне использовать сильные стороны фаланги… Вот она, история победы Алп-Арслана. Диоген позволил себе легкую полуусмешку: – И что же такой знаменитый воин, как Андрей Урманин, посоветует мне сделать, чтобы победить врага? Ба, да он даже прозвище мое знает! Ромеи действительно заинтересовались мной – пока, правда, непонятно, к добру или к худу. – Прежде всего я рекомендовал бы вдвое, может быть, даже втрое увеличить число токсотов. Пешие лучники – вот кто лучше всех борется с конными стрелками, и, увеличив их число, вы сумеете успешно противостоять агарянам. На этот шаг необходимо пойти, даже если придется сократить несколько шеренг скутатов. Диоген ответил презрительной ухмылкой: – И это говорит человек, чью фалангу агаряне пробили копейным тараном? Я вынужденно склонил голову: – Это так. Но тяжелых всадников у султана не так и много, и уж точно не больше, чем у вас. Если он решится бросить в бой своих лучших воинов, значит, у него уже нет другого выбора. Вы же всегда сумеете закрыть возможный прорыв клибанофорами. Поверьте, будь в моем распоряжении хоть сотня закованных в броню всадников, итог той битвы был бы совершенно иным! Выражение лица императора сменилось на задумчивое, и я продолжил воодушевленно вещать: – Кроме того, в бою на значительном расстоянии себя неплохо зарекомендовал самострел. Да, его скорострельность довольна низка, зато дальность стрельбы и убойная мощь выше, чем даже у составных луков. Если у вас наберется хотя бы один ряд воинов с самострелами, то они наверняка погасят мощь и скорость таранного удара конных гулямов, да и простых стрелков-торков сумеют отогнать как минимум на один залп. Тем более длительное обучение вашим людям не потребуется, это оружие чрезвычайно простое в применении. Однако мое последнее объяснение в этот раз не нашло поддержки у базилевса – взгляд Романа из задумчивого стал недоуменным. Кажется, он просто не понял, о чем я говорю! Пришлось на пальцах объяснять, что я имею в виду именно арбалет, довольно часто встречающийся у фрязей, и тогда черты лица Диогена наконец-то разгладились. – Так ты рассказываешь о соленариях! Но почему же посол называет агарян Алп-Арслана торками? Ведь так, кажется, русы именуют скифов, кочующих у северных границ империи? Внутренне возликовав – ибо уже сейчас мне удается вложить в голову базилевса информацию, необходимую для предотвращения катастрофы у Манцикерта, – я ответил: – Торки и агаряне – родственные кочевые племена, явившиеся в наши земли из глубин Азии. Ранее они входили в единый союз, но после его распада часть степняков отступила на север и вышла к нашим землям, а часть прошла этот путь с юга. Но они помнят о своем родстве и сегодня. И честно сказать, – я огорченно покачал головой, – наемники из скифов, как вы их называете, легко предадут вас, как только почувствуют возможность вашего поражения. Лучше держать их на северных границах империи, чем отправить биться с дальней родней. Император нахмурился: – Мне самому лучше знать, где наиболее полезны окажутся воины, уже доказавшие свою преданность в бою. Как видно, слава о твоем полководческом таланте преувеличена, Урманин. Последние слова прозвучали с неприкрытой насмешкой, на что я тут же ответил повышением ставок: – И все же вы спросили у меня совета, государь, и я вам ответил. Так позвольте же мне дать вам последний, самый важный из них! Не дожидаясь утвердительного кивка Диогена, я быстро продолжил: – Не доверяйте вести в бой резерв тому, кто предаст вас. Конец фразы произвел эффект разорвавшейся бомбы. Окружающие замерли, словно их заморозило, а на лице императора промелькнул калейдоскоп чувств: удивление, страх, гнев, сомнение. Наконец Роман стер их все, нацепив маску невозмутимости, и коротко бросил мне: – Отъедем. Лишь двое телохранителей увязались сопровождать нас, держась на некотором удалении. Мы проехали бок о бок в гробовом молчании около сотни шагов в сторону Царьграда, прежде чем император заговорил: – Эти слова о заговоре – ты за них ручаешься? Я пожал плечами: – Если государь спрашивает меня, точно ли я знаю о заговоре семьи Дука – то я отвечу, что нет. Базарные слухи всегда останутся базарными слухами, даже если они и содержат в себе крупинки правды. Хотя, быть может, и не только крупинки. На смуглом лице моего собеседника залегли глубокие морщины. – И о чем же говорят на базарах? Тон моего ответа был максимально безразличен: – Что базилевс желает свергнуть императрицу и ее старших сыновей, став наконец полноправным императором – а заодно и узурпатором. Роман дернулся, будто от удара: – Но разве это слухи о заговоре Дуков? Я впервые открыто посмотрел в глаза Диогену: – В этой жизни я стараюсь придерживаться доводов здравого смысла. Здравый смысл подсказывает мне, что, став супругом василиссы, государь потеснил семейство Дука от управления империей. Здравый смысл подсказывает мне, что сие событие они приняли с неудовольствием и затаили обиду. Здравый смысл подсказывает мне, что Андроник Дука присутствует в войске прежде всего как заложник, но при этом его истинное положение не должно быть известно широким кругам – а значит, он имеет возможность действовать. До того ход сражений с агарянами всегда складывался в вашу пользу. Но что станется, если исход битвы будет висеть на волоске, что он будет зависеть от вовремя брошенного в бой резерва? Здравый смысл подсказывает мне, что Андроник предаст вас и бросит на погибель. Наконец, мой здравый смысл подсказывает мне, что Дуки могут снестись с Алп-Арсланом за вашей спиной, устроив сражение таким образом, чтобы вы погибли, – и цена поражения византийской армии станет ценой их очередного возвышения. В вашей стране славные традиции христианства и ратной доблести тесно переплетены с традициями предательства, отравления, тайных убийств и прочих ударов в спину, государь. В конце концов, сторонников можно просто купить, и тогда вы, к примеру, не получите точных сведений о приближении врага, а кто-то из полководцев не приведет часть войска на поле боя. Роман выслушал меня внимательно, даже не пытаясь перебивать. Повисло тягостное молчание, прерываемое лишь легким фырканьем лошадей. Наконец обдумавший все базилевс заговорил: – Это лишь домыслы. – Это наиболее очевидные выводы, государь. Я не поверю, что мысли, подобные моим, никогда не посещали вашу голову. Диоген скупо улыбнулся: – Ты показываешь мне свое расположение, Урманин, делишься очевидными опасениями, пытаясь расположить к себе… Но ты враг. Признаться, от последних слов, произнесенных резко и убежденно, меня пробил легкий озноб. Между тем собеседник продолжил: – Мне известно, что именно твое слово стало решающим, когда кесарь Ростислав решился на захват Херсонского катепанства. Мне известно, что ты изловчился убедить давнего союзника империи, музтазхира ясов Дургулеля, не помогать нам в войне с Таматархой. Мне также известно, что именно ты водил людей в набег на Трапезунд и позже заманил ромейский флот в ловушку. Внутренне похолодев, я все же максимально спокойно ответил: – Порой честный враг становится честным другом… Лицо Диогена перекосило от ярости, а голос его сорвался на рык: – Честный?! Ты говоришь – честный?! Тогда скажи мне честно: твои люди напали на моих союзников-венецианцев в Херсоне? На несколько тягостных мгновений сердце мое будто перестало биться, а в горле застрял ком. Между тем телохранители императора, до того мирно держащиеся позади, двинулись вперед, меряя меня – безоружного! – грозными взглядами, положив при этом руки на клинки. – Разве эта правда сейчас принесет нам мир? Роман угрюмо процедил сквозь зубы: – Отвечай. Бросив еще один мимолетный взгляд на приблизившихся этериотов, я, плюнув на все, гордо выпрямился в седле и с жаром ответил: – Да, я лично поджег их гураб в порту! А после рубился с фрязями на борту их дромона! Или ты, базилевс, думал, что мы стерпим захват городов, за которые столь щедро заплачено русской кровью?