Мне оставалось только внушить эту мысль Ростиславу и Дургулелю. Возвращение посольства из Константинополя кесарь Таматархи превратил в настоящий триумф – пусть не все его приняли, но побратим по достоинству оценил мой дипломатический успех. Готия вновь входила в состав его царства, а в Корсуни и Суроже, получивших статус свободных городов, было создано подконтрольное нам правительство из русов и наиболее лояльных греков. Последние, в свою очередь, заключили с Тмутараканью военный союз, и в оба вольных города тут же вошли варяжско-готские дружины. Кстати, дома меня ожидала радостная новость – одна из либурн, отбившаяся во время шторма, спаслась и вернулась в стольный град. Правда, ее команда ничего не знала о дальнейшей судьбе эскадры, так что в Тмутаракани какое-то время оставались в неведении на наш счет, что здорово нервировало побратима. Чего уж говорить о Дали с малышами: жена уже второй раз за год получала известие о том, что я пропал, и она, хотя отчаянно верила, что я спасусь, и столь же отчаянно молилась об этом, не находила себе места. А ведь я остался здесь именно ради нее… Но любимой половчанке и своим малышам я уделял каждую свободную минуту, временно вернув их в Тмутаракань и поселив в царском дворце. Стремление быть рядом с ними, слышать их голоса, проводить вечера вместе, играя и рассказывая сказки на ночь, баюкать детей на пару с женой, остро контрастировало с необходимостью срываться то в Магас с посольством, то в Танаис встречать наемников. И все же любимым я уделил максимум времени, проведя с ними немало уютных, ласковых вечеров… Кстати, летом я при любой удобной возможности покидал верфи в Кремнах, и тогда мы дни напролет купались и загорали на берегу теплого и совсем неглубокого Сурожского моря. Студеными зимними вечерами эти воспоминания были особенно сладостны и приятны для всех нас. Но дела государственные не ждали. Пока союз Тмутаракани и Царьграда был в силе, стоило ковать железо и сближаться с ясами, отношения с которыми заметно охладели за время противостояния фрязям в Крыму. И самой первой проблемой стало нежелание Ростислава организовать поход на Дербент. Нет, побратим ничего не имел против того, чтобы поквитаться с наследниками подлого эмира – да только кем?! После всех потерь, в том числе гибели экипажей в шторме, сил в Тмутаракани оставалось разве что на собственную защиту. Зато были немалые деньги, вырученные на торговле. Добран вновь отправился в Новгород зазывать наемников, а я принялся с жаром убеждать Ростислава, что на деле будет достаточно не самой большой дружины – хотя бы обозначить наше присутствие при штурме Дербента. Последняя идея уже больше глянулась государю, и он отпустил меня с посольством в Магас – правда, не очень веря, что Дургулель согласится поддержать это начинание. Но тут побратим крепко обсчитался: музтазхир ясов вцепился в идею реванша с Дербентом, словно рак клешнями! Особенно после того, как я прямо обозначил необходимость перехода крепости под руку царя ясов – учитывая удаленность «железных врат» от Тмутаракани, сейчас нам ее не удержать. Но такой проблемы нет у аланов, чьи владения простираются значительно восточнее. И к слову, момент для нападения максимально удачный: как оказалось, Дургулель имеет в организации похода свой интерес. Восточнее земель алан располагается древнее Сарирское царство, где живут предки будущих аварцев, кумыков, лакцев и других народов будущего Дагестана. Они столетиями храбро бились то с арабским халифатом, то с Хазарским каганатом, то с мусульманским Дербентом – и в той трагичной засаде, организованной Мансуром, пали многие сарирские воины, сражаясь бок о бок с русами и ясами. Что важно – Сарир на текущий момент является преимущественно христианской страной и связан с Аланией историей многолетней дружбы и брачных союзов, заключенных меж их царями. А в последние годы государь Сарира Току принял самое деятельное участие во внутренней борьбе за власть в эмирате «железных врат». Он поддержал ставленника своего зятя – одного из лидеров дербентской знати, и они посадили на престол десятилетнего мальчишку-марионетку. Затем собравший крупный отряд «зять» – его имя я так и не смог запомнить! – напал на Ширван, но был разбит у Шабрана, в связи с чем мальчуган-эмир «правил» всего несколько месяцев – вскоре после поражения его низложили. А ширваншах занял Дербент и напал уже на Сарир, врасплох захватив Гумик. Току пал в битве, и в его стране начался разлад – не все подчинились брату бывшего царя, христианину Уммаху. К слову, женатому на русской княжне! Захватчиков поддержали местные мусульмане, также ситуацией воспользовались осевшие в Сарире хазары, объявив о своей независимости и заняв запад страны. Ну и под занавес, вскоре после всех этих событий ширваншахи потерпели поражение от сельджуков, а в Дербент вошел сильный турецкий отряд во главе с Сау-Тегином. И вот уже третий год сельджуки удерживают «железные врата». Вот такой запутанный клубок – можно сказать, кавказский гордиев узел! Который я желаю разрубить одним ударом меча, как это сделал Александр Македонский… Перспектива возрождения осколка Хазарского каганата на границе государства ясов, как и возможность поглощения мусульманами надежного союзника представляют собой реальную угрозу для Алании. Тем более музтазхира неплохо обработали и красноречивые ромейские послы. И потому Дургулель, чье здоровье, увы, в последнее время крепко пошатнулось, без колебаний пообещал выделить сильное войско, если с нашей стороны в осаде Дербента примут участие греческие инженеры. В противном случае аланам просто нечего делать у мощнейших стен самой сильной крепости Кавказа. Окрыленный достигнутыми договоренностями, я вернулся в Тмутаракань, где энергично принялся формировать осадный обоз, собирать под свое крыло инженеров и возрождать стрелецкий корпус, вооруженный ростовыми тисовыми луками. А вскоре меня настигло сообщение из Танаиса, куда санным обозом прибыли наемники-северяне, приведенные Добраном! Случилось то, чего я так долго ждал: в Новгороде появились первые английские хускарлы – гвардейцы, чей отряд десятилетиями формировался из скандинавов и их потомков, осевших в Британии. Далеко не все они пали с Гарольдом при Гастингсе, и после битвы именно хускарлы стали ведущей силой англо-саксонского сопротивления норманнскому завоеванию. Однако, как известно, все проходит. И первые отряды потерявших родину «англичан» уже отправились на восток, желая вступить в ромейскую варангу. Но уже в самом начале пути «из варяг в греки» их перехватил Добран, пообещав воинам достойную плату за службу у русского царя на юге. Согласились не все, но и тех, кто встал под знамя Тмутаракани, набралось более четырех сотен, а к ним присоединилось еще полторы сотни наемников славянского и урманского происхождения. Так что когда в апреле Тмутаракань покинул «экспедиционный корпус», его размеры действительно внушали уважение: шестисотенный отряд варягов, тысяча лучников, три сотни греческих осадных мастеров и подмастерьев, а также полтысячи половецких стрелков-наемников из наиболее лояльных к нам родов. Во владениях ясов к нам присоединилось две тысячи всадников-алдаров и четыре тысячи пехоты – ополчение горских кланов. Дургулель признал мое старшинство над войском и обеспечил нас необходимым фуражом и провиантом на марше до границы Сарира. Глава 4 Июль 1070 г. от Рождества Христова Дербентская крепость, цитадель Нарын-кала Хазары смогли собрать тысячу всадников и тысячи под три пехоты, смело, но довольно глупо преградив путь нашей рати. Впрочем, перекрыв выход из горной долины, они исключили обход своего воинства на флангах, предоставив нам возможность атаковать только в лоб, уравняв численность одновременно сражающихся. Вот мы в лоб и атаковали – лучниками. Пешими лучниками с ростовыми тисовыми луками, чья дальность стрельбы едва ли не вдвое превосходит полет стрелы из лука обычного. Хазары не выдержали и получаса «залпового огня»: их пехота кое-как расступилась, пропуская закованную в броню конницу на белых конях (смотрелась она действительно эффектно!), но к началу ее атаки мои стрелки уже отступили. Вперед выдвинулись аланские алдары, до того держащиеся во второй линии. И вскоре две кавалерийские волны с треском и ревом сошлись лоб в лоб… Нетрудно догадаться, что, имея двукратное превосходство, ясы опрокинули старого врага прямо на ряды хазарской пехоты. Этим можно было и закончить битву – но, не желая более терять ценных всадников, я приказал трубить им отход. В атаку пошли горские пешцы. К моменту их удара противник кое-как сумел выровнять и сплотить свои ряды (но не везде), однако дух его воинов был крепко подорван. Обстрел же моих лучников и бегство конницы, слепо топтавшей своих же, привели к значительным потерям. А воины кланов, собранные Дургулелем, наоборот, шли в бой с чувством победителей, они превосходили врага числом уже практически в полтора раза, и за их спинами вскоре встали половецкие лучники. Степняки точно разили хазар, пуская стрелы над головами ясов, с каждой секундой все сильнее клоня чашу весов боя в нашу сторону. И наконец противник дрогнул. Мои воины вклинились в массу его пешцев сразу в четырех местах, медленно разрезая их строй – и именно оттуда побежали первые трусы. Пример малодушных оказался очень заразителен, а большинство сражающихся, осознав, что в узкой горловине долины неминуемо начнется давка при общем отступлении, вскоре также подались назад – успеть спастись самим! Некоторое время спустя бой закончился – началось избиение бегущих, быстро теряющих мужество воинов. При этом хазарский военачальник, сумев собрать вокруг себя остатки боеспособных всадников, не стал вновь бросать их в сечу, а приказал развернуть лошадей – и покинул долину. Но при этом отступающая кавалерия словно пробка закупорила собой проход, благодаря чему началось настоящее избиение запаниковавших пешцев. Большинство их погибло в давке, иные нашли смерть от половецких стрел и горских клинков… Уммах встретил нас на границе подконтрольных ему территорий с двухтысячным отрядом – в общем-то всеми воинами, которых ему удалось собрать. Впрочем, всерьез драться новый царь Сарира не настраивался, поскольку знал, что большую часть моего войска составляют его исконные союзники-ясы. Договорившись о взаимопомощи и заодно заключив союз – Уммах обещал организовать снабжение и выдать одну из дочерей за Володаря, среднего сына Ростислава, – мы двинулись к «железным вратам». А сарирцы, сохранившие верность государю, отправились на запад, зачищать свою землю от укрывшихся в горах хазарских отрядов. Мусульман на юге мы сбили с ходу, истребив несколько небольших групп и без боя заняв Гумик – местные жители сами открыли нам ворота. Сторонники же ширваншаха устремились к Дербенту, где недавние враги, но при этом и единоверцы, решили забыть старую вражду и сплотиться против христианского войска. Стремясь перехватить хотя бы часть их, я бросил вслед половецкие отряды – но, увы, без контроля они больше грабили, чем бились с вооруженными отрядами. Пришлось мне куманов отзывать, а пару десятков особо наглых или тупых мародеров, пойманных с поличным, обезглавить на глазах у войска. В конце концов, редкие казни за конкретные проступки только поднимают воинский дух! Победный марш через Сарир здорово завел людей, но я не разделял их восторга, ибо знал, что у стен Дербента мы завязнем надолго. Так и получилось. Албанские ворота на деле оказались настоящей твердыней, которую пытаться взять с наскока – это лишь щедро умыться собственной кровью. Впрочем, я не спешил: благодарный Уммах сдержал слово, организовав поставку провизии и дерева по моему заказу. Он даже прислал сборный отряд пешцев и лучников – видимо, как раз с целью обозначить свое присутствие. О возможности возвести на престол своего ставленника-эмира новый царь Сарира даже не заикнулся… Мои же люди принялись рубить ладьи – и к концу первой недели осады в нашем распоряжении было двадцать небольших судов. А к концу второй недели подходы к крепости и с севера, и с юга перекрыли сильные осадные лагеря, защищенные частоколом и неглубокими рвами – попробуй выдолби глубокие в каменистой почве! Всю половецкую конницу я также переправил на ту сторону – и она изгоном обрушилась на беззащитный эмират, чье войско к этому времени собралось в Дербенте. Главной задачей всадников была добыча провизии и глубинная разведка на случай прихода с юга сильного вражеского отряда. Смешанный же отряд сарирцев и ясов в тысячу клинков я отправил на запад, в горы – также вести разведку, добывать пропитание и заодно упредить на случай, если противник сумеет как-то сманеврировать силами со стороны Даг-бары. Остальные принялись собирать тараны, катапульты, осадные башни и громоздкие лестницы под чутким присмотром греческих инженеров. Честно сказать – высота и мощь огромных каменных стен, построенных когда-то персами, пугают. Чтобы пробить их, необходимы мощные трибушеты или подкоп – первых у нас нет (вообще, ромеи владеют технологией их постройки, но именно мои греческие мастера с ней незнакомы), а второе неосуществимо из-за особенностей местного грунта. Но по сути, даже чисто гипотетически, мы смогли бы сделать пролом только в городской стене, тянущейся от гор к морю. Однако даже пробившись за нее, мы займем лишь жилые кварталы, в то время как возвышающуюся над местностью цитадель придется повторно осаждать. Причем из-за высоты холма ее стены неуязвимы ни для тех же трибушетов – чтобы их снаряды развалили каменную кладку, необходимо бить по ней под прямым углом, а не снизу вверх, ни для подкопа – внутри там наверняка уже горные породы, их только бурить. Единственным преимуществом при штурме со стороны города станет доступ к воротам, обращенным к морю. Пораскинув мозгами, я решил, что штурмовать Дербент буду комбинированно и главный удар нанесу именно по цитадели. Судя по развевающимся над ней синим стягам с белыми орлами, там встали сельджуки – со слов захваченного в предместьях языка, их около полутора тысяч. Сам же город защищают до трех с половиной тысяч боеспособных и достаточно хорошо вооруженных мужчин. Изрядное число защитников, до пяти тысяч! И все же я решился на штурм, готовясь к нему в течение еще десяти дней. Но я сделал все возможное для обеспечения его успеха, желая до минимума сократить потери, продумал тактику действий – теперь все будет зависеть только от мужества воинов. И к слову, за все это время многочисленный гарнизон Дербента так и не отважился на вылазку. Хотя, быть может, дело не в нерешительности его защитников, а в логичном желании избежать крупных потерь в полевой схватке, когда имеются все шансы отсидеться за мощными стенами. Тем более что по истечении этих самых полутора недель пришли новости с юга, принесенные половцами. Ширванцы и сельджуки собрали пятитысячный отряд и сейчас спешным маршем следуют к Дербенту. Срок прибытия – три-четыре дня, не более! По всей видимости, осажденные или знали, что помощь придет, или совершенно справедливо на нее надеялись. А у меня теперь есть только один шанс взять «железные врата». И вот день штурма настал. Еще до рассвета два десятка баллист, максимально приближенных к стенам цитадели, открыли огонь зажигательными снарядами с нефтью. Эффектно пылая в темноте, снаряды едва-едва перелетали через укрепления, чтобы разбиться на крышах внутренних построек Нарын-кала. На восходе солнца пожар охватил дворец эмира, а на северные городские стены двинулись полторы тысячи аланов под прикрытием полутысячи моих лучников. Пять осадных башен, два тарана, два десятка огромных лестниц, переносные щиты для защиты пехоты от вражеских стрел… Начало штурма показалось мне довольно успешным. Подготовленные мной стрелки встали за двести шагов до стен и принялись методично, залпами выбивать обороняющихся на направление основных ударов. Для их защиты я потребовал от ясов пять сотен воинов, снаряженных ростовыми щитами, и те предоставили их беспрекословно. Ведь противник, вооруженный составными луками, доставал до моих стрелков, и тем более до них добивали небольшие скорпионы дербентцев – правда, щиты уже не спасали от их снарядов. Но пороки сосредоточили огонь на таране и громоздких осадных башнях, очень медленно, но неуклонно приближающихся к стенам. В итоге мусульмане сумели разбить и воспламенить три из них – но еще две добрались до укреплений. Грохот падающих мостков и громкий рев горцев, устремившихся в атаку, известили меня о начале схватки. Следом за осадными башнями к стенам бросились штурмовые отряды с лестницами, до того бывшие вне досягаемости стрел защитников. Они бегом пролетели метров двести под прикрытием усилившегося огня моих лучников. Вперед выдвинулись и ясские стрелки, выбивая обороняющихся из-под подошвы укрепления – правда, и потери они несут несоизмеримо большие. Но в любом случае первые три сотни воинов с лестницами благополучно добрались до цели – в отличие от загоревшегося тарана, так и не доползшего до ворот. Горцы сцепились с горцами в жестокой сече. Дружины подданных Дургулеля лучше подготовлены – музтазхир дал мне опытных бойцов! – они неплохо снаряжены и вооружены, привычны к крепкой рубке, яростны в бою. Но пока на стенах их меньше, а дербентцы защищают свой дом, свои семьи. Они справедливо не ожидают ничего хорошего для близких в случае захвата города – и это придает им мужества и стойкости в бою. Если сейчас они выдержат первый, самый дикий натиск противника и устоят, то, вполне может быть, дрогнут уже аланские ополченцы. Нельзя упустить этот момент! Какое-то время, судя по сброшенным вниз зеленым стягам защитников, дела у ясов шли неплохо – они захватили участок стены у Ворот священной войны протяженностью метров в триста. Но, судя по скинутым только что знаменам моих горцев, от ворот их начали теснить: как видно, в бой вступили дружины раисов, дербентской аристократии из числа древних арабских родов. Они понесли серьезные потери в недавней войне с Ширваном, но все равно их достаточно, чтобы свести опытных воинов в крепкий резервный отряд. И сейчас его бросили в бой. – Трубите сигнал! Гулко загремел рев крученого бараньего рога, потом еще раз и еще. Дублируя приказ, вскинул стяг знаменщик – и в ответ на стоящей в море ладье подняли парус и опустили. Потом еще раз подняли и вновь опустили – так мы подали сигнал штурмовому отряду по ту сторону стен Дербента. Сейчас тысяча ясов под прикрытием еще трех сотен моих лучников должна устремиться к более низкой, южной стене. Башен у них нет, но есть таран и также двадцать лестниц. Надеюсь, им должно этого хватить. Очень на это надеюсь. С начала штурма прошло часа два. Бойня на северной стене не стихает, но участок к западу от Ворот священной войны, что по-прежнему удерживают горцы Дургулеля, сократился вдвое. Я уже успел отправить в атаку резерв из пяти сотен бойцов с десятью лестницами. Воины сумели подняться на стены восточнее ворот, но завязли в рубке с многочисленными защитниками. Сотня лучников засела в осадных башнях, разя врага сверху, оставшиеся продолжают вести обстрел снизу, поражая спешащих на выручку дербентцев. Но их огонь менее эффективен из-за многочисленных каменных зубцов на стенах крепости – да и расчеты скорпионов сосредоточились на стрелках, медленно, но эффективно выбивая моих воинов. Что сейчас происходит на южной стене, я просто не знаю. Задача у второго штурмового отряда заключалась в прорыве и овладении воротами, после чего в город должны были галопом ворваться половцы. Если бы у них все это получилось… – Смотрите! Смотрите, ворота открыты!!! Действительно открыты! А ведь я умудрился проглядеть момент, когда створки третьего прохода северной стены, близкого к морю – первый же примыкает к цитадели и слишком хорошо укреплен, были распахнуты изнутри, и в их проеме показались куманы! Удалось!!! – Трубите сигнал! Вновь заревел рог – и тысяча всадников-алдаров неудержимой волной устремились к захваченным воротам. Рог затрубил второй раз – и лучники принялись метать горящие стрелы в объемистые вязанки срубленных этой ночью молодых деревьев и свежескошенной травы. Все они облиты нефтью и перед штурмом были хаотично разложены перед стенами цитадели. Теперь они воспламенились – и тут же густо задымили. – Вперед!!! Нет времени произносить красивые речи, да и ни к чему они сейчас – не свой дом защищаем. Тем более что варяжские наемники воюют за плату, а в случае успешного штурма им обещана треть захваченной в городе добычи и половина того, что удастся взять в цитадели. Так что теперь по моему приказу и с третьим сигналом рога они устремились к стенам Нарын-кала, сжимая в руках штурмовые лестницы и воздев над головами щиты. Густой дым от костров на время скрыл всех нас от сельджукских лучников. И вновь я веду людей в бой – но в этот раз мое участие оправданно. Сейчас, в самый напряженный момент боя, я должен находиться в центре событий! Ведь именно от первого натиска зависит, сумеем ли мы прорваться к восточным воротам и открыть их всадникам или нет… Сельджуки пропустили момент начала атаки на ключевую твердыню. Их военачальник как раз направлял подкрепление в город – безвольно терять Дербент, позволив запереть себя в Нарын-кала, он не собирался. Кроме того, многие воины были отвлечены на борьбу лишь с чуть поутихшим пожаром. И наконец, постановка дымовой завесы перед штурмом вызвала замешательство лучников, отправляющих стрелы наугад с гораздо меньшей точностью и частотой. До стен мы добежали, надсадно кашляя от удушливого, едкого дыма. Хотя я приказал воинам обернуть лица мокрыми тряпками, они не особо помогли – а может, и помогли, да только мы этого не ощутили. Здесь огонь вражеских стрелков усилился, пришлось сбиваться в «черепаху», за которой укрылись и две сотни моих лучников. После того как они изготовились, зычно заорали десятники, воины откинули щиты – и двести спущенных разом тетив отправили в полет оперенную смерть! Град стрел ударил об каменные зубцы, ломаясь и падая вниз, но многие нашли свою цель, поразив наверху гулямов. – Лестницы! Десяток здоровых штурмовых лестниц был приставлен к северо-восточной стене твердыни в считаные секунды, и тут же по ним принялись быстро карабкаться вверх разъяренные варяги. Каждый из них распаляет себя до предела, преодолевая страх, – ведь во время подъема любой воин становится легкой мишенью для вражеских лучников. Поэтому большинству путь от земли до стен представляется дорогой смерти, да так оно на деле и есть: сколько славных воев пали жертвами меткой стрелы! А ведь наверху нужно еще успеть проскочить последние пару метров так, чтобы защитники не успели тебя зарубить или пронзить своими клинками… Зато поднявшись и почувствовав под ногами каменную твердь, с какой яростью принялись рубиться хускарлы, уже успевшие проститься с жизнью! Я начал подъем, когда на пролетах справа и слева закипела яростная сеча, а участок стены над нашими головами был и вовсе очищен от врага. И все равно в груди все заледенело, а пальцы дрожали на перекладинах. Посмотрев вниз – в какой-то миг лестница ощутимо выгнулась! – я на мгновение замер, испугавшись высоты, на которую уже забрался, но тут же продолжил движение, почувствовав, как по сапогу скользнула рука поднимающегося следом варяга. А ведь Добран успел оторваться от меня на целый корпус, живо карабкаясь вверх, и я быстро-быстро стал перебирать конечностями, силясь догнать его. Я испытал безмерную радость, что не одинок на подъеме и окружен верными соратниками. Но вот наконец мои ноги коснулись твердого камня. Страх, мгновение назад охвативший мою душу, теперь требовал выхода – выхода в рубящих ударах и колющих выпадах, выхода в пролитой крови врага! Переполняющие меня чувства обожгли грудь, и, взревев, я бросился к единственной возвышающейся над стеной башне, что преграждала нам путь к восточным воротам. Через несколько мгновений передо мной возник гулям с воздетой над головой саблей: – Алла!!! Схватка с сельджуками на стене, прорыв хускарлов внутрь укрепления, яростная рубка после – все это пролетело перед глазами, будто единый кровавый миг. В круговерти сечи голос разума заглушили поднявшиеся изнутри животные инстинкты, и на время я потерял контроль над собой, отдавшись единственному порыву – убивать. Но звонкий крик Добрана привел меня в чувство: