— Что нужно сделать, чтобы заставить тебя следовать каким-то чертовым инструкциям? — Что? — сначала она кажется ошеломленной. Но когда она снова открывает рот, ее слова покрываются огнем. — Что для этого потребуется? Я хочу тебя. Я… — Еще денег? Другой хозяин? Билет на самолет домой? Я пропускаю ее ответ мимо ушей, как будто она ничего не говорит, потому что то, что она назвала, ни черта не подходит. — Назови свою цену, мышонок. Кровать снова скрипит, и на этот раз я слышу, как сдвигается материал, прежде чем она приближается сзади. Она замолкает. Я могу представить, как ее тело напрягается от гнева, даже не глядя на нее. Оттолкнувшись от стены, я поворачиваюсь к ней лицом. Она снова надела свою одежду, волосы растрепанны, а кожа все еще раскраснелась. Ее глаза пылают, но подбородок поднят высоко. Потому что в глубине души она не чертова мышь. — Если мы так поступаем, — наконец говорит она, — прекрасно. Я хочу другие обязанности. Больше не хочу зацикливаться на кухне или другой домашней работе. Я хочу сделать что-то ценное. И без няни, прикованной к моей ноге. Мой взгляд сужается, подозрение закипает во мне. — Что-то ценное. Она кивает. — Вещи, которые действительно важны для твоего бизнеса. Например, то, что делают Стелла и Обри. Делая медленный шаг к ней, я бормочу: — И что ты знаешь о моем бизнесе? Она расправляет плечи. — Кухня не совсем открыла мне глаза. Мои губы подергиваются, несмотря на раздражение, все еще охватившее меня. — Нет, я не думаю, что это было так. И ты понимаешь, о чем просишь? В ее глазах мелькает неуверенность, но она стирает ее. — Да. Я потираю подбородок, искренне обдумывая ее условия. С такой просьбой она явно все еще что-то замышляет. Я мог бы заложить ее одному из моих братьев и вообще избежать необходимости иметь с ней дело. Но потом я вижу образы их рук на ее обнаженном теле, и меня охватывает желание отрезать им члены. Не очень хорошо для наших отношений. Наиболее очевидным решением является то, что уже предложил Феликс — разорвать с ней контракт и вывезти ее далеко за пределы этих стен. Устранить риск навсегда. Очевидный выбор, да, но после сегодняшнего дня для меня это тоже не вариант. Я еще не уверен, что покончил с ней — и я чертовски уверен, что не хочу, чтобы она была у кого-то другого. — Я подумаю над этим. Вибрация на комоде заставила меня оглянуться на звук. Я смотрю на телефон, затем снова на нее, благодаря того, кто, черт возьми, звонит, за то, что прервал нас. — Пока ты можешь провести еще один день на кухне. Я не дожидаюсь ее ответа, прежде чем подхожу к туалетному столику, ничем не выдавая все еще охватившего меня напряжения, когда прижимаю телефон к уху. — Слушаю, — говорю я Феликсу. Дверь щелкает, и мои плечи немного расслабляются. Забавно, что трахаться совсем не так приятно, как я помню. — Она носила свои шрамы как свой лучший наряд. Потрясающее платье из адского пламени. — Даниил Святой Сердце учащенно бьется, когда я выхожу из комнаты Адама. Я смотрю вперед, мои шаги быстрые, когда я иду по коридорам, отчаянно пытаясь найти место, где могу побыть одна. Мимо проходит одна из секретарш Райфа, и мне удается слегка кивнуть, но в остальном я продвигаюсь дальше, пока не оказываюсь рядом со спа-салоном и не запираю за собой дверь ванной. Я прислоняюсь к стене, закрываю глаза и просто дышу. Кожу повсюду покалывает, она восхитительно болит от давления его сильных рук, пробегающих по всему телу. Я уже чувствую, как образуются синяки. У меня был грубый секс, нежный секс, немного нетрадиционный и все, что между ними. Я никогда не считала себя кем-то, кто склонялся в ту или иную сторону, потому что это никогда не было тем действием, которого я добивалась, — это было освобождение. Те блаженные моменты чистого, слепого неведения, которые дает оргазм, отключая мир вокруг меня. Но это… Сглотнув, я тянусь к внутренней стороне бедра и поглаживаю влажный след от укуса. Его изголодавшийся язык, дрожь, пробегающая по нему, непримиримо развратный взгляд его глаз — это было гораздо больше. Он был гораздо большим. Вместо невежества я почувствовала, каково это — наконец-то быть самой собой. На этот раз я не устраивала шоу. У меня не было ни плана, ни расчетов. Никакого ругающего голоса в голове. На какое-то время я была свободна. Адам — он был расстроен. Бесстыдно. Все неправильно и все правильно. И он держал ключ от моей клетки в своей ладони. Я подпрыгиваю от стука в дверь. — Эмма? Ты там внутри живая? Теперь это почти нормально — слышать, как Обри обращается ко мне как к Эмме. — Секундочку. Тепло Адама все еще согревает кожу, ноющие мышцы напоминают только о нем. Я снова закрываю глаза, позволяя ощущениям укорениться во мне. Я надеюсь, что это надолго. Распахнув дверь, я выхожу в коридор и сталкиваюсь лицом к лицу с Обри. Ее брови приподнимаются, когда она осматривает все — от моих растрепанных волос до порванного подола ночной рубашки и едва заметных отметин на бедрах. Подойдя ближе, она кладет руки мне на щеки и смотрит в глаза несколько долгих мгновений. Вскоре она перестает озабоченно щуриться и одаривает меня довольной улыбкой. — Что ты делаешь? — спрашиваю я, мои щеки все еще зажаты между ее ладонями. — Просто выясняю, означает ли этот взгляд в твоих глазах, что ты теряешь себя или находишь. Мои брови хмурятся. — И? Она опускает руки и отступает назад с понимающим блеском в глазах. Затем она разворачивается на каблуках и направляется к выходу из спа-салона. — И я думаю, нам нужно привести тебя в порядок, потому что кухня не может обслуживать себя сама. Как только я в замешательстве начинаю следовать за ней, она оглядывается через плечо и подмигивает. — Эмми. Это то, что ты чувствовала, Фрэнки? Ты позволила себе пойти в это место? К одному из них?