— Местрель Ярлис, в отличие от вас, разбиралась в своих и чужих обязанностях. Ладно. У меня было веселое утро, напряженные тренировки перед зеркалом, перенос сексуального экзамена и незапланированный выход перед журналистами, который в самом скором времени аукнется мне головомойкой от сестры. Я сунула руки в карманы, медленно повернулась и подошла к ассистентке вплотную. Мы были почти одного роста, поэтому смотреть ей в глаза было удобно. — Местрель Ярлис здесь нет, зато есть я. И если подобное повторится, я всерьез задумаюсь на тему, справляешься ли ты со своими обязанностями. Мы друг друга поняли? Лицо Мирис пошло красными пятнами. — Да. — Вот и чудесно. Поскольку народ уже рассаживался по карам, я направилась к тому, в которых погрузился Рихт. Собственно, в него грузился актерский состав, поэтому там же сидели парни, которые играли хаальварнов. Ну и два местечка оставалось для нас с Ленардом. У Гроу был персональный, там, кажется, еще главный оператор рядом с ним наблюдался. Но про сцену семнадцать я его спрошу. Обязательно спрошу! И какого он вообще творит — тоже. — Э… Танни, — вышагивающий рядом со мной Ленард подал голос. — А? — Я, типа… должен извиниться. — Типа извиняйся, — сказала я, повернувшись к нему. — Ты серьезно решил, что я могу такое сказать?! — Ну… я же тебе рассказывал про съемочную группу, — Ленард пожал плечами. — Подумал, что после того что произошло… то есть после того трюка и вообще… ты теперь вроде как звезда, а я опять непонятно кто. — Вот даже не знаю, обидеться на тебя или треснуть как следует, — заметила я. — Во-первых, от того что я влезла на скалу и не свалилась, честное слово, сама не знаю, как так вышло, звездой я не стала. А во-вторых, я не веду себя с друзьями как драная оболочка от полуфабриката. Я могу отвечать за свои слова, но не за тот бред, который кто-то ляпнет про меня за углом. С этими словами я гордо задрала нос и приняла руку Рихта, который поднялся, чтобы помочь мне сесть в кар. За спиной раздался тяжелый вздох, но я не обернулась. — Танни! — Ленард плюхнулся рядом и потыкал меня в плечо. — Чего? — Давай мириться, а? — Ты назвал меня великовозрастной занудой. — А ты сказала, что у меня мама телефон отберет! Ну ладно, это я действительно сказала. Но в ответ не сказала ничего. Мы взмыли в воздух и понеслись к трейлерам, и в меня ввинтились два взгляда. Один справа (укоризненный, от Рихта), другой слева (виноватый, от Ленарда). Я же делала вид, что любуюсь пейзажами, залитыми солнцем и что дышу свежим воздухом. Воздух здесь, кстати, и впрямь был свежий. Напоенный утренней прохладой, прозрачный, как стопроцентное зрение, пробуждающий странные чувства. Например, желание скакать виаром или, раскинув руки, лежать в траве и слушать музыку весны: стрекотание насекомых, шум ветра, жужжание пчел. Интересно, здесь пчелы есть, кстати? Наверняка, потому что на ближайшем склоне я заметила цветы. Крупные, ярко-лиловые, с ярко-оранжевыми сердцевинами. Надо будет посмотреть, что за фигня. В смысле, что это за цветы. — В общем, я прошу прощения, — донеслось слева. — Ладно, — сказала я, повернувшись к нему. — Мир? — на лице Ленарда расцвела улыбка. — Мир! Он протянул мне руку, и я ее пожала. Настроение вообще стремительно улучшалось: несмотря на то, что учудил Гроу, на мою нездоровую реакцию на его близость, на то, что в самое ближайшее время мне предстоит с ним ужинать и объясняться с Леоной, на лице расцвела улыбка. Я прямо чувствовала, как уголки губ разъезжаются в стороны, и как бы ни пыталась стянуть их обратно, они все равно разъезжались. Такой счастливой я себя не чувствовала уже очень и очень давно. Наверное, с того беззаботного времени в детстве, когда мама была еще жива, и мы все вместе ходили в парк. Мягкий замороженный крем, который мы покупали в Гритлэйн, с добавлением ягодного соуса, аттракционы (изо всех надо было выбрать только два, потому что билеты стоили дорого), и высокое-высокое небо над головой. Я поджимала ноги, чтобы зависнуть в воздухе, мама поднимала высоко, а Леона вопила: «Ай, не удержу!», хотя конечно же, держала крепко. Еще крепче, чем мама. Отец снимал нас на видео, но даже воспоминания о нем сейчас не портили общей картины. Наверное, в те минуты он всерьез считал, что нас любит. — Танни, — голос Рихта ворвался в реальность. Я вздрогнула и повернулась к нему. — Ты вся сияешь. Ты в курсе? Это было сказано так, что у меня перехватило дыхание. Хотя может, дело было совсем не в словах, а во взгляде: глубоком и темном. А может быть, и в том, и в другом вместе взятом, потому что некоторые слова говорят гораздо больше, чем значат. Как и взгляды. Ленард высунулся из-за моего плеча, присвистнул, и я ткнула его локтем в бок. А потом мы пошли на снижение. Если кто-то считает, что фотоссесия — это приятное времяпровождение, он очень сильно ошибается. После трехчасовой скачки под камерами и светоотражающей аппаратурой я чувствовала себя подбитым драконом. Гроу постоянно не нравилось мое лицо (то его выражение, то я не туда смотрела, то туда, но не так, то так, но недостаточно сильно). Продолжать перечень претензий можно было до бесконечности. Судя по выражению лица фотографа, он готов был шмякнуть именитого режиссера камерой, чтобы у него в базовых настройках случился глюк, и все, что «не так», разом понравилось. Мне изо всей фотосессии понравилось только платье: алое, с разрезом, в шаге открывающим бедро до самого… ну, в общем, откровенным разрезом. Перехваченное литым поясом под чешую дракона, к которому полагалось такое же украшение: обтекающее шею и спускающееся на правое плечо разрастающимися пластинами. Может, и фотограммы бы понравились, но мне их никто не показал. К счастью, в конце концов Гроу устроило все, снимки уехали куда надо, а я в отель. Отдыхать и готовиться к выходу в свет. То есть с Его Ледяным Драконобесподобием в ресторан, где совершенно случайно окажутся папарацци, и совершенно случайно об этом завтра узнает поларонгары. Хотя после утренней провокации, наверное, это было уже неважно. Свалившись в джакузи, в котором можно было включить режим пузырения, я заткнула уши наушниками и от души добавила пены. На нее я еще утром смотрела большими глазами, прикидывая, когда получится в ней полежать. Просто пена для ванн — это моя слабость. А для фрилансера, у которого в квартире-студии весьма простенькая по современным меркам душевая кабина — роскошь и удовольствие в одном флаконе. Особенно после такого напряженного дня. Не считая убойной фотосессии, снимали мы сегодня не очень много, но плотно и шустро: шестнадцатую (то есть сцену в ущелье) и кое-что еще. Увидев странные распорки в человеческий рост, которые стояли рядом с повозкой, я даже не сразу поняла, что это такое. — Это дрангхатри, — сообщил Рихт. — Будущий. То есть его каркас. На этом моменте я совершенно непрофессионально заржала. В голос. — Прости, — сообщила в суровое лицо Даармархского, отсмеявшись. — Просто я представила, как ты на него взбираешься… И с важным видом катишься по Саолондарскому ущелью… — Главное, чтобы не убежал, — подал голос Ленард. Рихт приподнял брови, потому что я продолжала фыркать. Как тот дрангхатри, которому щекотали уши. — А еще художник по спецэффектам. — Прости, — сказала я. — Я больше не буду. И еще долго плотно сжимала губы, особенно когда Рихт на эти самые распорки полез. Одно дело представлять себе это чисто технически, другое — видеть вживую. Этакого сурового иртхана, грозу драконов, на железяках на статичном фоне, с поводьями в руках. Рихт поначалу хмурился, но потом тоже расхохотался. Смех закончился с появлением Гроу, который всех разогнал по углам, то есть по повозкам, дрангхатри и прочим нужным местам. Его Драконобесподобие наградило меня пристальным взглядом, от которого внутри что-то огненно трепыхнулось, и снова переключилось на режим «режиссер». К счастью. Так мне было гораздо проще его воспринимать. С этой мыслью я на полную врубила Сибриллу Ритхарсон и закрыла глаза. Надо отдать должное, голос у иртханессы был такой, что продирало до мурашек. Не настолько глубокий, как у Леоны, зато какой-то проникновенно-отчаянный и яростный. Всего один шаг — я и на краю! С закрытыми глазами на пальцах стою. Попробовать бы мне этот полет, Но крыльев не хватит, поэтому вот… Я просто смотрю на тех, кто умеет летать И мне остается просто стоять. Раскрыть широко глаза и раскинув руки… Выдыхая всей грудью р-р-р-рычащие звуки. Мечтая о дне, когда у меня раскроются крылья, И все под ногами станет лишь пылью. И я оттолкнусь от края вслед за тобой, Чтобы в небо взлететь драконицей, А после… упасть звездой.