Я остановила запись и сунула мобильный ей в руку. Молча. В контракте указано, что я должна появляться с Гроу на публике. Везде. Если всплывет та старая история, история Ильеррской станет популярна задолго до того, как появится на экранах. История, в которой снимается «сестричка Ладэ», у которой сейчас тоже роман с Гроу, как в свое время у старшей сестры. Отпад. Зашибись. И вилла в Вэстер-сайд, если одна дура сыграет Ильеррскую. Я сглотнула и повернулась к балкону, рядом с которым недавно, несколько часов назад замирал флайс. Перед глазами Гроу снова стоял на перилах и протягивал мне руку, а потом мы летели над Ортахарной и запивали поцелуи вином. «Сестричка Ладэ». «Возможно, сам Гроу считает иначе». — Танни, — Леона потянулась к моему плечу, но я отступила. Вышло как-то резко, и бедро обожгло болью: я влетела в угловую полку. Сама не знаю, почему, внутри тоже что-то жгло. — Собирайся, — повторила она уже совсем другим тоном. Таким, от которого мне захотелось орать, орать стоэтажным аронгарским и швыряться всем, чем под руку попадется. — Вон, — тихо сказала я. — Что?! — теперь голос Леоны напоминал шипение. — Вон. Там. Дверь, — я указала в сторону выхода. К счастью, рука не дрожала, хотя сердце как-то странно колотилось, сбиваясь с ритма. Сердце и все прочие внутренние колебания тоже. Взгляд Леоны стал металлическим. О такой точно можно убиться. — Не заставляй меня… — Что? — поинтересовалась я. — Упакуешь в коробочку и отвезешь в Мэйстон? Валяй, попробуй. Только когда я распакуюсь, я устрою вам такой грандиозный скандал, от которого ваша пресс-служба зажмется у стены, прикрывая обоссанные брюки ладошками. Не дожидаясь ответа, направилась к балконной двери и распахнула ее. Вдохнула, и поняла, что не могу. Не могу дышать. Ортахарна смазывалась перед глазами, превращаясь в поломанный калейдоскоп. В голове было пусто: ни единой мысли. В груди — ни клочка воздуха. За спиной яростно хлопнула дверь, а я на негнущихся ногах подошла к перилам. Вцепилась в них, чувствуя, что пальцы впаялись намертво. Я сжимала их до тех пор, пока передавленные фаланги не отозвались болью, а потом распласталась по ограждению, раскатав раскинутые руки на всю длину. Воздух все-таки прорвался в меня: втекал в грудь лениво, с каждым вдохом сердце все сильнее вбивалось в металл. Внизу тоже что-то мельтешило, но впервые в жизни я не хотела лезть на перила и танцевать. Потому что точно знала: сегодня я упаду. С утра мне вообще не хотелось выползать из номера, хотелось сидеть здесь до скончания века и жалеть себя-любимую, пока жалелка не сломается. Но на тему жалелки в Аронгаре есть очень мудрая поговорка: «Время, потраченное на жалость к себе, сравнимо с выброшенным на ветер миллиардом». Поэтому я завязала хвостик, накрасила губы (чтобы хоть чуть-чуть прикрыть след от вчерашней встречи) и выползла в коридор. Чуть не налетела на Ленарда, который замер с поднятой рукой — стучать собирался. — Ты чего здесь делаешь? — поинтересовалась. — И тебе доброе утро, — хмыкнул парень. — Вообще-то я просто решил зайти, чтобы одному не спускаться. Но если ты против… Он развернулся было, но я перехватила его за локоть. — Ленард, я просто не выспалась. — Чего так? — он тут же заметно повеселел. — Ночка была интересная? Очень. Полчаса я провисела на перилах, разглядывая Ортахарну с высоты драконьего полета, потом соскреблась и пошла в номер. Где еще часа четыре ворочалась, пытаясь прогнать идиотские мысли о том, что песня, под которую мы танцевали с Гроу, на самом деле была посвящена Леоне. Что в свое время он действительно на нее запал, поэтому так просто и легко вспомнил меня. Действительно, почему бы нет. Мало ли мимо него проходило девиц с разноцветными прядями? А вот сестричка Леоны Ладэ — одна-единственная. Понимая, что надумать лишнего могу запросто, я накрылась подушкой и пообещала себе, что думать об этом не буду. Вообще. По крайней мере, пока не смогу нормально воспринимать происходящее, без желания взобраться на перила и танцевать спиной к городу. — А чего это у тебя с губой? — поинтересовался Ленард. М-да, не докрасила, значит. Она умудрилась лопнуть и теперь болела, неприятненько так дергала, даже под слоем яркой увлажняющей помады. — А ничего, — сказала я. — Лучше скажи, с какой радости ты решил за мной зайти? — Да просто так, — Ленард ткнул в кнопку и сделал вид, что рассматривает узор над лифтом, который под разными углами выглядел по-разному. В общем, как-то так мы с ним на пару избежали неприятных тем. То, что после стараний Мелоры парню не очень комфортно в съемочной группе, я уже поняла. Поэтому пообещала себе, что со своей стороны сделаю все возможное, чтобы это исправить. По крайней мере, после того заползания на скалу и танца, меня уже никто не воспринимает, как сестричку Ладэ. Никто, кроме Гроу. Мысленно дала себе пинка и привалилась к стене лифта. Со вчерашнего вечера на меня нашло странное отупение: если раньше наши отношения с Леоной можно было назвать отчужденными, то как назвать их теперь, я не представляла вообще. И не хотела представлять, потому что… потому что. Потому что это грозило воем в стиле обделенного вяленым мяса виара и потопом, которого в моей жизни не случалось уже давно. Пусть я разучилась плакать в принципе, это не значит, что мне хочется проверять, каково это. В холле отеля мы столкнулись с Рихтом: он беседовал с ассистентами оператора. — Привет, ребята! — первой поздоровалась я, и, когда мы обменялись приветствиями, поинтересовалась: — Обсуждаете, в каком ракурсе лучше снимать сцену номер семнадцать? — Вообще-то чемпионат мира по гратхэнду. — О… — Сборная Аронгары играет в Ферверне. В Хайрмарге, если быть точным, — заметил Рихт. — И мы прикидывали, как туда попасть, чтобы нас не уволили, — подтвердил молодой светловолосый парень, который, по-моему, управлял камерами воздушной съемки. Мимо нас прошли две девушки, синхронно свернувшие на Рихта шеи и улыбающиеся так, что зубами могли затмить лампы дневного света. — Потому что начнется он через пару месяцев, когда съемки будут в самом разгаре. — О, у меня отец собирается! — воскликнул Ленард, у которого засверкали глаза. — У меня старший брат с семьей, — вздохнул оператор. — Ради такого дела даже отпуск на месяц взял. Счастливые люди! — А ты за кого болеешь внутри Аронгары, Харинсен? — Я? — Ленард замялся, но потом все-таки ответил: — За «Вайт Пир». — Серьезно?! Я тоже. А еще в Рагране команда достаточно сильная… — Фервернцы всех сделают! — В разговор вклинился второй ассистент, с длинными волосами и пирсингом в нижней губе. Судя по тому, с каким воодушевлением они принялись обсуждать сборные и гратхэнд, я здесь была уже лишней. Поэтому сунула руки в карманы, отошла к угловым диванчикам за перегородками, и плюхнулась на один из них. На матовом стекле поблескивали узоры с неоновым покрытием, вечером они начнут светиться и будет красиво. Наверное. Поскольку вчера мы с Гроу возвращались через верхний холл, могу только представлять. — Все в порядке, Танни? — надо мной возвышался Рихт. — Да ну. — Ты хотела сказать ну да. — Ну да, — запрокинула голову. — Гроу сегодня отдельно прилетит. К началу съемок. Да пусть хоть вообще не прилетает. При мысли о том, что придется посмотреть ему в глаза с новыми знаниями, меня основательно перекорежило. К счастью, только внутренне, на лице ничего не отразилось. Пара мысленных оплеух окончательно привели меня в форму: в конце концов, вчера ничего не было. Была только развесившая уши я, и он, основательно нагрузивший их чешуей. С кем не бывает. — Танни, тебе что-то нужно? — из размышлений меня выдернул тонкий голосок Мирис. Какой-то уж слишком любезный. — Кофе? Это вчерашний разговор ей на пользу пошел, или у меня глюки? — Нет, — покачала головой. И зачем-то добавила: — Спасибо.