Мирис растянула губы в улыбке. — Хорошо, если что-то потребуется, я всегда рядом. Кстати, аэробас уже подан, можем лететь. — Сейчас иду, — буркнула я. И, когда ассистентка отошла, посмотрела на Рихта: — Мне кажется, или она сегодня слишком милая? — Тебе не кажется. Рихт протянул мне руку, я приняла ее и поднялась. — Точно все в порядке? — Точно, — сказала я. Мы вместе направились к аэробасу. По пути к нам присоединились Ленард, который уже вовсю спорил с ассистентами по поводу победителя чемпионата. Они даже отсели вместе, куда-то в конец, а мы с Рихтом устроились вместе, рядышком. Аэробас привычно взмыл ввысь и полетел в сторону Саолондары. Вот только теперь я при всем желании не могла смотреть в окно, потому что над ущельем маячила Лимайна, а в голове — мысли о той, кого Гроу пытался забыть. Получается, и про пары в сценарии тоже не было. Интересно, это-то они с какой радости скрывают? Не хотят, чтобы весь мир узнал о том, что у них огни сливаются, или что? И как вообще происходит это слияние огней? Чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что ничего не знаю о мире иртханов. Вот вообще ничего, хотя моя сестра живет в нем уже больше десяти лет. Все, хватит с меня. «Спорим, я сделаю из нее звезду, Марр?» Спорим. Сделаешь. На смену апатии пришла какая-то нездоровая злость, а еще азарт. Я сыграю Ильеррскую. Сыграю, чего бы мне это ни стоило. Так, что у Гроу все встанет, а все остальные упадут. Все эти драконы шоу-бизнеса, и прочие драконы заодно. Может, я и сестричка Ладэ, но после этого фильма все будут говорить: «Вы знаете, что ее сестра — первая леди?» И когда у первой леди во время просмотра челюсть пробьет огненную ковровую дорожку и застрянет в ней, я буду уже звездой. Звездой, до которой Гроу точно не дотянуться. И которая ему определенно не светит. Дверь трейлера приоткрылась, и к нам заглянула Мирис. — Танни, я принесла тебе кофе. Не помню, чтобы я его просила. — Это твой последний шанс взбодриться перед напряженным днем, — ассистентка поставила стаканчик в подставке на столик, справа от меня. Гелла скрежетнула зубами, потому что та едва не задела оставленную без присмотра кисточку для растушевки. — А в том, что день будет напряженным, можно не сомневаться, — продолжала Мирис. — Явился Гроу, и он сильно не в духе. Если до этого я потянулась за кофе, то сейчас резко передумала. Внутри все как-то подозрительно заледенело, потом дернулось, и я зажала руки между коленями. Сидела на высоком стуле и делала вид, что интересует меня исключительно макияж, с которым Гелла почти закончила. Собственно, остались только губы, поэтому Мирис была права: шанс выпить кофе перед съемками у меня последний. Но я им не воспользуюсь, потому что внутри продолжала подрагивать глыба льда. Если представить себе подвешенный на ниточке айсберг, наверное, получится точная картина того, что я сейчас чувствовала. Сама не знаю, почему. — То есть не в духе в том самом варианте, когда все от него разбегаются. Честно, я сюда сбежала, — Мирис хихикнула и присела на стул, который освободился: Гелла кивнула ассистентке на какую-то коробочку. — В общем, готовьтесь. Все. Танни, ты в порядке? Что-то часто моим самочувствием все интересуются. — Все отлично. — Точно? Ты какая-то бледная была с утра. Не выспалась, или… — Со мной все в порядке! Я рыкнула так, что Гелла вздернула бровь, а ее ассистентка подпрыгнула на ходу. — Ну… хорошо, — пробормотала Мирис, явно стушевавшись. — Тогда я пойду. Если что… — Да, я знаю. Непременно обращусь. Гелла вздернула вторую бровь, но ничего не сказала. Между нами вообще установился холодный нейтралитет: если раньше она хотя бы изредка что-то цедила сквозь зубы, то сегодня молчала и просто делала свою работу. Отменно, надо отметить, делала, и это главное. Разбираться в ее заморочках у меня не было ни сил, ни желания, мне бы в своих разобраться. Например, с какой радости зажатые между коленями руки подрагивают и сами собой сжимаются в кулаки. И почему при одной мысли о Гроу ниточка айсберга начинает трещать. — Так. Кофе не пьем? — кажется, первые слова, которые Гелла произнесла, обращаясь ко мне. Покачала головой, и одна из девушек тут же убрала стаканчик. Спустя несколько минут с макияжем было покончено, и Теарин-Танни посмотрела на меня из зеркала совершенно дикими глазами. Никаких мыслей про Гроу! Мне плевать, что он там думает, он — режиссер-постановщик, я актриса. На этом все. Ну да, ну да. Этот молчаливый внутренний диалог со стороны, должно быть, казался просто зависанием. По крайней мере, именно так я и залипла: вцепившись в край туалетного столика и рассматривая себя в зеркале. Чувствуя, что меня потряхивает, примерно как перед выпускным тестом, от результатов которого зависит, в какой Университет я смогу поступить. Ну и бред… Что за бред мне вообще в голову лезет?! Додумать у меня получилось, потому что дверь в гримерную распахнулась. — Вышли все. Судя по резкому голосу Гроу, ничего хорошего никому действительно не светило. Гелла едва уловимо дернула подбородком, и ассистентки направились за ней. Гуськом, как выводок виарят за мамашей, стремясь слиться со стенкой и не отсвечивать. Я развернулась и последовала за ними, но Гроу шагнул мне наперерез, запечатывая на половине для отдыха. Там стоял диванчик и кулер, а еще автомат для льда. Очень символично. — Ты сказал выйти всем, — заметила я. — Кроме тебя. — Какая несказанная честь. Глаза его потемнели, но я не двинулась с места. Дизайнеру костюма Ильеррской минус в личное дело за отсутствие карманов (руки сунуть некуда). Поэтому я просто сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. — Я говорил с твоей сестрой. Да ты что?! — И как оно? После стольких лет разлуки? Слова вырвались сами, еще парочка волокон в ниточке лопнули. — Никак. — Правда? Мне казалось, ту песню назвать «никак» просто нельзя. Шагнула в сторону, пытаясь подобраться к заветной двери, но он снова меня опередил. — Танни. Нет, это уже слишком. Слишком слышать свое имя. Слишком смотреть ему в глаза вот так. Зачем он вообще приперся?! Наверное, если бы не было этого «хочу провести этот вечер с тобой» и «не хочу тебя отпускать», было бы проще. Но проще не становилось, наоборот, внутренняя качка усилилась, и теперь меня шатало, как обкурившегося мореплавателя, сунувшегося в штормящее море к взбесившимся драконам. То, что дракон взбесившийся, видно было по дергающемуся зрачку. Когда зрачок меняет форму, самое верное решение: линять. — Слушай, просто дай мне пройти. — Ты отсюда не выйдешь, пока мы не поговорим. — О чем? — кулаки сжала еще сильнее. — О вилле в… чешую мне в зад, забыла, как его там? О том, как ты запал на мою сестрицу, и хотел раздуть на этом пиар-кампанию?! Или о вчерашнем недосвидании с недодраконом? Ноздри его шевельнулись, контур скул стал резким, а взгляд — как пятна прицела. Того и гляди навылет прошьют. — О тебе. Обо мне. О нас. Нитка треснула, и айсберг остался висеть на волоске.