– Что вы имеете в виду? – спросил Мак. – Разве это не будет где-нибудь поблизости от ее дома? Женщина вздохнула: – К сожалению, мы испытываем некоторые трудности и не всегда можем гарантировать клиентам, что они будут размещены поблизости от их дома, хотя нам бы этого очень хотелось. Но мы сделаем все возможное, чтобы Сара могла регулярно навещать дедушку, пока его не выпишут. Сара слышала огромные паузы между словами женщины, дыры там, где должна быть уверенность. Она ясно представила себе, как живет в какой-то улыбчивой семье, далеко от Папá. И от Бо. Как она сможет заботиться о нем, если до него просто не доехать? Так не пойдет. – Знаете что? – произнесла она, глядя на Мака. – Я могу сама позаботиться о себе. Если бы кто-нибудь мне помог немного, я бы прекрасно справилась, живя у себя дома. Женщина улыбнулась: – Мне жаль, Сара, но закон не позволяет нам разрешить тебе жить самостоятельно. – Но я справлюсь. Меня ограбили, в этом проблема. Я должна быть рядом с домом. – Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы так было, – мягко сказала женщина. – А теперь пора в школу. Социальный работник встретит тебя после уроков и, надеюсь, отвезет в новый дом. – Ничего не выйдет, – резко возразила Сара. – Мне надо быть в одном месте после школы. – Если речь идет о кружке, мы можем договориться со школой. Уверена, они не станут возражать, если ты пропустишь занятие. Сара пыталась сообразить, что можно им сказать. Что они сделают, если узнают про Бо? – Хорошо, Сара. Если можно, несколько вопросов о религии. Это не займет много времени. Скажи, пожалуйста, к какому вероисповеданию ты могла бы себя отнести? Голос женщины затих, и Сара заметила, что та смотрит на Мака. Тому явно было неловко. Он нервно ерзал, словно хотел поскорее отсюда уйти. По крайней мере, он знал, как она себя чувствовала. Вдруг Сара ощутила прилив ненависти к нему и его жене за то, что они втянули ее в это. Если бы она не была вчера так напугана, могла бы починить дверь сама. Ковбой Джон мог бы помочь. И жила бы у себя дома, собственной жизнью, встречалась бы с Бо два раза в день и ожидала возвращения Папá. Она бы справилась. – Сара? Англиканская церковь? Католическая? Индуизм? Мусульманство? Другая? – Индуизм, – сказала она с вызовом, а когда они посмотрели на нее с недоумением, повторила: – Индуизм. И чуть не рассмеялась, увидев, что женщина записывает. Может, если она все запутает, они отпустят ее домой. – И еще я убежденная вегетарианка, – добавила она. По выражению лица Мака она поняла, что он помнит, как сделал ей сэндвич с беконом на завтрак, но понадеялась, что он ничего не скажет. – Хорошо. – Женщина продолжала записывать. – Уже почти все. Мистер Макколи, если вы спешите, мы можем закончить без вас. – И еще у меня клаустрофобия. Не могу жить, где надо пользоваться лифтом. На этот раз женщина посмотрела на нее строго, и Сара догадалась, что сочувствия в ней было не так уж и много. – Хорошо, – резко сказала она, – мне надо поговорить со школьным руководством и врачом. Если существуют объективные нужды или проблемы, они их подтвердят. Мак что-то записывал. – Ты в порядке? – тихо спросил он у Сары. – Все отлично. Он выглядел озабоченным. Как будто знал, что разрушил ее жизнь. – Мои номера. – Он протянул Саре листок. – Если возникнут проблемы, звони, ладно? Помогу чем смогу. Все будет хорошо? – спросил он у женщины. Она ему улыбнулась. Для Сары не прошло незамеченным, что многие женщины улыбаются Маку. – Конечно. Мы стараемся, чтобы установленный порядок жизни наших клиентов не нарушался. Мак встал, собираясь уходить. Протянул документы и личные записи, которые взял из квартиры. – Береги себя, Сара. – Он помедлил, будто не был уверен, что надо уходить. – Надеюсь, ты скоро будешь дома. Сара лягнула ножку стула и ничего не сказала. Она поняла, что молчание и бездействие – единственное оставшееся у нее оружие. – Слава богу. Я думала, придется звонить мистеру Клик-Клик. – Прости. Задержался. Мак поставил сумки с камерами на пол. Поцеловал Луизу, арт-директора, повернулся к девушке у зеркала, которая яростно набирала эсэмэску, не обращая внимания на стилистов за спиной, накручивающих ее волосы на огромные керамические бигуди. – Привет, я Мак. – Он протянул руку. – Ой, привет! Сирена. – Ты должен был быть здесь час назад. – Мария постучала по часам. Джинсы сидели на ее бедрах так низко, что это было почти неприлично. Над ними два слоя воздушной темной материи искусно обтягивали красивую талию. Позади Марии кто-то возился с DVD-плеером. – Просто решил дать тебе дополнительное время, чтобы ты могла завершить свои магические манипуляции, милая. – Мак поцеловал девушку в щеку и скользнул рукой по ее обнаженной спине. – Тогда я готовлю сцену, хорошо? Луиза, хочешь пройтись со мной по сценарию еще раз? Луиза объяснила, какое выражение лица и обстановку они хотели бы видеть в кадре с молодой актрисой; костюмерша внимательно слушала и кивала. Мак тоже кивал; казалось, он был целиком поглощен процессом, но на самом деле мысленно все еще был в отделе опеки над детьми. Он сбежал по ступеням унылого здания сорок минут назад, не ощущая ожидаемого облегчения. Сара выглядела совершенно несчастной. Она все больше съеживалась по мере того, как до нее доходило, насколько изменится ее жизнь. Он собирался спросить у Таш, когда они готовили завтрак в гнетущей тишине, нельзя ли оставить девочку у себя, но, не успев сформулировать вопрос, понял, насколько это абсурдно. Таш ясно дала понять, что, если девочка останется, это подорвет ее профессиональную репутацию и что его присутствие в доме для нее невыносимо. Он даже не чувствовал этот дом своим. Как он мог навязывать ей присутствие чужого человека? – Много красного. Очень смело. Мак, это должна быть фотодекларация. Это не просто очередная молодая старлетка, а серьезная актриса завтрашнего дня, молодая Джуди Денч, Ванесса Редгрейв, только менее политичная. Мак взглянул на Сирену, которая хихикала, читая эсэмэску, и подавил вздох. Он потерял счет исключительным молодым старлеткам, которых снял за последние десять лет. И только две из них пережили всплеск первоначального интереса и получили роли в комедии положений. – Ну вот. Получай. – Мария, с кисточкой для макияжа между зубами, закалывала светлые волосы девушки умелыми пальцами. Костюмерша снимала платья со стойки и вешала на полусогнутую руку: – Я их принесу на площадку. – Через десять минут начинаем. Только проверю задник. – Луиза вышла. Подошла Мария. – Хотела спросить, почему ты так поздно, – сказала она с сильным славянским акцентом, – но потом поняла, что мне плевать. Он просунул палец в шлевку и притянул ее к себе. Ее волосы пахли яблоками, кожа – косметикой и лаком для укладки – незаменимыми атрибутами ее профессии. – Если бы я тебе сказал, ты бы мне не поверила. Она вынула кисточку изо рта: – Ты девушек клеил. – Причем четырнадцатилетних. – Меня это не удивляет. – Ее рот был так близок, что он рассмотрел крошечную веснушку у верхней губы. – Ты мерзкий тип. – Стараюсь. Она поцеловала его, потом отодвинулась: – После этой у меня еще одна съемка. В Сохо. Увидимся? – Если только у тебя. – Ты ночевал в доме своей бывшей? – Это и мой дом. Я тебе говорил. – И она не против, что ты вернулся? – Мы не обсуждали это в таких выражениях. Она прищурилась: – Я ей не доверяю. Какая уважающая себя женщина примет назад экс-муженька вроде тебя? Когда мой бывший парень в Кракове попытался вернуться в мой дом, я схватила папино ружье и взяла его на прицел. – Она изобразила, как целилась. Мак задумался: – А что, это вариант. – Оказалось, что зря. Он только хотел отдать мой сиди-плеер. – Она повернулась, собираясь уходить, по дороге подцепила виноградинку из вазы с фруктами. – Мне его тоже не хватало.