Ну и ладно. На нет и суда нет. Подхватив поднос, я направилась к другому столику, туда, где сидел Дорс с друзьями. Конечно, при этом я понимала, что рискую быть посланной, но надежда оказалась сильнее страха и здравого смысла. — Можно мне поужинать с вами? — подойдя к столику водников, спросила я. Дорс, почему-то такой же офигевший, как и Каст, кивнул и подвинулся. Ура! Я спасена. Поставив поднос, я осторожно опустилась на скамью и улыбнулась сотрапезникам «синего» — девушке с вечно-томным взглядом и хиловатому парню. Потом повернулась к Дорсу и шепнула: — Спасибо. Ты меня очень выручил. И за тетради спасибо, я… — Дашка, ты попала, — перебил Дорс. — Причем сильно. Попала? Куда? А в следующий миг у нашего столика возник Каст. Рыжий уже справился с шоком и вернулся в обычное рычаще-шипящее состояние. Он уперся ладонями в стол, наклонился ко мне и… ну, собственно, прошипел: — Как это понимать?! О, черт. Как же достал этот пижон. — Каст, я голодная. — Тихо, но твердо сообщила я. Выслушивать его очередные упреки и участвовать в сомнительных разборках я не собиралась. — Каст, дай девушке поесть, — поддержал Дорс. — Тем более что на обед она не ходила. Рыжий на этот призыв отреагировал странно: выпрямился, развернулся и помчался прочь из столовой. И, глядя Касту вслед, я искренне недоумевала, с чего он так завелся? А еще где-то в глубине души радовалась — вот! Оказывается, не только этот пижон меня доставать может, но и я тем же ответить могу. А вот профессору Глуну сегодня точно не везло с дверьми. Потому что именно на входе в него врезался вылетающий из столовой Каст. И рыжий, в отличие от меня, перед Глуном не извинился, так что я решила считать это добрым знаком. Не все же аристократу хамить иномирным студенткам, пусть и ему достанется. Удовлетворенно хмыкнув, я отвернулась и придвинула поближе тарелку с отбивной. Но едва успела отрезать первый кусочек, как за спиной прозвучало холодное: — Дарья, пройди в деканат. Глун! Чтоб ему пусто было! — Профессор, — пока я давилась отбивной, ответил Дорс, — дайте Даше хотя бы поужинать. Вам ведь не нужен голодный обморок, правда? — Полегче, студент, — процедил фон Глун. Я в этот момент ни на водника, ни на куратора не смотрела, но Дорс, кажется, слегка смутился. Ну и ладно. А я смущаться не буду. Я буду молчать, игнорировать и есть! — Дарья, ты слышишь? После того, как поужинаешь, жду в деканате. То есть у кого-то все-таки существуют хоть какие-то зачатки совести. — Да, профессор, — прожевав кусочек, кивнула я. — Как скажете. И только теперь заметила, что в многолюдной, вообще-то, столовой стоит абсолютная, гробовая тишина. Черт. Кто-нибудь объяснит, что происходит? Едва фон Глун отошел, я бросила молящий взгляд на Дорса, но водник пояснений не дал. — Огонь — не моя стихия, — наклонившись ближе, шепнул он. — Так что подробностей я не знаю, Даш. Но мне хорошо известны знаки этого типа, и если это то, о чем я думаю, то ты попала. — Мне сказали, что этот знак ставят всем, кто впервые посещает храм, — тем же шепотом откликнулась я. Дорс улыбнулся, как улыбаются несмышленым детям. А потом отрицательно покачал головой и добил: — Тебя обманули, крошка. Все совсем не так. Все. Зяба, готовься, ты труп! Вот только выясню что к чему и… нет, еще не знаю, что я с тобой сделаю, но сделаю обязательно! Я пожалела о своей покладистости едва вошла в деканат — в просторном, рассчитанном на добрую дюжину преподавателей помещении, не было никого, кроме профессора фон Глуна. Брюнет сидел в своем кресле и хмуро выстукивал кончиком карандаша по мраморной столешнице какой-то рваный ритм. Завидев меня, профессор даже позы не сменил, просто с неудовольствием поджал губы и кивнул на стоящий подле стола стул. А я… а мне… мне опять его губы вспомнились. Чертов сон! Так, все, надо забыть. Выбросить эти пошлые образы из головы и даже не думать перед ним краснеть! Расправив плечи, я подошла к столу и уверенно села. После чего не без опаски уставилась на куратора. — Значит, ты ходила в храм, — задумчиво протянул фон Глун. Я промолчала, потому что на этот вопрос уже отвечала, причем дважды. А вот следующая реплика была из числа новинок: — Но как это случилось? — указав кончиком карандаша на мой лоб, вопросил брюнет. — Как тебе удалось? Как удалось? Занятная формулировка, и я даже знала на нее ответ. Но объясняться и рассказывать о своей маленькой истерике перед статуей Ваула не хотелось. И вообще, меня в данный момент интересовало только одно — чем аукнется мне этот дурацкий «фурункул». Поэтому ограничилась минимумом: — Профессор, я просто пришла в храм, посидела на скамейке, а когда попыталась встать, на меня накатила ужасная слабость. Потом лоб будто огнем обожгло, и вот результат. — Просто сидела и все? Примечательно, что, несмотря на довольно кислую мину, фон Глун не обвинял. И даже язвительных ноток в его голосе не звучало. Наверное, именно поэтому я вздохнула и все-таки призналась: — Ну, кроме этого я немного рассказала Ваулу о себе. — Что именно ты сказала? — Брюнет подался вперед. Теперь он напоминал увидавшего добычу ястреба. Жесткого, хищного, стремительного. Но я не смутилась и не растерялась. И, отрицательно качнув головой, с достоинством произнесла: — Простите, лорд Глун, но вас это не касается. Декан демонстративно изогнул бровь, в мгновение ока вновь преобразившись из хищника в надменного аристократа, а я не смогла сдержать улыбки. Сама не знаю, отчего смешно стало. Может, от того, что чувствовала — вот теперь мне точно ничего плохого не сделают. Никто, даже Глун. — То, о чем я рассказала Ваулу, касается только нас двоих, — пояснила я. — Тайна исповеди. Понимаете? Фон Глун неприятно скривился, но настаивать не стал. — Что ж, пусть так. Жаль только последствия этой исповеди не одной тебе расхлебывать. Ну наконец-то! Хоть одно обвинение! А то я уже расслабилась и начала подумывать, что в нашем кураторе есть что-то человеческое. — Я готова, профессор, — спокойно сообщила я и выпрямилась на стуле, демонстрируя внимание. Даже руки на коленях сложила, как примерная девочка. Куратор опять бровь заломил, но я этот его взгляд выдержала, ибо если берешься блефовать, то блефуй до конца. А Глун откинулся на спинку кресла, устало вздохнул и огорошил совершенно нелогичным в данной ситуации вопросом: — Даша, ты танцевать умеешь? — Э-э? — Я вытаращилась на него. — Простите? — Ясно. Так и думал. Что ж, значит, будем учить. Завтра ты свободна, а послезавтра, после занятий, я за тобой зайду. Зайду? Мне не послышалось? Какого черта? — Времени на подготовку немного, всего две недели, — продолжал брюнет, — поэтому заниматься будешь каждый день после занятий. И, кстати, твое окно по медитациям мы, пожалуй, тоже используем. Жриц большого городского храма я уже предупредил, они не в восторге, но деваться некуда. — Подождите! — опомнившись, наконец, выпалила я. — Какие жрицы? Какие танцы? Вы можете объяснить нормально? От этой просьбы на лице фон Глуна вновь промелькнуло раздражение, но ответом меня все-таки удостоили. — Этот символ, — профессор снова указал карандашом на мой лоб, — наносят жрице храма, избранной для танца на праздник Дня Всех Стихий. Ваул хочет, чтобы ты станцевала для него вместо жрицы. Вот и все. Что? Танцевать? У меня аж дар речи на несколько секунд пропал. В голове мгновенно промелькнули когда-то давно увиденные по телевизору ритуальные танцы голых папуасов. И чтобы я — вот так же? Да ни за что! — Я не хочу танцевать! Я… — А тебя никто не спрашивает, — отрезал фон Глун. — Ну знаете! — выпалила я возмущенно. — Я-то знаю, а вот ты, похоже, не понимаешь, — вновь перебил куратор. — Это желание бога. Бога, Дарья! От таких предложений не отказываются. Фига се предложение! Да это ультиматум!