Соседская экономка смотрела на меня с неодобрением. Неудивительно, что никто ничего не рассказывал – кому же хочется, чтобы его дом сгорел следующим? А от меня в качестве соседа, с учетом моей новообретенной репутации, все будут только рады избавиться. – Чертовы трусы, – пробурчал я. Тут изнуренные пожарные наконец-то вошли в дом, и я бросился за ними. Открытого огня там больше не было, зато сам я пылал от ярости, поэтому никто не рискнул встать у меня на пути. От пропахшего гарью раскаленного воздуха я сразу же закашлялся. Пожарный, стоявший рядом, сказал мне что-то, чего я не разобрал, – возможно, велел проявить осторожность. Я вошел в гостиную. Все в ней было черным и серым, в воздухе витали хлопья пепла. Кое-где обнажились балки, от стен все еще исходил жар. Я не смог опознать ни одного предмета мебели – все выгорело до бесформенных угольков, усеивавших пол комнаты. Сверху задуло, и я задрал голову. Огонь прожег в потолке большую дыру, сквозь которую мне были видны почерневшие стены моего кабинета этажом выше. Я хотел подняться туда, посмотреть, что осталось от моего любимого уютного гнездышка, но сделать этого не мог. Половина лестницы отсутствовала, другая же половина держалась на одних лишь обугленных щепках. Вобрав в себя это зрелище, я будто получил пощечину: этот дом стал немой жертвой какой-то варварской ненависти, омерзительного вторжения в самый укромный уголок моей жизни. Жилище это, пусть и съемное, пусть и недолго служившее мне домом, все же было моим. На пол легла широкоплечая тень, и я, даже не оборачиваясь, понял, что это Макгрей. – Такого они раньше не творили, – пробормотал я. – Даже когда были на пике влиятельности. Макгрей остановился рядом со мной – отвращение на его лице читалось почти столь же явно, как и на моем. – Это был акт отчаяния, – сказал он. – Как у рыбы, когда та на крючке дергается. Понятия не имею, что мы сделали, но они, видимо, почувствовали себя загнанными в угол. Это ведь хорошая новость, Фрей. Это значит… – О, это замечательная, мать твою, новость! – заорал я. – Да ты оглядись! – Я повел рукой, и тут от потолка отвалилась пара кусков почернелой лепнины. – Сочувствую, Фрей. Я знаю, что у тебя было много всего… – Давай-давай! Потешайся над моими сгоревшими нарядами, пальто из шерсти мериноса, коллекцией булавок для галстука… Он насупился. – Да я не собирался… В этот момент в комнату, подобрав юбки и осторожно ступая между грудами обломков, вошла Кэролайн. – Мистер Фрей, – сказала она. – Это ужасно. Я… – Прошу, уведи ее отсюда, – недобрым тоном произнес я, отвернувшись от обоих. – Да мы не собирались издеваться, – настаивал Макгрей. – Вон! – взревел я, и в пустой оболочке, какую ныне представлял собой этот дом, мой крик прогремел как выстрел. Я так и не повернулся к ним. Пожарные, явно привыкшие к подобным сценам, покинули дом первыми. Спустя секунду за ними последовал Макгрей, а затем до моих ушей донеслось шуршание юбок Кэролайн. Сквозь разбитые окна я слышал, как Макгрей разговаривает с Тревельяном – наверное, объясняет причину моего срыва и просит ненадолго оставить меня в покое. Его заступничество только сильнее распалило бурлившее во мне негодование. С угрюмым видом я сел на останки мебели, и все мысли покинули мою голову. Должно быть, не меньше двух часов я просидел там, поигрывая с запонками и глядя в никуда. В конце концов я очнулся – когда вокруг запорхали снежинки. Они проникали внутрь сквозь дыры в потолке и крыше и залетали в разбитые окна. Лишь тогда я понял, что сижу как истукан, и принялся размышлять. Впал бы я в такое же оцепенение, случись подобный пожар тринадцать месяцев назад – когда я все еще был в Лондоне и наслаждался своей работой, когда по-прежнему был влюблен в свою невесту, когда дядя мой все еще был жив, когда меня не посещали еженощные кошмары с огнями, мерцающими над водной гладью?[15] Ничто из этого, ни одно из злоключений уходящего года не случилось бы, задержись я в Оксфорде или Кембридже. Оксфорд я любил особенно: медицина завораживала – в отличие от надувательской изворотливой юриспруденции, путь которой избрали для себя мои отец и старший брат. Я глубоко вздохнул и встал – и то лишь потому, что у меня затекли конечности. Выглянув в искореженный дверной проем, я увидел, что окна в доме напротив горят. Внутри сидел унылый, скучающий мужчина лет шестидесяти, который всматривался в старую книгу и клевал носом. Я мог бы стать им. Не брось я Оксфорд, я мог бы стать унылым, скучающим профессором, который чахнет над нудным учебником, переживает из-за цен на уголь, сырых стен и откровенной глупости студентов из обеспеченных семей. Как же я позавидовал этому скучающему типу. Я тяжело вздохнул и посмотрел себе под ноги – мысли снова разлетелись прочь. Не думать ни о чем, держать ум чистым, словно белый лист, было приятно. И тут мне в голову пришел вопрос… А может быть, то же самое произошло и с сестрой Макгрея? Я вспомнил исступление в ее глазах и то, как быстро она превратилась в пустой безвольный сосуд. Могло ли случиться так, что она отстранилась от мира, переживая из-за хаоса, который учинила – убила родителей, изувечила брата, – и ее рассудок просто дал трещину, не вынеся всей тяжести содеянного? При мысли о том, что я, возможно – лишь возможно, испытываю то же, что испытала она, я весь похолодел. К счастью, в этот момент у крыльца остановился черный экипаж. Дверь открылась, и, к моему удивлению, оттуда вышла Джоан. – Вы в порядке, господин? – заверещала она и бросилась ко мне. – Я уже все знаю! Весь город об этом судачит! Мне так жаль! Меня поразило не столько ее появление, сколько то, что она приехала в коляске. И тут я увидел, как оттуда же выходит Кэролайн, и все стало на свои места. Несмотря на тревогу, написанную на ее лице, выглядела она отдохнувшей; на ней было весьма элегантное котиковое пальто, высокий воротник туго обнимал ее тонкую шею. – Я в порядке, Джоан, – почти не соврал я, – но ты-то что здесь делаешь? – Мне теперь ее сопровождать положено, – заныла Джоан. – Господин Адольфус сказал, что не подобает ей разъезжать по городу в одиночестве. – Он сказал, что так я привлеку к себе излишнее внимание, – добавила Кэролайн, столь же недовольная, сколь и Джоан. – Можно подумать, на меня и без того не показывают па… – Мне сказали, что вы очень расстроились, господин, – бесцеремонно перебила ее Джоан. – И что это у вас с рукой! Бог ты мой, да вам, наверное, ужасно больно! – Ерунда, – снова соврал я, будто считаные минуты назад и не задавался вопросом, не тронулся ли я рассудком. Кэролайн шагнула ко мне. – Мистер Фрей, нам нужно отвезти вас в безопасное место. Так приказал ваш суперинтендент. – Тревельян? А почему он сам не приехал? – Господин Макгрей велел нам за вами съездить, – сказала Джоан и взяла меня под здоровую руку. – Сказал, что нам вы препятствовать не станете. Поедемте. И он был прав, думал я, пока она вела меня к экипажу. Вскоре мы уже мчали на юг. Я спросил, куда мы направляемся, но Кэролайн и Джоан хранили молчание – как и было велено. – В наши окна тоже что-то горящее кинули, – рассказывала Джоан. – Но собаки тут же это услышали и жутко расшумелись. Мы успели затушить огонь. Его только в одну комнату успели забросить. – И в доме было трое, а не один человек, – добавила Кэролайн, – поэтому все обошлось. Мистер Макгрей был так рад, что собаки остались целы. И книги. И что нового коня еще не успели… – Конь! – вскричал я. – Я забыл про Филиппу! Что с… – С ней все хорошо, – успокоила меня Джоан. – Огонь не добрался до стойла. Господин Адольфус увел ее, пока вы там сидели в раздумьях. Мой Джордж о ней позаботится. Вы все равно еще нескоро в седло вернетесь. Я прикрыл глаза, представив себе передряги, которые еще ждали нас впереди. Мы миновали кладбище Ньюингтон – это значило, что мы уже на окраине города, – и поехали дальше по широкому белому полю. Примерно через милю, у заснеженной хвойной рощицы, экипаж замедлил бег. Деревья окружали небольшой участок земли, в центре которого стояло несколько обветшалых домишек: маленький коттедж, две конюшни и пара-тройка хозяйственных пристроек между ними. – Что это за место? – спросил я. – Одно из имений леди Гласс. – Джоан без всякого смущения произнесла ее прозвище. – Суперинтендент сказал, что вам обоим пока следует пожить здесь, – объяснила Кэролайн, ничуть не оскорбившись от дерзости Джоан. – Сюда трудно подобраться незамеченным. Он сказал, что вам здесь вряд ли что-то грозит. – А леди Гла… то есть ваша бабушка ничего против не имеет? Кэролайн утомленно вздохнула. – Она сама это предложила. И, судя по тому, что перед нашим уходом сказал мистер Тревельян, у нее есть для вас новости. Тут экипаж остановился, и я увидел, что парадная дверь открыта настежь и Лейтон вместе с юным Ларри усердно сметают с порога снег. Джоан вышла первой. – Не позволяйте этому типу Лейтону приближаться к кладовой. Я приготовлю для вас ужин, как только мы вернемся из магазинов. – Из магазинов? – переспросил я. – Ага. Вам ведь одежда новая нужна, господин. Не будете же вы в одной паре кальсон и исподнего неделями расхаживать, правда? Она протянула было руку, чтобы помочь мне спуститься, но тут Кэролайн звучно кашлянула. – Погоди минутку, Джоан, – произнесла она, заметно смущаясь – и, как вскоре выяснилось, вовсе не потому, что перед этим речь невзначай зашла о моем нижнем белье. – Мне нужно поговорить с мистером Фреем. – Наедине?! – взвизгнула Джоан. – Да, представь себе, наедине! – раздраженно бросила Кэролайн и резко захлопнула дверь. И даже шторку на окне задернула – я нервно сглотнул.