— За три года с голоду подохнем. Что верно, то верно, и кушать в самом деле хочется. Только йоги способны три года без еды прожить, а я не йога. И Тим тоже не похож. — Макароны будешь? С колбасой? — Завтра же надо будет закупиться, а то в Салаватовском холодильнике не то, что мышь — таракан с тоски подохнет. — Буду. Я вообще неприхотливый. Отучился. — Тим помрачел. — Ладно. Ты ту пока… Я сейчас вернусь. Ушел. Обиделся? Но я же ничего обидного не сказала, только про макароны спросила, а он сразу и обиделся. В квартире сразу стало как-то пусто, темно и страшно. Работающий телевизор раздражает — не кино, а пародия на жизнь. Телевизор выключила, нечего ему работать, если я все одно на кухне торчу. Макароны сварились, колбаска подрумянилась, а Тима нет. Ну и куда он пропал? Сам же ужин требовал, а сейчас, значит, задний ход. Телефонный звонок повернул мысли в другую сторону. Лара? а я и забыла. Господи, ну как я могла забыть о собственной сестре? — Ники? — Лара? — Я, а ты еще кого-то ждешь? — Она засмеялась. — Нет, что ты… — Мне стало неудобно за ложь, но и говорить ей, что я жду Тимура, который сбежал, лишь бы не находится в одной квартире со мной, не хотелось. — Как дела? — Нормально. — А почему голос грустный? Что случилось? Обидел кто-то? Тим, да? — Нет… Да… Я запуталась. Он другой стал. Совсем другой, понимаешь, Лар? — Люди меняются и он изменился, и ты. Потерпи, милая, скоро мы встретимся. — Да? — Вместо ожидаемой радости я ощутила беспричинный страх. Что значит «встретимся»? Она придет ко мне? Дух, светящийся в темноте или же полусгнивший труп, отвратительный и вонючий. Не хочу. — Да, Ника, скоро, совсем скоро. Не надо противиться, это не больно. — Что не больно? — Умирать. Страшно, но не больно. А потом… Но мне нельзя говорить, что будет потом, это тайна, в свое время сама узнаешь. Скоро уже. Я просила за тебя. ОН простил… — Я умру? — Трубка вдруг стала скользкой и холодной. Я вытерла вспотевшие ладони о шорты. Сердце колотится. — Боишься… Не надо бояться, не надо противиться. Это будет чудесно, мы вместе, как раньше, только намного, намного лучше, чем раньше. Здесь мама… Ты ведь хотела встретиться с ней? И тетушка. Она так ругала меня за пастушку, ты не представляешь! Знала бы, ни за что в жизни пальцем не прикоснулась бы к этой фарфоровой штуковине! — Я не хочу умирать! — Дурочка. — Ласково укорила Лара, совсем, как раньше, когда я в слезах прибегала домой, чтобы зализать раны после очередной неудачи. — Помнишь, ты, когда на танцы ходила, влюбилась в своего партнера? Не помню, как звали, чернявый такой, с родинкой на щеке? — Игорь? — Игорь, точно, Игорь. Теперь вспомнила. С танцами у тебя сразу не заладилось, но ты не бросала, к каждому занятию готовилась, словно солдат к параду, все надеялась, что он на тебя внимание обратит. А он не обращал и не обращал. Ты плакала втихую, пока однажды не услышала, как твой драгоценный Игорь рассказывает дружкам, какая ты неуклюжая, неповоротливая, и бегаешь за ним, точно собачка за хозяином. Помнишь, как больно было? Ты три дня ничего не ела, лежала, в стену уставившись. Даже мне не сразу рассказала… Жить больно, Ника, а здесь хорошо. Легко. Нет ни боли, ни страданий, одно сплошное счастье. Входная дверь распахнулась: Тимур, наконец-то вернулся, но он не спасет от Лары. — Ника, ангел мой, не бойся. Ничего не бойся, знай, что я буду с тобой, что бы не случилось. Ты получила пакет? — Пакет? — Да, солнышко, пакет. Сегодня днем я отправила тебе подарок, ты его получила? — Да. Тимур подошел, неслышно, как кот. Остановился рядом, чувствую запах его туалетной воды и теплое дыхание на своей шее. Сразу стало как-то спокойнее, и страх исчез. Салаватов защитит, он ведь такой… надежный, он надежный. — Заглядывала внутрь? — Нет. — Трусиха. — Лара рассмеялась. — Какая же ты трусиха, Ник, ни капли не изменилась. Тим начертил в воздухе вопросительный знак. Спрашивает, с кем это я беседу веду, и что ему ответить? — Загляни, Ник, я ж не для того его тебе присылала, чтоб ты в шкафу прятала, знаешь, чего мне стоило отправить? А ты даже не удосужилась внутрь заглянуть! — Лара, я… — Посмотри. — Перебила она. — Обязательно посмотри. Это только для тебя, чтобы ты поняла. — Что поняла? — Не имею права говорить, но ты поймешь… Как Тим? — Он… Он здесь. — Стоит сзади, дышит в затылок, отчего волосы шевелятся, и кровь бежит быстрее. — Скажи ему, что… Хотя ничего не говори. Скоро мы увидимся. До свидания, Ник. Она повесила трубку, а я расплакалась. В последнее время я слишком много плачу, это неправильно. Мой дневничок. Алик — урод. Выставил условие — либо я работаю на него, либо остаюсь без лекарств. Согласилась, а что мне делать? Салаватову пожаловаться? Скажет, что сама виновата. А еще за Алика голову свернет, у того фотки есть, где мы с ним… Это было ошибкой, но Тимка не простит, бросит и меня, и Нику, и выставку организовывать не станет. Я-то переживу, а вот выставка… выставка нужна, как воздух. Все увидят, какая я талантливая. Нет, Тимка мне пока еще нужен. Алик обещал, что я не только долг верну, но и для себя заработаю, это то же кино, только для взрослых, это не проституция. Конечно, не хватало еще, чтобы он из меня проститутку сделал. Тот клиент, оказывается, режиссером был, а я не трахалась — пробы проходила. Прошла. На главную роль. И смешно и противно. Но, если таблеточку принять, все пофигу становится, и даже наоборот, круто. С Салаватовым так не бывает. Он вообще теленок, несмотря на бабки. Только зарабатывать и умеет. Но Алик все равно урод. Тимур Салаватов вышел из дому за сигаретами. — Ложь. Нет, вправду сигареты закончились, а курить охота так, что челюсти сводит. А работающий круглосуточно ларек, Тимур еще днем заприметил. — Зачем ты ее оставил? — Сущность отличалась поразительным упрямством, настырностью и абсолютной бесцеремонностью во всем, что касалось Тимуровых дел. В данном случае ее беспокоила Ника. — Хочу разобраться. — В чем? — Во всем. — Ага, открыть наново законы Вселенной, осознать и переосознать великие философские истины, разложить по полочкам математику и что еще там мы забыли? — Твое молчание. — Не дождешься. Салаватов сразу поверил, впрочем, не верить самому себе глупо. А Ника… Ну, пускай поживет, одному сложно, а она какая-никакая, но память о прошлой жизни. — С которой ты хотел расстаться. — Перехотел. Ларек работал, и сигареты в нем были, и пиво. А, действительно, почему бы не попить вечером пивка, лежа у телевизора, помолчать, подумать о тех же самых законах вселенной. — Лучше подумай о том, как жить теперь будешь. — Пробурчала Сущность, отворачиваясь: обиделось. Как, как… Обыкновенно, как все живут, так и он будет, вернется домой, поужинает и спать завалится. Ника, наверное, заждалась уже. Ника разговаривала по телефону, вернее, стояла, прижимая телефонную трубку к уху, вцепилась в нее обеими руками, словно боялась, что отберут. Больно надо. Интересно, с кем это она болтает в такое время? На его вопрос Ника лишь мотнула головой, судя по всему, обещала рассказать попозже. — Или послала тебя подальше.