Тоже вполне возможно. Судя по всему, разговор давался Нике с огромным трудом. Тимур заметил мертвенную бледность, испуганный взгляд и капельки пота, застывшие над верхней губой. Складывалось впечатление, что разговор тяготит Нику, но она не решается повесить трубку. Интересно Более чем интересно. Стало еще интереснее, когда Ника расплакалась. — Ну, чего стал, иди, утешай. — Фыркнула Сущность. — Только для начала вспомни, чем прошлое утешение закончилось. Тимур помнил, но, похоже, ничему не научился. Отобрав телефонную трубку — пришлось силой разжимать Никины пальцы, Тимур на всякий случай выдернул шнур. Вообще не следовало телефон подключать, чтобы не звонили всякие там. — Вставай, пойдем. — Куда? — Ника заморгала, от слез глаза приобрели оттенок молодой листвы. А нос распух и покраснел. Смешная она, сущий ребенок, домашняя кошка, которая изо всех своих кошачьих сил старается походить на льва. — На кухню. — Зачем? — Ну, хоть плакать перестала, уже достижение. — Ужинать будем. — И поговорим заодно. — Добавила Сущность. Ему тоже было любопытно, кто звонил. — Я вообще-то редко плачу. — Ника сидела, уткнувшись взглядом в тарелку. Она окончательно успокоилась, и даже пыталась улыбаться, хотя улыбка выходила нервной и кособокой. И руки трясутся — вилку вон раза три уже роняла. — Охотно верю. Ника посмотрела недоверчиво, точно пыталась сообразить — издевается он или говорит серьезно. — Тимур… Как ты думаешь, я нормальная? — Это смотря что нормой считать. Внешне, вроде, нормальная, но откуда ж мне знать, чего у тебя в голове происходит. Доминика вздохнула и, старательно отводя глаза, призналась. — Мне Лара звонила. — Какая Лара? — Наша Лара. Моя Лара. Она ОТТУДА звонила. Тимур попытался сопоставить два факта: Лара погибла и Лара звонила. Факты не сопоставлялись, чего, в общем-то, и следовало ожидать. Как она могла звонить, если умерла? Никак. Наверное, Нике снова примерещилось. — Твоей Нике с иглы бы соскочить. — Присоветовала Сущность. — Значит, тебе звонила Лара? — В ситуации требовалось разобраться, пока это еще возможно. — Считаешь, у меня крыша поехала? — Доминика моментально подобралась. И что ей ответить, если нормальным людям покойные родственники не звонят? — Я сама не уверена, что… что мне не привиделось. Прислышалось. — Ника путалась в словах, точно новорожденный жеребенок в ногах. — Но, если бы мне мерещилось, если бы я сошла с ума, я бы не задумывалась над тем, что схожу с ума? Верно? Интересный аргумент, однако: "я не сумасшедшая, так как сомневаюсь, не сумасшедшая ли я". Впрочем, относительно звонков у Тимура имелась своя собственная теория, странно, что Ника не додумалась, ей это объяснение еще раньше должно было в голову придти. Другой вопрос — кто и зачем этот цирк устроил. — Когда начались звонки? Ника ответила не задумываясь: — Позавчера. Нет, раньше на день. Вчера я тут была? Мне Лара сказала придти к тебе, а сказала она за день до этого. Значит, все-таки позавчера. Только Лара еще до звонков появлялась, она бывала в квартире, это точно. Там запах ее духов, и записки, и вещи… — Какие вещи? — Картина, ну, та, которую я потом тебе принесла, — Ника густо покраснела, — только она от Лары, честное слово, от Лары, я ж не сама рисовала! Я вообще рисовать не умею! Еще духи были… — Черная магия? — Ага. И суп, в самый первый раз она написала, что ночевать не вернется, и чтобы я суп ела. Я ела. А потом сок бы. И вино. Да, точно, вино было, красное, я всего полбокала выпила… Кажется, полбокала, а потом ничего не помню. Только у тебя очнулась. — Совсем ничего? — Ну… — Доминика повертела вилку в руках. — Цветы говорящие, которые отчего-то на стенах росли, чудовища, Лара за мной гналась… — Жаль, что не догнала. — Прокомментировала Сущность. — У девицы явный психоз. — Боюсь, тут кое-что посерьезнее психоза. — Тимур окончательно убедился в правильности своей догадки. Кто-то играет в покойника. Логично ведь, Ника играла с ним, а теперь играют с ней. Декорации те же, только зритель поменялся. Для полной уверенности требовалось уточнить еще кое-что. — Ты колешься? — Что? — На ее лице проступило такое удивление, что Тимур сразу поверил: она не колется. — Доверчивый. — Что? — Я спросил, ты колешься? Может быть, порошок нюхаешь, колеса глотаешь, куришь, свечи ставишь? Ну, я не знаю, что еще делают. — С каждым словом Никины глаза распахивались все шире и шире, пока не стали похожи на два огромных зеленых блюдца. — А… И свечи ставят? — Отчего-то шепотом спросила она. — Ставят. — Подтвердил Тимур. — Думаешь, я наркоманка, да? Укололась и забылась? И поэтому мерещится всякое? — Ну… — Вот, смотри. — Ника вытянула руки вперед. — Видишь, никаких следов, ни синяков, ни дырок, НИЧЕГО! В самом деле ничего, кожа белая, тонкая, нежно-голубые ниточки вен просвечивают, словно драгоценные жилы на мраморе. Хотя, в мраморе никаких драгоценных жил не бывает, мрамор сам по себе драгоценен. — Убедился? — Ника спрятала руки под стол. — Нет, скажи, убедился?! — Убедился. — Тимур против ожидания улыбнулся. Забавная она, подумаешь, вены на руках показала. Небось, Нике и в голову не пришло, что колоться можно не только в руки. Есть же вены и на ногах, Лара, к примеру, предпочитала именно в бедренную артерию колоть. Говорят, некоторые умельцы умудряются и в живот, и в подмышку, и в щиколотку героин вводить, а не станешь же ее целиком осматривать. — А ты попробуй. Опять же, и без уколов можно неплохо оторваться, современная наука предоставила любителям дури огромное количество способов употребления оной дури без необходимости дырявить тело. Поэтому вопрос оставался открытым. Хотя… Не похожа она на наркоманку. Совсем не похожа. — Зато похожа на чокнутую. — Сущность осталась при своем мнении, которое Тимур снова проигнорировал. — Не веришь? — Верю. Ника удивилась. Впрочем, сам Салаватов удивился еще больше, зарекался же держаться от нее подальше. — Рассказывай. Все с самого начала и подробно, ничего не пропуская и не додумывая. Понятно? Год 1905. Продолжение Магдалену убили, и на сей раз не приходилось сомневаться: сие преступление суть дело рук человеческих. Убийца сидел тут же, в комнате; рыдая пьяными слезами, пытался вытереть окровавленные руки о брюки. Руки-брюки. Что творится в этом странном доме? Палевич пребывал в редком для него состоянии, когда он точно знал, что следует делать, но чувствовал — это не правильно. — Я ее не трогал! Я только вошел, а она уже! Я хотел поглядеть только! Магдалена лежала на диване. Белая с золотым тиснением ткань обивки, светло-голубое платье, волосы цвета солнца и много-много крови. Чуть ниже левой ключицы торчала изогнутая рукоять ножа. Убийство произошло недавно: тело еще не успело утратить живое тепло и окоченеть, да и кровь вялыми красными капельками катилась вниз по тонкой руке. Ее руки похожи на стебли болотных лилий, мягкие, нежные и мертвые, а глаза — погасшее небо. Присев на корточки рядом с телом, Палевич закрыл их — мертвые не должны видеть, что творится в мире живых. — Я только посмотреть хотел! Я не убивал, не убивал я… — Лепетал Николай. Он выглядел таким омерзительно-беспомощным, что Аполлону Бенедиктовичу с превеликим трудом удалось подавить в себе желание взять этого мерзавца за ворот и вытряхнуть из него всю правду. Убить такую женщину! — Что мне делать? — Спросила Наталья, прижимая к груди медальон, точно портрет двухсотлетней давности мог защитить ее от оборотня. — Что мне делать?