— Известно где, — хмыкнул супруг. — Небось, прихорашивается перед приездом гостей. — Да прямо! Нам же в баню. Она что, макияж поправляет? — Ой, ну ты же ее знаешь. Мне иногда кажется, что она даже спит с прической, — махнул рукой Сергей. — И то правда. Иди домой, цуцик. Минут через десять баня будет готова. Наталья позвонила Стасу. — Я звоню ему, только когда мне что-то нужно, он на это ужасно обижается, — посетовала она подруге. — Хоть стыдно, но без него не обойтись. Ой, привет, Стасичек. Это опять я. Пока Станислав что-то отвечал, Наталья закатывала глаза, строила рожи и показывала телефону языки. Аня качнула головой и покрутила у виска. — Да знаю я, Стасюнчик, знаю. Ну выручи еще раз. Узнай, пожалуйста, все, что можешь, о Вячеславе Лихолетове. Родился тринадцать лет назад в городе с поэтическим названием Снежнин. У меня есть свидетельство о рождении, я тебе его сейчас сброшу. И еще, в детском доме для детей-инвалидов живет Славик Головин. Он меня тоже интересует. Только Сережке ничего не говори, пожалуйста. Завьялов что-то буркнул и отключился. Как только Аня вышла из комнаты, Наташа перестала улыбаться. Не слишком ли она самонадеянна: затеяла доморощенное расследование, не отдала лиловую папку в полицию, делает дилетантские выводы на основании информации, полученной у Стаса? Может, она бессознательно пытается убедить себя, что убить хотели не Аню? А пока она прячет голову в песок, кто-то звонит ее подруге и молчит. Глава 21 Первый день недели был вьюжным. Прохожие сжимались под порывами ветра, съеживались, поворачивались спиной к его мощному потоку. Сухая снежная пыль забиралась в рукава, карманы, за воротники. Сметалась с дороги и жалась к обочинам, канавам, набрасывалась на застывшую землю слой за слоем холодным белым порошком. Наташа вышла из машины, и сразу белая злая армада снежинок ринулась к ней, схватила за теплую шею и бесстыдной ледяной струйкой пробралась к груди. Кречетова с трудом открыла дверь «Поэтики»: снежная субстанция намелась плотной горкой, забаррикадировав вход. Татьяна одиноко сидела за стойкой, уткнувшись в телефон. Клиентов не было, понедельник всегда пустой. Да и народ в начале декабря не спешит красоту наводить, тянет до праздничных дней — экономит. Перекинувшись с администратором парой слов, Наташа поспешила к себе в кабинет — расследовать. Ее вчерашние размышления, стоит ли продолжать разбираться с документами, добытыми в доме Федотовой, она решила оставить на уровне размышлений. Нельзя останавливаться в расследовании. Полиция ведь не возбудила в свое время дело о смерти Такшина — списали на несчастный случай. Так почему же они будут разбираться с лиловой папкой сейчас? Поэтому они с подругой обязаны понять, за что убили Альбину и Жанну. И их ли на самом деле хотели убить. В документах, сфотографированных подругой в детском доме, было личное дело Славика Головина. Именно его, по словам Ивановой, хотела усыновить Лихолетова. В 2004 году в возрасте двух лет Славик очутился в доме малютки «Солнышко» города Тухачево, потом был переведен в детдом «Улыбка» города Вешняково и, наконец, три года назад он очутился в «Надежде». Никаких бумаг, объясняющих, откуда он появился в «Солнышке», кто его родители, кто его сдал в детдом, не было. Он взялся ниоткуда. Только Наташа успела удивиться этому факту, как позвонил Завьялов. — Ну, подруга, ты меня заинтриговала. Я тут такое расследование провел! Короче, слушай и делай выводы. 12 ноября 2002 года в городе Снежнин родился мальчик Вячеслав Лихолетов. Ребенок родился с ДЦП. Клавдия, мать мальчика, никогда замужем не была, а в маленьком городке это, сама понимаешь, грех тяжелый. Кто отец ребенка, неизвестно, поговаривают, что бывший директор школы, в которой училась Клава. Но никто свечку не держал, поэтому оставим эту тему в покое. Мать у юной роженицы была не дай бог: истеричная, агрессивная… жуть. Через год после родов Клавдия уезжает из своего родного местечка. Спустя некоторое время появляется она в нашем городе. Одна. Где ребенок? Мальчишки нет ни в Снежнине, ни у нас. Что с ним стало? А чуть раньше в детском доме для детей-инвалидов «Солнышко» города Тухачево появляется новый воспитанник, Славик Головин, больной ДЦП. Документы о его появлении утеряны. Короче, пропал Вячеслав Лихолетов. Появился Вячеслав Головин. — Почему Вячеслав? — только и смогла спросить потрясенная Наталья. — Потому что Вячеслав — это Слава, если кто не в курсе. Ну все, пока, Кибрит. Завьялов довольно засмеялся и отключился. Эксперт-криминалист советского детектива «Следствие ведут ЗнаТоКи» Зинаида Кибрит была редкой умницей. И сравнение с ней делало Наташе честь, если бы не ернический тон. А как иначе: не понять, что Славик и Вячеслав одно имя… Кречетова обхватила голову руками. Это что же получается — Лихолетова, главный борец за права и счастье детей-инвалидов, главный обличитель мамаш-кукушек, несколько лет назад сдала своего больного ребенка в дом инвалидов? Конечно, это все может быть совпадением. Мало ли Славиков на свете, в том числе больных ДЦП. Но за рабочую версию принять можно. Наташа позвонила Веселовской. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. — Получается, что Федотова угрожала Лихолетовой. За что?! Даже если когда-то Клавдия Феоктистовна и оставила ребенка, но теперь-то собирается его официально усыновить. И неужели она могла Альбину за это убить? Не верю. — Ой, да и за меньший грех убивают. А тут у человека вся карьера коту под хвост, — протянула Наташа. — Да брось ты, пойдет с ребенком к Малахову, повинится, народ поплачет вместе с ней и простит. Ты же наших людей знаешь, — не согласилась Анна. — Возможно. Но меня вот что удивляет: эта Альбина Федотова, она что, вообще ничего не боялась? И она кто, королева шантажа? Эдакий Чарльз Огастес Милвертон в юбке? Да и не могла она все это проворачивать одна. Ей нужна была «крыша». — Так может, «крышевали» какие-нибудь бандиты, они же потом женщин и прибили. Например, те крысятничали, не все деньги отдали или стали сами вымогать, — высказала свою мысль Анна. — Возможно, — задумчиво протянула Аня. — Очень может быть. Глава 22 Кречетова снова была на допросе у Алексеева. Ей казалось, что после того, как выяснилось, что яд был в конфетах, ее перестали подозревать. Но не тут-то было! «Ищите, кому выгодно» никто не отменял. Поэтому следователь нянчился с неприязненными отношениями Натальи и Жанны, просто культивировал их. — Странно все это выглядит, Наталья Станиславовна. Очень странно. Вы ругаетесь, практически деретесь с Верховой. И в тот же день та умирает, можно сказать, в муках. — Вы хотите сказать, — вспылила Наташа, — что я пришла, подралась, как вы говорите, с Жанной, при ней закачала в конфеты яд и пошла домой отдыхать?! — А почему вы закачали яд при ней? Вы принесли коробку с собой, — провоцировал ее на нервный выпад Андрей Павлович. И Наташа сразу же поддалась на провокацию: — Да когда я пришла, она уже жрала эти конфеты! С чего бы это я к ней с подношением шла?! К крысе этой! И с чего бы она у меня их взяла?! — Вот, — как бы подводя итог, с удовольствием протянул следователь, — видите! Убитая для вас крыса. А ведь вы знаете, про покойников говорят хорошо или ничего. А вы сдержаться не можете, импульсивный характер. — Получается, что я, руководствуясь своим «импульсивным характером», заранее начинила конфеты ядом, при всех принесла, при всех устроила скандал. Вы на меня хотите все свалить? И не думаете даже, что это убийство связано с другим? С убийством Федотовой? — Почему не думаем? Очень даже думаем. Тем более что есть один человечек, объединяющий эти два дела, — опять же с удовольствием протянул Алексеев. — И этот человек — вы, госпожа Кречетова. Наташа в бессилии откинулась на стуле. Накатилась апатия, все ее аргументы следователю не годились. Нет, она, конечно, не думала, что ее задержат, но кто его знает. Вчера на допрос тягали Регину Зубову. Та пришла в совершенно разобранном состоянии и целый день не могла работать. Правда, косметолог — чересчур чувствительная особа, но все равно эти допросы кого угодно выбьют из колеи. Сегодня она сама после целой серии несправедливых подозрений чувствовала себя опустошенной. Наконец Алексеев, тяжело вздохнув, протянул ей подписанную повестку. Наташа вышла в коридор и обессиленно сползла спиной по стене. Вдруг дверь кабинета решительно распахнулась, ударилась ручкой о стену, отрекошетила и почти закрылась снова. Если бы не коричневый ботинок в белых соляных разводах. Он влез в дверную щель, уперся носком в потрескавшийся дермантин, поднажал на него, и в расширившемся проеме показался Алексеев с папками в руках. Он опустил глаза, с удивлением посмотрел на сидящую на корточках Наташу и вдруг растекся патокой: — Вам плохо, Наталья Станиславовна? Что же вы так близко к сердцу простой разговор принимаете? Как будто виноваты, в самом-то деле! Может, водички? Или скорую вызвать? Наташа ничего не ответила, медленно поднялась и побрела из здания. Зимний день, пока она была в полиции, окончательно умер. И ему на смену пришли мутные сумерки. Загудела и сверкнула фарами машина. — Господи, Сережа! Какое счастье, что ты приехал. А то у меня никаких сил нет, — сказала Наташа, забираясь в машину мужа. В салоне было тепло и безопасно. — Когда только это следствие закончится! — У нас некоторые расследования годами длятся, так что спокойней к этому относись. Как к неприятной неизбежности. Ну, в самом деле, ты же ни в чем не виновата. И в полиции не дураки работают, разберутся. Наташе хотелось жалеть себя и плакать. Ничего, сейчас приедет домой, свернется калачиком и будет смотреть какой-нибудь сериал, снятый по романам гениальной, совершенно гениальной Устиновой. Зазвонил телефон. — Натусик, привет. Как ты? Что Алексеев? — спросила Веселовская. — Витька едет в Питер, Ольге Павловне очень плохо, — сказала она после того, как Наташа вкратце рассказала о допросе. — Да ты что, не может быть. А что с ней? Ты же совсем недавно с ней разговаривала, все было в порядке, — испугалась Кречетова. — Витя говорит, сердце прихватило. Все-таки возраст… — Ой, возраст, можно подумать! Помнишь анекдот, о котором она говорила, что про нее? «Бабушка, а сколько тебе лет?» — «Сто пятьдесят восемь». — «Как так? Ты и пьешь, и куришь!» — «Конечно! Иначе я никогда не сдохну». Аня невесело усмехнулась.