— Ты же знаешь, я не могу по-другому, просто не могу. Тем более что мы вроде как журналисты, должны соответствовать, — оправдывалась Аня, морщась от головной боли. — Ой, можно подумать… Витьку надеешься увидеть… Собака сидела на заднем сиденье, суетилась, пыталась положить морду на плечо хозяйки, лизала в лицо то Наталью, то Анну. Стало подмораживать, легкий снежок присыпал тонкий неуверенный лед, делая дорогу невозможно скользкой. Наташа сбросила скорость и включила навигатор. Ехать оставалось совсем немного, и подруги попытались сосредоточиться на предстоящем разговоре. Алла Ивановна Иванова, директор детского дома для детей-инвалидов, оказалась улыбчивой полноватой женщиной с высоким французским пучком на голове. Само здание снаружи выглядело очень непрезентабельно, но внутри оказалось на удивление чистеньким, уютным и каким-то домашним. Алла Ивановна провела их в свой кабинет. — Я извиняюсь за такой беспорядок. Хотя надо говорить не «извиняюсь», а «прошу прощения». Всегда об этом забываю, только вы в своей статье об этом не пишите. А то скажут, что директор дома «Надежда» — неграмотная баба. Иванова мечтательно закатила глаза и без перехода продолжила: — У меня такой кабинет был шикарный, большой, почти двенадцать метров. Но нам просто срочно понадобилось обустроить зал, чтобы поставить там чудный тренажер для детей с ДЦП. А помещений свободных не хватает. Вот мы и оборудовали зал реабилитации в моем кабинете. А я переехала в кладовку, а кладовку мы перенесли под лестницу. Потому и не успели мой новый уголок привести в порядок. Так что давайте лучше пройдем в комнату воспитателей. За время беседы с Ивановой подруги узнали массу информации о воспитанниках приюта, об их успехах и проблемах. — А как вам удается и ремонт делать, и тренажеры покупать? Хорошее финансирование? — наконец удалось вставить свой вопрос Наташе. — Да и на финансирование не жалуемся, и спонсоров хватает. Но для нас главное — найти этим деткам семьи. Чтобы они не чувствовали себя обездоленными. Вот с Тимуром Кизяковым связалась, ведущим «Когда все дома». Какие же они с женой чудные люди, и такое благородное дело делают! Она наших воспитанников будет в программе показывать, и сразу телефонные звонки посыпятся. Наташа только подивилась оптимизму человека, работающего в таком непростом заведении. — А вот госпожа Лихолетова… Наташа не успела закончить предложение, как Алла Ивановна прижала руки к груди и восторженно закатила глаза. — Клавдия Феоктистовна — святой человек. Она так нас патронирует, столько денег нам переводит. Веселовская сделала стойку: — Свои деньги переводит? — Представьте себе. Она вообще чудный человечек, и Славочку опекает, мы даже говорили с ней о том, чтобы его усыновить. Ну, в смысле, не мы, а она, Клавдия Феоктистовна. Из кипы папок, лежащих на столе, Иванова выхватила одну и потрясла у подруг перед глазами. — Я не могу показать вам эти документы, но поверьте мне, эта женщина заслуживает самого большого восхищения, — с торжеством сказала Алла Ивановна, будто восхищение заслуживала она сама. — А кто такой Славочка? — как бы между прочим спросила Аня. Иванова засуетилась, ее глаза забегали по сторонам. — Ой, да у нас тут и Славочки, и Пашечки, и Санечки, и Ванечки. Такие ребятки замечательные. Если хотите, мы можем пойти с ними поболтать, — она бросила папку на стол и поднялась со стула. Подруги многозначительно переглянулись. Наталья подхватила директора приюта под локоток и повела к выходу. Веселовская замешкалась. Иванова подводила Наталью к комнатам, около каждой висела табличка с именами живущих там детей. Затем она рассказывала предысторию о том, как они сюда попали. Чуть приоткрывала дверь, Наташа несколько секунд смотрела в щелочку, и дверь закрывалась. Впечатление от увиденного было тягостным. Оставалось только удивляться директору «Надежды», как у нее получилось не ожесточиться, не привыкнуть к страданиям, а воспринимать каждого ребенка, его боль как свою собственную. Побольше бы таких людей, которые не ноют, не клянут правительство, а работают, делают хорошо свое дело. — Алла Ивановна, напишите мне, пожалуйста, два письма с просьбой о спонсорской помощи. Я их передам куда нужно, и на следующей неделе вы получите денежные переводы. Иванова молитвенно сложила на груди руки. Одно письмо Наталья оставит себе, перечислит деньги из салона, второе отдаст мужу. Хотя этот детский дом не особо нуждается, в отличие от многих других, но все равно. Дети здесь с особенностями развития, многим нужны коляски, протезы. А наука не стоит на месте, появляются новые средства реабилитации, которые требуют серьезных затрат. Так что, как говорится, «денег много не бывает». Пора было уходить. Найда, наверно, заждалась в машине. Наташе не хотелось надолго оставлять ее одну. Бедняга столько пережила и очень переживала, когда хозяева уходили. Вдруг подумает, что ее опять бросили. Собака напряженно смотрела в лобовое стекло, выглядывая хозяйку. Увидев ее, спешащую к машине, Найда принялась лаять, затрясла огромной головой, с брылей полетела слюна, и стекла машины моментально запотели. Едва подруги открыли двери, как сразу получили порцию собачьей любви. — …и пока вас с Ивановой не было, я сфоткала бумажки из этой папки, благо их там было раз-два и обчелся, — продолжила разговор Веселовская. — А что за бумажки-то? — полюбопытствовала Наталья. — Думаешь, я видела? Я ж не Мата Хари. Знаешь, как у меня руки дрожали, все боялась, что кто-нибудь войдет. Пойдем в баню, там и посмотрим. У нас прямо дежавю. В прошлую субботу документы, в эту документы, — улыбнулась Аня. — А Витька твой сегодня приедет? — спросила Кречетова. — И ничего он не мой, — Анна дернула плечом. — Ну ладно, не твой. А кстати, что-то я давно ни Лешку, ни Андрея не вижу. — Андрей забегает иногда, а Леха нашел себе женщину, приводил знакомиться. И главное, тетка ничего такая. Вот чего на него бабы клюют? — удивилась Аня. — У себя и спроси, ты ж тоже в свое время клюнула. Так женщина, говоришь, ничего. Если он и с ней таким же сволочным будет, то она его бросит, вот увидишь. И станет несостоявшаяся госпожа Памжа тоже к тебе по вечерам в гости приходить, — засмеялась Наталья. Аня тоже улыбнулась, представив картину. Дальше разговор подруг перешел на их расследование. Всю оставшуюся дорогу они судили-рядили, за что шантажировать Лихолетову. Предположили даже, что деньги, предназначенные для детских домов, она уводит на свои счета в офшорах, но практически сразу эту версию отвергли. Пока Наташа таскала дрова и растапливала баню, Анна рассматривала сфотографированные ею документы. — Натусик, а свидетельства о смерти ребенка Лихолетовой в том конверте, что из дома Федотовой, случайно, не было? Кречетова опустилась на стул. — А что, он умер? — Не знаю, не знаю, — проговорила Веселовская задумчиво. — Смотри, имеется свидетельство о рождении Вячеслава Феоктистовича Лихолетова. И все. Это единственное упоминание о нем. Мать — Лихолетова Клавдия Феоктистовна, в графе «отец» стоит прочерк. Отчество явно дедово. И все, больше никаких упоминаний о малыше: ни в интервью, ни в справочниках, ни в автобиографии — нигде. Он словно испарился. А был ли мальчик? — она оторвала голову от бумаг и рассеянным взглядом посмотрела на подругу. Зазвонил телефон, и по тому, как побледнела подруга, Наташа моментально догадалась, что той снова звонит аноним. Она выхватила у подруги трубку и выкрикнула в нее: — Слушай сюда! Только попробуй еще раз позвонить. Мы тебя вычислим и ноги выдернем. Сейчас запеленгуем, где ты находишься, так что жди в гости. Скинула звонок и передала молчащую трубку Веселовской. — Не смей отвечать, если видишь незнакомый номер, — сердито сказала Кречетова. — А если будут звонить в дверь и ночью? Я не вынесу этого, — у Анны задрожал голос. — Значит, мы с Сережкой остаемся у тебя ночевать. И вот если эти сволочи придут, мы их накроем. — Вы же не можете у меня постоянно жить. Мы же не знаем, когда припрется тот, кто звонит в дверь, — Анна была на грани истерики. — Тогда мы тебя к себе заберем. Ну, или спрячем куда-нибудь, или придем и спасем. Не реви. Мне кажется, что звонила баба. — С чего ты взяла? — Аня вытерла слезы. — Не знаю, просто чувствую. Там молчали по-женски, сопели как-то по-женски, и когда я сказала чушь про то, что мы сейчас запеленгуем звонок, мне показалось, что там как-то испуганно пискнули, — Наталья не на шутку разволновалась. Аня пожала плечами: — А как ты думаешь, вдруг там, в «Поэтике», все-таки меня хотели убить? Кречетовой и самой, грешным делом, эта мысль не давала покоя, но подругу постаралась успокоить: — Брось. Если бы хотели убить, то убили бы, а не пугали. Все, эту тему оставили и скорее продвигаем наше расследование. Сиди анализируй дальше, а я пошла еще подброшу дровишек в топку. Не успела Наташа выйти из дома, как десятки, сотни тысяч разбухших снежных хлопьев ринулись ей в лицо. Вот только что она носила дрова, и снежной бури не было и в помине — так, чуть-чуть кружило. За несколько минут снег укрыл землю полностью, всю ее черную неприглядность. Белая перина росла прямо на глазах. — Девчонки, сюда! — восторженно закричала Кречетова. Аня с Найдой выскочили на порог. «Снег кружится, летает, летает, и, поземкою клубя, заметает зима, заметает все, что было до тебя», — заголосила Наташа. Сделала шаг и вдруг, поскользнувшись, рухнула в снежное безумие. Найда бросилась к хозяйке, стала лизать лицо, не давая подняться. Потом отскочила и принялась кататься на спине, поглядывая на подруг, — как я, хороша? Аня со смехом потянула Наташу за руку, собака кинулась ей помогать. Тут подъехала машина, из нее вышел Сергей. Найда в два прыжка оказалась около него: смотри, как у нас весело! Рыхлый снег легко лепился в снежки, Аня пыталась скатать снежную бабу, но собака легко уничтожала снежные поделки, помогая себе лапами и зубами. — Девчонки, сейчас приедут Витька с Андреем, давайте мы раньше вас в баню пойдем. А то я замерз, хотел сказать, как собака, но, глядя на нашу псину, это выражение звучит глупо. Пусть будет — замерз, как цуцик. Наташа захохотала: — А можно подумать, что цуцик не собака. Собака, только маленькая, щенок. — Да ты что? — удивился муж. — А я думал, что цуцик — что-то типа сурка. — Ладно, пусть будет сурок. Сейчас я еще одну топочку закину, и можете идти. А где Анькины бывшие? И сама она где? — покрутила головой Наташа.