Наташа явно знала этот голос, она его слышала всегда, всю свою жизнь. Ей было хорошо, спокойно от его интонации, тембра. И вот все это: и голос, и ангел, и змея — стало постепенно вырисовываться в образы, воспоминания, ассоциации. И вдруг как щелчок в голове — она все вспомнила: укол, автомобиль и холод, холод, холод. — Ну вот и прекрасно, что очнулась, что же вы кричите? — перед Наташей появился белый халат, а как только ее глаза открылись шире, то и сама доктор-ангел — Наташа это уже поняла — во всей своей красе. Она была молода, во всяком случае гораздо моложе Кречетовой. Темные волосы подстрижены под боб-каре. Красота! Подбежала медсестра, засуетилась, поменяла пузырек с раствором для капельницы. Наташа прикрыла глаза и снова провалилась в сон. Она впадала в забытье, в испарине выныривала из него, металась в горячечном бреду, снова тряслась от холода. И тем не менее раз за разом, день за днем, ей становилось все лучше и лучше. Через неделю она оправилась настолько, что смогла самостоятельно держать ложку. Это было так здорово — постепенно возвращаться к жизни, начинать чувствовать руки, ноги, тело. Она уже знала, что с ней случилось, знала, что ее очень вовремя нашла полиция, что арестовали Корнееву и Альбертову, но всей картины преступления сложить не могла. — Так странно, — сказала она подруге, — когда я валялась в грязи, я понимала, что умираю, но было не страшно. Все равно. Вспоминались какие-то отрывки из жизни. Что-то из молодости… А когда вы с Сережкой меня нашли, я не обрадовалась. — Я тоже, когда за мусорниками валялась… Мне тоже было все равно, может, это из-за холода? Наташа пожала плечами: — Я пока с воспалением лежала, было наплевать на все расследования. А как оклемалась, любопытство распирает, просто жуть. — Алексеев работает, допросы там всякие, очные ставки. Освободится, сразу придет расскажет. Мы-то знаем то же, что и ты. Кстати, следователь тебе все время приветы передает. Кречетову постоянно кто-то навещал: то подруга, то муж, то одноклассники, то однокурсники. Однажды к ней пришла Лихолетова. Наташа так ей обрадовалась! После того как Клавдия Феоктистовна рассказала свою печальную историю, мысль о том, как там Славик, не давала Наталье покоя. — Документы на усыновление уже в суде. На следующей неделе должно все решиться. Проблема, конечно, что неполная семья, но у меня готова экспертиза ДНК. Так что — тьфу-тьфу-тьфу — думаю, что все закончится в мою пользу. Столько лет потеряно из-за моего малодушия, — покаянно покачала она головой. Не успела уйти Клавдия Феоктистовна, как появились девчонки из «Поэтики». — Наталья Станиславовна, мы на минутку. Праздники все-таки. Запись сумасшедшая. «Ласка» — или как ее там по-новому — закрылась. Хозяйку-то арестовали, а мастера уже по другим салонам разбежались. К нам двое приходили, просились. Сейчас же Полина ваша за главную, так она со всеми разбирается, — доложила парикмахер Алла. — Вот вам мандарины. Они сейчас такие вкусные, самый сезон. Когда мастера ушли, Наташа удивилась, что общение получилось легким, таким, как раньше, до страшных событий. А ведь ей казалось, что ничего восстановить не получится и придется распрощаться с салоном. Но оттого, что она ошиблась, стало так хорошо на душе. Так легко. И Полинка помогла — взяла, как говорится, бразды правления в свои руки. А однажды она приехала к больнице с Найдой. Та сначала не могла понять, что от нее хотят: собака крутилась на месте, приседала, закрывала глаза, когда Полина поднимала ее морду, заставляя смотреть на больничное окно. И вдруг услышала: «Найда, девочка моя». И тут она все поняла: и зачем ее сюда привели в такой холод, и зачем задирают морду, и куда пропала хозяйка. Собака стала прыгать, скулить, метаться от нетерпения, громко лаять. Наташа закрыла раму и помахала псине из-за равнодушного больничного стекла, видевшего еще и не такие мелодрамы. Время выздоровления Наташи тянулось страшно медленно, хотя она давно мечтала поваляться, ничего не делать, целыми днями читать детективы и смотреть сериал про Журова. Но вот случилось: читай — не хочу, смотри — не хочу, валяйся — не хочу, а всего этого не нужно. Хочется к девчонкам в салон, домой, на дачу, к котам, собаке, мужу, дочке, подруге — ко всему этому сразу. В свою уютную, привычную, обычную, любимую жизнь. Глава 42 В канун Нового года небо казалось невозможно прозрачным, словно хрустальным. Воздух был острым, хмельным, наполненным чем-то волнующим, радостным. Влажные стволы сосен, слегка подхваченные морозцем, заиндевели, засеребрились на солнце. Редкие медленные снежинки осторожно дотрагивались до их величественных крон и аккуратно приседали на подмороженную землю. Наташа лежала на диване вместе с Найдой и наглаживала ее мягкую шерсть. Собака изнывала от благодарности: с обожанием заглядывала хозяйке в глаза, прикусывала от избытка эмоций ее руку и тыкалась мокрым носом ей в уши. Вот так беззаботно валяться было здорово, но нужно было собираться. Расследование закончилось, и Алексеев обещал сегодня рассказать о его результатах. Кто убил и почему, Наташа уже знала, но хотелось узнать обо всем как можно подробнее. Еще бы! Пройти через такую мясорубку! Она созвонилась с Веселовской и поехала в полицию. Виктор был уже тут. Следователь встретил подруг как родных: суетился, стараясь усадить их поудобнее, поставил перед ними разномастные чашки, в которые щедро сыпанул растворимый кофе и залил булькающей водой из ребристого чайника. — Ну что, волнуемся? — потирая руки, спросил Алексеев, весело поглядывая на женщин из-под нависающих бровей. Раньше его брови казались Наташе страшными — длинные, лохматые, с разнонаправленными волосками, а сегодня ей хотелось улыбнуться: уж больно они напоминали картинки с надписью «лишайник кустистый» из учебника ботаники за 5 класс. — Конечно! — эмоционально воскликнула Аня. — У нас столько вопросов. — А больше никого не будет? — вдруг неуверенно спросил Алексеев. — Можно начинать? — Сергей сегодня никак. А остальные все здесь, — нетерпеливо сказала Наташа. — А Клавдия Феоктистовна? — делано равнодушно уточнил он. — Лихолетову не ждем? Но притвориться равнодушным у него получилось плохо. Подруги с удивлением переглянулись. Ничего себе! Вдруг дверь распахнулась, и в кабинет вбежала раскрасневшаяся Лихолетова. Она была не в своем безликом деловом костюме, а в джинсах, дутой куртке и грубых ботинках. Пряди волос выбились из строгой прически, сделав ее моложе и беззащитнее. Алексеев смутился, отвернулся, щелкнул кнопку чайника. Так, спиной к гостям, и начал рассказ: — Ну что, начнем, как говорится, от печи. Жили-были две сестры Альбертовы, Жанна и Рита. Разница в восемь лет с годами не шибко заметна, а вот когда одной семнадцать, а второй девять — тут, как говорится, целая пропасть. Следователь отодвинул стул, повернул к себе спинкой и, оседлав его, обхватил руками. — Эту Маргариту у нас в органах хорошо знали — гулянки, приключения, — продолжил он. — Вечно она влипала куда-то. И подружка ее, Дина Волк, не лучше. — Ого! Они подруги? — удивилась Наташа. — Подруги. И они очень любили красиво пожить. Маргарите везло: она два раза выходила замуж за богатеньких, но получалась неувязочка, — Алексеев прищелкнул языком. — Деньги-то у мужиков были, но они почему-то не хотели, чтобы жена тратила их на свои гулянки. А уходил муж — с ним уходили и финансы. — Действительно, просто замкнутый круг, — усмехнулась Анна. — Просто свинтусы. Сами ушли и денег жене не оставили. — Вот-вот! И что делать? Идея пришла случайно. Маргарита крутилась в светских кругах, как это теперь по-модному называется — тусовалась. А что там у них в тусовках? Одни пьянки. А пьяный становится откровенным, болтливым, хвастливым, особенно если его подначить. И однажды Маргарита случайно узнала чужую тайну. Она попробовала шантажировать трепача, и все получилось. Она похвасталась Дине, и подружки-одноклассницы шантаж «поставили на поток», как говорится. — Все ясно, — сказала Наташа. — Альбертова шаталась по вечеринкам, узнавала тайны, сама, скорее всего, не светилась, посылала Дину. — Так и было. А потом Маргарита познакомилась с Ралдугиным, с которым у них случилась любовь. Но на Евгения Ивановича Альбертова тоже материальчика насобирала. — Во дает! Ну ничего святого! — возмутилась Аня. — Спит с мужиком и его же собирается рэкетировать! — Вот именно, — согласился с ней Алексеев. — Испорченная девица. Так вот, как-то Ралдугин сообщил Маргарите, что скоро у него будет сделка, рисковая, правда, но денежная. И она: что подслушала, что подсмотрела, что додумала… и по крупиночкам, по крупиночкам, по шажочкам сложила полную картину. Поняла, что затевается. А выяснила она вот что. Александр Крюков, владелец «ТингоФарма», предложил Евгению Ивановичу замечательный гешефт, как говорится. В сейфохранилище «РалБанка» арендовал ячейку академик Владимир Петрович Дронов, большой ученый-химик. И вот Крюков узнал, что господин Дронов стоит на пороге открытия какого-то лекарства для лечения Паркинсона. Служба безопасности Крюкова выяснила, что его формулы находятся в ячейке «РалБанка». — И тот предложил Ралдугину добыть эти формулы, — предположила Наташа. — Именно так. И Евгений Иванович придумал, как это сделать: была инсценирована кража, вскрыты почти все ячейки. Денег там пропало, драгоценностей, каких-то документов, контрактов… Что-то типа потом нашли, что-то нет. Всякие там золото-бриллианты были застрахованы, а формулы и деньги пропали. Альбертова заявила, что у нее похитили сто тысяч евро, и правление банка в лице Ралдугина ей эту сумму выплатило. — Понятно. От нее откупились, — сказала Наташа. — И как Маргарита не боялась? Могли ж прибить за такие деньжищи. — Ну она ж не дура. Она весь компромат на Ралдугина спрятала и сказала, что если с ней что-нибудь случится, то все документы попадут к прокурору, как говорится. Классика! Так многие любят пугать. И срабатывает. Никто ж не будет рисковать проверять. Проще заплатить. Тем более что Альбертовой закрыли рот деньгами, которые украли из ячеек. Так что Евгений Иванович не пострадал. — И кстати, Маргарита еще и на Волк собрала много чего интересного, и про то, как та занималась шантажом, и про то, как та жену Хомовского до самоубийства довела. — Вот же ж зараза! Какая гнусная баба эта Гнусина. Да уж, каламбурчик так себе, — сказала Анна. — Прекрасная фамилия, прям про нее. — А я вот что подумала: некоторым преступлениям куча лет. А преступникам до сих пор от них не избавиться. Где-то прочитала классное выражение: «У грехов прошлого длинные тени», — задумчиво сказала Наташа. — Да у нас иногда такие дела бывают! Через пятьдесят лет… — Алексеев показал Наташе банку растворимого кофе. Но она так активно замахала руками, что следователь дернулся и с опаской заглянул в банку «Нескафе». Пожал плечами, насыпал кофе только себе и залил кипятком по самый край щербатой кружки. — Ну, про Альбертову-Гнусину мы уже все поняли. А причем здесь ее сестра Жанна, которая Верхова? — потеряла терпение Анна. — Извольте. Нам бывшие соседи сестриц такого понарассказывали! Маргарита свою сестру дразнила, по портфелю ее рыскала… И Жанна тоже — подслушивала, поглядывала, вынюхивала. Собачились они постоянно, как говорится. Ну, с возрастом, наверное, они угомонились. А может и нет, ну бог с ними. Короче, обе вышли замуж, развелись. Альбертова стала блогершей, занялась шантажом, а потом получила от «РалБанка» сто тысяч евро. С барского плеча отвалила сестре деньги на открытие салона красоты. А прибыль, соответственно, на двоих. Верхова взялась за салон, а потом задумалась: откуда у сестры такие бабки? Верхова стала вынюхивать и узнала, что ее сестра профессиональная шантажистка. Узнала — и выкрала папку с компроматом, решила, что самой пригодится — «вор у вора дубинку украл», как говорится. — А что, Альбертова не поняла, кто у нее документы спер? — удивилась Анна. — Еще как догадалась. Жанна, конечно, инсценировала ограбление, как говорится. Поковырялась в замке, — хмыкнул следователь. — Потом решила, что в «шантажном деле» ей нужен помощник, и обратилась к Федотовой. Взяла ее в долю. — Я лично платила деньги Верховой, — сказала молчавшая до сих пор Лихолетова. — А откуда ты знаешь, что ей? — удивилась Наташа. — И почему ты мне не сказала? — Когда? В кафе ты меня об этом не спрашивала. И потом, Верхову же убили. Если бы я сказала, что это она меня шантажировала, у меня самой были бы проблемы. Я сначала не знала, кому плачу, — оставляла деньги в абонентском ящике. А два последних раза приходила в «Ласку», прямо к хозяйке в кабинет. Давала ей деньги в конверте, та при мне пересчитывала. — Ни фига себе оборзела! — присвистнула Анна. — Да уж, — задумчиво сказала Клавдия Феоктистовна. — Это от безнаказанности. В последний раз прихожу к ней в салон, она сидит за столом, курит и смотрит на меня с издевкой. А я вдруг увидела себя со стороны: вот я, взрослая, состоявшаяся женщина, с высшим образованием, при должности, стою пред какой-то, прости господи, шалавой. И все. Как отрезало. Я отказалась платить. А вот теперь забрала моего мальчика домой.