Часть 7 из 33 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Татьяна бросилась искать свободные места по журналу записи, а Сергей, махнув на прощание рукой, покинул «Поэтику».
Глава 9
Анна тушила капусту. Включенная вытяжка гудела, но от аромата не избавляла. Хлопнула входная дверь, и в квартиру вошел Максим Сомов, Анин «крайний» ухажер, как, смеясь, называла его Наталья.
Сыновья Веселовской — Димка и Артем — между собой называли его «бойфренд». Лешка называл его пассией (он произносил «пасся»), Андрей — сожителем. И только один Виктор не именовал его никак. Он как-то умудрялся даже по имени Максима не называть, просто безликим «вы».
— О, у нас сегодня никого! Ни первого, ни второго, ни особенно третьего. Что так? — он поцеловал Аню в щеку, едва коснувшись губами.
— Да… временное затишье. Сама не нарадуюсь, — Веселовская убавила огонь под гусятницей и повернулась к Максиму. — Давай тебе кофейку сделаю, иди отдохни — диван свободен.
Максим расстегнул пуговицу на воротнике. Он работал адвокатом в солидной компании, поэтому дресс-код соблюдал свято: галстук, пиджак, белая рубашка, кожаный портфель, Parker, ну и прочие статусные штучки. Он сел в кресло, предварительно поддернув брюки, чтобы не вытягивались колени. Закинул руки за голову и блаженно потянулся.
Аня метнулась сделать кофе. Вообще, она чувствовала себя перед Максом очень виноватой. Мало того что она старше его, так еще эта постоянная странная компания у нее дома. Максим устает, хочет расслабиться, почитать, полежать. А у нее — проходной двор! Так можно его и потерять: уйдет к той, кто моложе и кто не будет обременять его своими проблемами.
Она принесла на подносе кофе, сухофрукты, орешки, мед. Максим очень следил за собой: здоровое питание, спортзал, прогулки на свежем воздухе…
Выставила угощение на журнальный столик и присела на соседнее кресло.
— Ну, как ты? Как день прошел? — Максим пригубил кофе.
— Как всегда. Ничего особенного, — нерешительно сказала Анна. Они немного помолчали: Макс пил кофе, Веселовская рассматривала свои ногти. Она очень волновалась, как Максим воспримет ее просьбу. Несмотря на то что их отношения длились уже больше года, она чувствовала себя с ним очень неуверенно. Вот даже Лешка вызывал у нее большее доверие: попроси она его о чем-нибудь, он бы ныл, конечно, ругал ее, но выполнил бы. А тут кто знает…
— Эй, ты что? Почему грустишь? Непривычно, что нет твоих бывших? — Сомов засмеялся своей шутке.
Аня еще немного помолчала, а потом решилась:
— Макс, помоги мне, пожалуйста. Сергей думает, что тогда в салоне, возможно, убить хотели меня.
— Что?! Он в своем уме?! Что значит «Сергей думает»? Он кто такой вообще, чтобы думать?! На это есть компетентные органы. И они решат, кто, кого и почему, — он отставил чашку и резко поднялся.
— Ну, во-первых, он не «кто такой вообще», а мой друг. Во-вторых, он за меня волнуется, в отличие от следователя, которому по барабану, чью смерть расследовать. А в-третьих, его аргументы очень убедительны, — вспылила Аня.
Вообще-то они с Максимом не разговаривали в подобном тоне. Может, потому что серьезных тем никогда не обсуждали.
Сомов был молод, успешен, богат, ироничен — он был не из ее, Аниного, мира. В ее квартире, среди не совсем молодых и неспортивных мужчин, с разговорами о рыбалке и криками «Го-о-о-о-ол! Красава!», с запахами готовящейся пищи, он казался ненастоящим, словно ошибся дверью. Словно в грядку с редисом и луком случайно попало семя дендробиум нобиле.
Веселовской однажды подарили этот вид орхидеи. Аня и землю меняла, и воду отстаивала, и от прямых солнечных лучей прикрывала, но цветок все равно сначала сбросил листья, а потом и цветы. Видимо, не выдержал соседства с фиалкой, папоротником и миртом.
— Давай рассуждать логично, — сказала Веселовская примирительно. — То, что вместо меня должна была прийти Альбина, решилось буквально за полчаса до назначенного мне времени. Кто мог это узнать? Даже если узнали, кто мог так быстро подготовить убийство?
— А то, что у косметолога должна быть ты, весь город знал? — усмехнулся Максим. — Эта Альбина могла кому-нибудь просто сказать, что идет на процедуры. И что значит «кто мог так быстро подготовить убийство»? Что там готовить-то? Пришли, ножиком пырнули — и все дела.
— Это конечно, — промямлила Аня. — Но вариант со мной тоже может быть.
— А позволь спросить, тебя что, есть за что убивать? — Сомов зашел за кресло, в котором сидела Веселовская, и оперся руками о его спинку. Немного помолчал, наклонился и прошептал ей прямо в ухо: — Или я чего-то не знаю? С твоим образом жизни это немудрено, — и он аккуратно прикусил ее за мочку.
Вроде бы сцена получалась с эротическим подтекстом, но Ане внезапно стало жутко. Она жалко улыбнулась и подумала: «Скорей бы кто-нибудь пришел. Хоть Лешка».
Она подняла руку и дотронулась до лица, словно пытаясь рассеять морок.
— А что с моим образом жизни? — разомкнула она губы.
Ей вдруг стало так неуютно, так стыло. Вот сейчас Максим скажет, что не так с ее образом жизни. Но что бы он ни ответил, стало ясно, что в их отношениях произошел сдвиг. К слову «сдвиг» напрашивалась характеристика «тектонический». Но в контексте их близости уместнее было бы сказать что-то менее пафосное. Сама их связь была похожа на мыльный пузырь, и они с Максимом слегка его придерживали, чтобы не улетел. А вот только чуть сильнее нажали на его радужные стенки, и он лопнул, исчез, разлетелся на тысячи мельчайших брызг.
— Сама не знаешь? У кого еще три мужика в доме ошиваются?! — удовлетворенно ответил Сомов и плюхнулся назад в кресло, забыв подтянуть брюки.
— А какое это имеет отношение… — начала Аня.
— Прямое! Ты что, вообще ничего не понимаешь или прикидываешься?! Твои бывшие — вот кто знал, что ты будешь в салоне! Они чего ходят-то? Что им нужно? Вспоминай, кому из них что завещала, кто будет в выигрыше от твоей кончины.
Аня еще никогда не видела Максима в таком состоянии. Он всегда так гордился своей выдержкой. «Все дело в породе, — говорил он. — Родители — интеллигенты до третьего колена. Что ж ты хочешь!» Веселовская всегда удивлялась, что такой «породистый» мог найти в ней. Она и выпить могла, и словечко крепкое вставить, и анекдот неприличный рассказать. А тут такой прямо «институт благородных девиц»! И вот сегодня Сомов проявился во всей своей «благородной породе».
Анне вдруг мучительно захотелось выгнать его из дома взашей, грубо, со скандалом, с выбрасыванием чемодана с балкона. Но ей была нужна помощь, а Макс мог ее оказать. Пару лет назад он блестяще выступил в суде адвокатом крупного авторитета. Дело развалилось полностью, подсудимого отпустили за недостатком улик, и тот теперь перед Максимом был в «вечном долгу», о чем неоднократно напоминал ему при случайных встречах.
— Ладно, Макс, не кипятись. Давай оставим в покое мой моральный облик, поговорим о нем позже. А сейчас я просто прошу тебя: помоги мне.
Сомов несколько раз глубоко вздохнул, отошел к окну и некоторое время смотрел в темноту двора. Потом повернулся к Ане и почти приветливо спросил:
— И как ты предлагаешь тебе помочь?
— Обратись к Трофиму. Попроси его узнать об этом убийстве по своим каналам. Я в кино видела, что у них там, в их преступном мире, сбор информации на самом высоком уровне. Он тебе не откажет.
Максим обхватил голову руками и пару раз качнулся из стороны в сторону. Потом развернулся к Анне всем корпусом и начал медленно говорить, делая длинные паузы, будто слова давались ему с трудом:
— Не хочу тебя оскорблять и спрашивать, сколько тебе лет. Пропущу этот вопрос, но задам другой. Ты просто дура или наивная дура? Что значит «обратись к Трофиму»? Ты мне предлагаешь просить помощи у криминала? А ты знаешь, что как только я к нему обращусь, на моей карьере можно будет поставить жирный крест? А если он меня взамен попросит о какой-нибудь услуге? Ты на что меня толкаешь? Да и потом, а если мне самому, не дай бог, понадобится его помощь? А я ее что, уже на тебя использовал?
Дальнейший разговор терял всякий смысл. В голове пронеслось, что жаль отношений, Максим чертовски хорош, мужик статусный. Всегда был таким неконфликтным. Жить бы с ним да жить.
— Ладно, Макс, спасибо, — устало произнесла Веселовская. — Я все поняла. Давай собирай-ка свои вещички. Около меня может быть опасно. Не хочу портить твою карьеру, — и ушла на кухню.
Слыша, как он ходит по квартире, стуча дверцами шкафа, она еще на что-то надеялась. Ну не бросит же он ее в такой момент, когда ей просто необходимо мужское плечо. Оказывается — бросит. Аня услышала, как хлопнула входная дверь, и стало тихо. Она выскочила в коридор, на полке под вешалкой лежали оставленные Сомовым ключи. И только она собралась заплакать, как зазвонил телефон.
— Привет, Веселовская. Что не звонишь целый день? — раздался Наташин голос.
И тут слезы жалости к себе заполнили Анины глаза, все вокруг расплывалось, мешая смотреть. Царапину на щеке, неизвестно откуда появившуюся, защипало от соленого потока.
Она плакала и не могла остановиться. Подруга попыталась разобрать что-то из ее всхлипываний, но это было бесполезно — и она положила трубку. Аня бросилась на диван и накрыла голову подушкой. Но упиваться горем получилось недолго, через полчаса раздался звонок в дверь. «Не хочу, — думала Аня, — не хочу». Но некто снаружи был настойчив, и к трели звонка добавился грохот ударов, стучали то ли кулаками, то ли ногами.
— Открывай, Веселовская, открывай, мать твою, — раздался голос Кречетовой. — Открывай, или я звоню в полицию.
Аня отщелкнула замок, и они с подругой буквально рухнули в объятья друг друга.
— Ты что, сдурела?! Что случилось? Ты меня в гроб загонишь. Что рыдаешь, к двери не подходишь? Что случилось? Где все? Почему ты одна? Где мужики-то? — Наташа выкрикивала отрывистые бессвязные вопросы, отдирала Анины руки от лица и пыталась заглянуть той в глаза. Наконец ей это удалось, и она потащила подругу в ванную — умывала ей лицо, вытирала тушь со щек, дула на воспалившуюся царапину, расчесывала волосы.
Спустя некоторое время они уже сидели на кухне. Наташа приоткрыла гусятницу, повела носом навстречу капустному духу.
— Обалдеть! То-то у тебя все время мужики вьются. Вкуснятина!
— Макс сказал, что они вьются, потому что кто-то из них будет в выигрыше от моей смерти, — сказала Аня.
— Во как! А что еще сказал наш успешный адвокат?
Веселовская рассказывала и успокаивалась, Наталья же, наоборот, заводилась.
— Вот что я тебе скажу, подруга, — подвела черту Кречетова. — Ушел — и слава богу. Нужно в церковь сходить и свечку поставить. За освобождение. Честно говоря, твой Сомов мне никогда не нравился. Нет, самец он, конечно, знатный, — поправилась она, видя протестующий жест подруги. — Молодой, породистый. Только ненастоящий он, Ань, понимаешь. Вот Лешка твой козлина, конечно, но и то лучше этого Макса. Он хоть ничего из себя не строит. А этот… волосики набриолинит, манжетики запоночками застегнет, пылинки, одному ему видимые, с пиджака стряхнет, в зеркало глянет — и чуть от восторга не захлебнется.
Наташа так похоже пародировала, как Макс собирался на работу, что Аня не выдержала и расхохоталась. Смеялась она долго, временами истерически всхлипывая, но потом успокоилась.
— Я же ведь думала, что он мне поможет.
— Ну как он тебе поможет? Уймись. Мы сами себе поможем, и нам для этого никакие Максы не нужны. Вот слушай, что я придумала, завтра начинаем действовать.
Глава 10
Жанна Верхова, хозяйка салона красоты «Ласка», сидела в своем кабинете, курила и выпускала дым колечками. Она вытягивала губы трубочкой и делала резкие ритмичные выдохи. Получалось впечатляюще.
Сегодня были похороны Альбины Федотовой, косметолога ее салона. Жанна не пошла. Во-первых, она терпеть не могла покойников и кладбища. Не знаешь, как себя вести: краситься или нет, можно одеваться ярко или это тоже запрет. И потом, горе-то не у нее, тогда почему она должна делать скорбное лицо и надевать темные вещи?!
Заняться было решительно нечем, и Жанна открыла планшет. Недавно она нашла такой чудный сайт знакомств! Там были одни иностранцы. И это просто замечательно. Мужчин Верхова любила, но только не «сюси-пуси, цветочки и вздохи при луне».
Ей нравились отношения конкретные и решительные. В конце концов, она женщина молодая и здоровая и требования к мужчинам у нее разумные: замуж она не хотела, хватит, была уже, сыта по горло.
Нужно, чтобы избранник был крепок физически, без всяких там «в этот раз у меня не получилось, перенервничал». Да и нищеброды местные надоели. Как говорится, «любовь придумали русские, чтоб денег не платить».