Я наблюдал начало трагедии, наблюдал ее кульминацию и сейчас — доигрываю ее финал. Начало — это Куликово поле, и сотни самообороны, верящие, что если они вот сейчас зажгут этот лагерь ненавистных им ватанов — то через год, два, они будут в Европе. Кульминация — это два десятка пацанов учатся полицейскому делу в европейской полицейской академии. Начало конца — это тот же Валера Вознюк, «громадянский активист», за два года ставший начальником отдела в новой полиции, и продажный, как последняя портовая шлюха, — да, тот самый Валера. Который пел гимн Украины, и по щеке — катилась слеза… такое ведь не сыграешь. А финал… это то, что есть сейчас. Когда все против всех. Когда друг от друга — уже тошнит, когда весь мир идет на тебя войной. Может, на крови что-то и вырастет. Но я уже не верю. Слишком много было — крови. И ничего не росло. Как там… на крови может вырасти только бардак, где и кровь не имеет цены. Вот это честно. Это про нас… Мне не спалось, только потому это и увидел. Сначала движение — крадучись, прошел человек. А когда такие дела творятся, сами понимаете — на воду дуешь. Когда же прошел второй, за первым — я понял, что дело нечисто. … Успел как раз вовремя. Лева как раз заканчивал душить Сергея — перед этим ударив его по голове рукояткой пистолета. В последний момент — он то ли услышал, то ли почувствовал человека за спиной. Начал разворачиваться, поднимая пистолет — но я ему шанса не дал. Бросился, сшиб, прижал руку с пистолетом. Тот выстрелил. Мент оказался непростой — попытался ударить меня головой, но я был начеку. Потом — подоспел и Александр, сбежались бабы… К счастью, Сергей оказался цел, голова не пробита — иначе бы не встал. Сейчас он — опирался на машину, фары были включены. В свете фар — были я, Лева, Александр. Я — держал в руке трофейный пистолет. А жена Левы — стояла между ним и нами — не знаю, кого от кого она защищала. — Ты что творишь? — спросил я — за что ты его? Лева молчал, вызывающе смотря на нас. — Ты упырь, б… Тебе мало? Тебя тут кончить?! — А и кончай! Бывают ситуации, когда действительно хочется нажать на спуск. Я — с трудом сдержался. — Ты знаешь его? … Я повернулся к Сергею — Вы знаете друг друга? Сергей не ответил. — Лева!!! — резануло по ушам. Я повернулся — вовремя. Лева пытался воспользоваться моментом, кинуться на меня — жена удержала — Лева… не надо… — Подержи… — я передал Саше пистолет, приглашающе развел руки — давай! Лева отпихнул жену, но на меня не пошел. — Банкуешь, — осклабился он, — ну, банкуй, голубок…. — За слова ответишь? — Отвечу. Я за слова всегда отвечаю. С Владимирской[2] сам? — А что так интересует. Покаяться есть в чем? — Мне-то есть. Кто работает, тому всегда есть в чем. Только ты вон у него спроси, а ему — есть в чем покаяться? Я не обернулся — дураков нема. — А ты расскажи. — Рассказать? Ну… знаешь, кто такой наш друг Серега? Сначала он надзирал за законностью в наших правоохранительных органах. И хорошо так наблюдал, да, Серега? Помнишь, как ты меня за ларьки прессовал? Помнишь. Все дело в том, что я Киселям[3] мешал, верно? И они мне тебя заказали, верно, Серега? Потом ты на депутата Коваля працювал. А когда война началась — тебя кем назначили? Прокурором сил АТО? … — Ну, вот и расскажи нам, Серега, откуда у тебя бабло образовалось на покупку трех элитных квартир в Дипломат-Хаусе? Да, Серый? Сколько одна такая стоит? Триста штук? Пятьсот? Больше? Уж всяко недешево. А ты их купил аж три штуки, правда, Серега? А откуда Крузак, на котором ты со своей фифой сейчас едешь? … — И наконец, расскажи нам про свою маму, Серега! Как так получилось, что старая и больная семидесятиоднолетняя женщина — вдруг начала отгружать уголь на железную дорогу. Да не по малу — по десять, двенадцать, двадцать тысяч тонн угля в месяц. Если не больше? А люстрацию ты как прошел? Как справку сделал, прокурор? И тут я услышал за спиной звук, который ни с чем не перепутаешь, который узнает из тысячи каждый, кто прошел войну. Лязг передергиваемого затвора Калашникова. Успел упасть до того — как смертельный веер свинца выкосил нас. Огненный шквал — пришелся как раз по освещенному фарами месту, я успел увидеть, как упали Лева и Александр, скошенные бесконечно длинной, на весь магазин очередью. Раздался истерический женский крик, тут же оборвавшийся. Мне повезло только в том, что я стоял на самом краю освещенного фарами места — потому и уцелел, вовремя упал. Откатившись, я примерно понял, кто это? Баба. Та самая баба, что была с Сергеем, прокурором. Она как-то выпала из нашей разборки, и пока мы собачились — откуда-то надыбала автомат. Откуда? Да у прокурора АТО — понятно, что только танка быть не может, да и то не факт. Я замер. С голыми руками, идти на автомат… странно, но я все еще пожить хочу. Автомат замолчал — и на фоне тишины, отчетливо слышимой после грохота очереди — на высокой ноте взревел пятилитровый движок Ланд Крузера. Загорелись фары… Машина тронулась… — Подожди! — по-русски. Фары мазнули по нам… машина разворачивалась, раскачиваясь на неровностях — я мельком увидел ту бабу с автоматом, разряженным видимо. Она неловко бежала за Крузером… что-то крича. Света фар было достаточно, чтобы видеть, как на ходу из Крузера что-то выпало… что-то вроде большого мешка. Потом — джип взревел, выбираясь на дорогу. Понимая, что сейчас не до меня — я бросился к тому месту, где были расстреляны Лева и Александр. Пистолет был у Александра… рядом кто-то мокро хрипел… но мне до этого не было никакого дела. Вспомнив, как держал пистолет Александр, когда я ему его отдал — я шарил по земле, нащупывая его. Нащупал! С колен — трижды выстрелил по едва видимой в темноте бабе с автоматом, которая все еще бежала за Круизером — и та, споткнувшись на ходу, упала. Твою же мать… В темноте кричали — но мне было не до того. Мне надо было достать Ланд Круизер Сергея — мне казалось дико несправедливым то, что все погибли — а он останется дальше жить… Мой крузак был тяжелее — он был бронированным, из гаража президента Украины — но другого у меня не было, чужую машину в такой ситуации брать глупо. Оказавшись на водительском месте, я нажал на газ… Крузер тронулся с места тяжело, как тепловоз, выруливая на дорогу. В отличие от обычного — на нем были более мощные фары, плюс искатель и проблесковые маяки под радиаторной решеткой. Я врубил все, сам не знаю, зачем… Фары были впереди… они удалялись, и я, со своим бронепоездом — догнать их явно не мог. Но я упрямо давил и давил на газ, гоня машину по лесной дороге. На очередном повороте — я вдруг увидел впереди корму Крузака, большие задние фонари… он стоял так, чтобы я врезался в него. Каким то чудом — я успел затормозить, и в этот момент — слева, по водительскому — хлестнула автоматная очередь, почти в упор. Я пригнулся к рулю, стараясь, чтобы меня защищала более надежная бронесталь, а не бронестекло, которое неизвестно в каком состоянии. Но бронированный Крузак — отработал свое предназначение на все сто. Когда прокурор перестал стрелять, выпустив весь магазин — я открыл дверь и выпустил по месту, где были вспышки, всё, что оставалось в магазине моего пистолета. И — снова закрыл дверь. Но выстрелов — больше не было. ЛандКруизер стоял, немного приседая вперед, на спущенное колесо, в боковое и лобовое с моей стороны ничего не было видно — они все были в следах от пуль, но держались. Я перелез — благо машина большая, широкая — спереди назад, вылез через правую заднюю дверь и тут же упал на землю. Прокурор мог быть и жив, он мог ждать меня в темноте с автоматом… Не знаю, сколько я так лежал на дороге, у заднего колеса своей машины… минут двадцать… тридцать. Когда уверился в том, что действительно — всё — решил идти на поиски. В стоящем впереди Крузере — почему то обе двери спереди были открыты, и справа и слева. В салоне — тускло горел свет. С пустым пистолетом — я шел на поиски противника с автоматом. Не знаю, как это можно назвать… дурость, наверное. При нормальных раскладах — надо было завести головной Ланд Круизер и бежать отсюда со всех ног. Но я так не мог. Не знаю, почему — но не мог. Не мог… Перебежал на левую сторону дороги, упал на землю, и начал вслушиваться. Услышал дыхание… на грани слышимости. Вслушивался несколько минут, потом — пополз… Прокурор опасности не представлял, он был еще жив — но ранен. Держался за живот, рядом — лежал АКМС, пустой. Я посветил ему в глаза… затем, подсвечивая фонариком, начал осматривать. Две пули, обе в живот — не повезло. Если довезти до больнички — еще выживет… Может быть… Да только где сейчас больничка?.. Революция в стране. — Руку… руку говорю! Так… Я начал рвать рубашку. — Так… а вот теперь держи. Погоди… я сейчас. Надо что-то… непроницаемое. Хотя бы кусок пленки подложить. Это не только при ранении легкого, это вообще… рану лучше закрыть, пока не представится возможность оказать нормальную помощь. Пленка — нашлась в моем Крузере… папка какая-то. С ней я вернулся к раненому. — Ксанка… с…а — сказал он. — Молчи. — Я… не хотел… Ксанка… — Молчи, сказал… — Это она… с мамашей ее…. твари… Ну, да, ну, да. Это всё они, а я — весь белый и пушистый. — Мне… конец. — Может и нет… Сейчас мы тебя в машину перенесем… подожди.