Врач вынул из кармана носовой платок. — Мгновенно. Шейный позвонок был перебит. — Я хочу знать, мог ли кто-то из них еще двигаться после выстрелов, биться в судорогах например? Врач надел очки, проверил, хорошо ли они сидят на носу, и снова снял их. — Нет. — Я читал, что во время Великой французской революции, еще до изобретения гильотины, когда отрубали голову вручную, палач иногда промахивался, и тогда осужденные на смерть могли сойти с эшафота и сохранить жизнь. Но многие из них поднимались даже без головы и делали несколько шагов, прежде чем упасть замертво под ликование толпы. Если я правильно помню, один ученый объяснял этот факт следующим образом: мозг мог в определенной степени запрограммировать нервы, и мускулы сокращались еще некоторое время после смерти, поскольку в сердце поступает масса адреналина, перед тем как голова упадет с плеч. То же самое происходит с курами, которые вроде могут бегать и после того, как им отрубят голову. Врач хмуро улыбнулся: — Забавно, инспектор. Но боюсь, это детские сказки. — Как же тогда объяснить вот это? И он протянул врачу снимок с изображением Клипры и Руны, лежащих на полу. Врач долго смотрел на фото, потом надел очки и снова принялся изучать его. — Что объяснить? Харри показал пальцем: — Смотрите. Его рука закрыта ее волосами. Врач заморгал, словно ему что-то попало в глаз, мешая разглядеть детали. Харри отмахнулся от мухи. — Послушайте, вы ведь знаете, как делаются выводы на подсознательном уровне? Врач пожал плечами. — Хорошо. Мое подсознание сделало вывод: Клипра должен был лежать там, где он застрелился, потому что только в этом единственном случае его рука могла оказаться под ее волосами. Понимаете? Но угол, под которым был сделан выстрел, показывает, что он стоял. Каким же образом он сумел выстрелить в девушку, потом убить себя и при этом уронить руку не на ее волосы, а под них? Врач снова снял очки и принялся протирать их. — Может, это она застрелила обоих, — ответил наконец он, но Харри уже ушел. Сняв солнечные очки, Харри огляделся в полутемном зале ресторана. Чья-то рука помахала ему, и он двинулся к столику под пальмой. Человек поднялся ему навстречу, блеснув стальной оправой. — Вас известили, как я понимаю, — проговорил Дагфинн Торхус. На его рубашке под мышками темнели большие круги, пиджак он повесил на спинку стула. — Инспектор Крамли передала мне, что вы звонили. Что привело вас сюда? — спросил Харри, пожимая протянутую руку. — Административные дела в посольстве. Я прибыл сегодня утром, чтобы разобраться с бумагами. И потом, нужно назначить нового посла. — Тонье Виг? Торхус слабо улыбнулся: — Посмотрим. Необходимо учесть различные факторы. А что здесь едят? К их столику уже подскочил официант, и Харри вопросительно поднял на него глаза. — Угорь, — произнес официант. — Вьетнамское блюдо. С вьетнамским розовым вином и… — Нет, спасибо, — заявил Харри и, открыв меню, ткнул в суп из кокосового молока. — И минеральной, пожалуйста. Торхус пожал плечами и согласно кивнул. — Поздравляю, — сказал он, зажав во рту зубочистку. — Когда уезжаете? — Спасибо, но, боюсь, это преждевременно, Торхус. Остается распутать еще несколько нитей. Торхус перестал ковырять в зубах. — Нитей? В вашу работу не входит наведение глянца, Холе. Вам осталось лишь упаковать вещи и отправиться домой. — Все не так-то просто. В жестких голубых глазах чиновника что-то мелькнуло. — Все закончилось, вы ведь понимаете? Дело раскрыто. Вчера все газеты в Осло напечатали на первых полосах сообщение о том, что Клипра убил посла и его дочь. А мы уцелели, Холе. Газеты ссылаются на начальника полиции Бангкока, который сказал, что мотив преступления не выяснен и что, скорее всего, Клипра сошел с ума. Просто и совершенно непонятно. Главное, народ-то поверил! — Значит, скандал все-таки разразился? — И да и нет. Нам удалось скрыть, что все произошло в мотеле и что это на самом деле за мотель. И самое главное — премьер-министр ни при чем. Теперь надо подумать о других вещах. Журналисты уже начали звонить сюда, в посольство, и спрашивать, почему им раньше не сказали, что посла убили. — И что вы отвечаете? — А что я могу ответить, черт возьми? Что возникли языковые проблемы, недопонимание, что полиция Таиланда сперва послала нам неполные сведения, и все в том же духе. — И они поверили? — Нет, конечно. Но по крайней мере нас не могут упрекнуть в том, что мы их дезинформируем. В пресс-релизе говорилось, что посол найден убитым в гостиничном номере, а это соответствует действительности. Как вы говорили, Холе, ну, насчет того, где вы нашли его дочь и Клипру? — Я не говорил об этом. — Харри затаил дыхание. — Послушайте, Торхус, я нашел дома у Клипры порножурналы, доказывающие, что он был педофилом. Но об этом не написано в полицейских отчетах. — Вот как? Понятно, — не дрогнув, ответил Торхус. — В любом случае вам больше нечего делать в Таиланде, и Мёллер сказал, что ждет вашего скорейшего возвращения домой. Официант принес горячий суп из кокосового молока, и Торхус скептически воззрился на свою миску. Его очки запотели. — Журналисты из «Верденс Ганг» сделают отличный снимок, когда вы приземлитесь в Форнебю, — мрачно произнес он. — Попробуйте вот эти, красненькие, — показал Харри. Глава 47 Супавади, по словам Лиз, раскрыл убийств больше всех в Таиланде. Его главными орудиями были микроскоп, несколько стеклянных колбочек и лакмусовая бумажка. Сидя перед Харри, он сиял как солнце. — Все верно, Халли. У кусочков известки, которые ты нам дал, тот же самый цвет, что и у известковой пыли из багажника посольской машины. Вместо «да» или «нет» в ответ на вопросы Харри он отвечал развернутыми предложениями, во избежание недоразумений. Причина заключалась в том, что Супавади обладал известными языковыми способностями и знал, что в английском языке по каким-то причинам иногда употребляется двойное отрицание. Если бы Харри по ошибке сел не в тот автобус в Таиланде и спросил бы пассажира: «Скажите, а этот автобус в Хуалампхонг не идет?» — то таец наверняка ответил бы ему: «Yes», в смысле: «Да, ты прав, этот автобус туда не идет». Фаранги, немного говорящие по-тайски, знают об этом, но, когда таец, продвинутый в английском, отвечает: «No», возникают сложности. По опыту Супавади, фаранги не понимают таких вещей, поэтому лучше отвечать им как неразумным детям. — Это верно, Халли. Содержание мешка из пылесоса Клипры тоже весьма интересно. В нем оказались волокна коврика из машины посла, а также волокна с костюма посла и с пиджака Клипры. Харри с возрастающим нетерпением записывал за ним. — А что с теми двумя пленками? Ты послал их в Сидней? Супавади еще больше расплылся в улыбке, потому что этой частью работы он был в самом деле доволен. — Мы живем в двадцатом веке, инспектор, мы не посылаем пленок, ведь они придут только через четыре дня. Мы переводим их в цифру, и вот они уже у нас в компьютере: остается только послать файлы по электронной почте твоему эксперту-акустику. — Неужели такое возможно? — изумился Харри, отчасти чтобы сделать приятное Супавади, а отчасти смиряясь перед чудесами техники. Рядом с чудаками, помешанными на компьютерах, он всегда ощущал себя стариком. — И что говорит Хесус Маргес? — Я сказал ему, что совершенно невозможно определить, из какого помещения звонит человек, исходя только из данных автоответчика. Но твой друг меня переубедил, он наговорил мне кучу всего про частоты, герцы и прочие вещи. К примеру, ты знаешь, что человеческое ухо за одну микросекунду может различить миллион самых разных звуков? Думаю, он мог бы… — Какие выводы, Супавади? — Вывод его таков, что голоса на записи принадлежат двум разным лицам, но очень вероятно, что записаны они в одной и той же комнате. Харри почувствовал, как забилось сердце. — Теперь про мясо в морозильнике. Это была свинина? — Верно говоришь, Халли. Мясо из морозильника оказалось свининой. Супавади моргнул и счастливо хихикнул. Харри понял, что это еще не все.