Невеста в сопровождении женщин[44][Своего рода «окружение» невесты, состоящее из немолодых, уважаемых женщин, у которых есть сыновья. Все дальнейшие действия, описанные в этой главке невеста делает по подсказке этих женщин.] дверь открыла, туйнук[45][Туйнук – отверстие в крыше традиционного жилья или юрты, служившее для вытяжки дыма и освещения.] открыла. В знак того, что этому дому преданной будет, в собачью миску навалила еды. Чашки-плошки по порядку осмотрела. В горящий очаг масла покапала – на счастье. Чтобы, как ей подсказывают, потомство пошло, на руки младенца приняла. Каждый плов поел. Невеста к плову и не притронулась. Хватит уже невесте плов не есть. Чтобы невеста пловом угостилась, дядя жениха окружению невесты два отреза восьмиударного атласа передал. Тетя жениха – отрез кокандского шелка. – Не слишком торопитесь с подарками! – одна из тетушек говорит. По правде сказать, невестино окружение одаривать надо в день келин-чакирик[46][День, когда молодуха впервые выходит из дома жениха, чтобы навестить свою родню.]. Невеста снова плов не ест, тут уже свекровь говорит: – Этот дом и всё, что в нем есть, твое! – Да будет так! – откликнулись все. Только тогда невеста к плову руку протянула. Настало время невесте лицо открыть[47][Обряд «юз очар» («открытие лица») происходит на второй или третий день после свадьбы; до этого лицо невесты закрыто полупрозрачным покрывалом.]. Открыть лицо невесте кто-то из безгрешных детей должен. Подозвали женщины женихова младшего братишку четырех-пяти лет. Тот мигом прибежал. Схватил за невестино покрывало, на себя потянул. Открылось лицо невесты! 37 Участники тоя ушли, той-хана осталась. Жених с невестой остались. Выделили свекор со свекровью молодым угол во дворе, дом строить. Часть II Так бабка с дедом и сидят все на пригорке. Концы бабкиного кисейного платка на ветру шевелятся, лицо деду ласкают. Блаженствует дед. Ресницы подрагивают, скулы, губы играют слегка. Бабкин платок, как волос ее, бел и тонок. Ветерок летний тихо-тихо веет, телу блаженство доставляет. То подует, то стихнет. Запах земли доносит. – Хорошо, бабка, этим летом все спеет. Плодов много… 1 Разболелись ноги у Каплона. В костях что-то ломит все. Горят ноги, ноют. Каплон то на спину ляжет, то на бок. К жене повернулся: – Слышь, бабка… Погода меняется. – Откуда человек об этом знать может? – Аймомо говорит. О боли своей Каплон не стал ей сообщать. – А вот может, – говорит. – Летучая мышь из гнезда не летит – погода, значит, портится. Ни одной летучей мыши вечером не встречал. Заболело сильнее. И в щиколотке заныло, и в подъеме. Поднялся Каплон, наружу выглянул. – Я же говорил, бабка, – говорит. – Луну дымкой затянуло. К хорошему дождю. И точно, ночью дождь голос подал. Застучал по тазу, по окнам защелкал. Не лежится Каплону. Зажег свет на айване, во дворе. Под сточным желобом лужа набралась. Капли в луже булькают, бормочут. Из глубины двора кошачьи глаза поблескивают. Лягушка из травы выпрыгнула. Каплон стоит, запах дождя носом втягивает. 2 К утру дождь утих. День заблестел. Аймомо одеяла-тюфяки на проволоку проветриться вывесила. Окна настежь распахнула. Тюфяк под солнечные лучи пододвинула. Дастархан расстелила. А Каплон еще отдыхает, на боку лежит. Телпак[48][Телпак – мужская шапка из овчины с круглым верхом.] на брови надвинул, глаза прикрыл. Солнце его припекать стало. Аймомо на солнце сидит, шьет. В углу двора курица пшено клюет. Медленно ходит, с достоинством. – Кур-кур-кур, – в такт своим шажкам кудахчет. За ней цыплята бегут, видимо-невидимо. Круглые, как комочки. Как лимон, желтые-прежелтые. – Чиёв-чиёв-чиёв! Вертятся, точно по земле катаются. – Чиёв-чиёв-чиёв! Тут тень над двором мелькнула. У Каплона глаз прикрыт, не увидел ее. Аймомо щурится от солнца, тоже не замечает. Черный гриф над двором кругами летает. Вдруг, как метеор, на землю ринулся. Крылья растопырил. Одного цыпленка когтями схватил – и снова взлетел. Аймомо онемела вся. На месте подскочила, руками замахала: – Кыш, да чтоб тебе… Кыш! А гриф уже на верхушку тополя взлетел. В когтях цыпленок пищит: «Чий-чий-чий!» Курица вверх голову тянет, кудахчет, крыльями бьет. За цыпленком бросилась. На крышу взлетела, цыпленка назад зовет. С крыши – на кучу гузапои[49][Гузапоя – сухие стебли хлопчатника, идущие на отопление.]. «Чий-чий-чий!». С гузапои – на стояк для сушки белья… Только выше оттуда взлететь некуда. На землю слетела. Шею вытянула, вверх все глядит. «Чий-чий-чий!» – совсем издали писк цыплячий доносится. Бросилась курица к Аймомо, вертится вокруг нее, кудахчет. Дитя мое пропало! Ох, беда! Кудахчет, помощи у хозяйки своей просит. Дитя унесли… А дитя уже и след простыл. Слабо-слабо издали писк доносится. Покудахтала курица, поплакала – и замолкла, с судьбой смирилась. Уцелевшее потомство свое в курятник повела. Голову в шею втянула, глаза прикрыла…