Медленно-медленно пошла, пошла, снова остановилась. Обернулась, глянула назад. Видит, Алапар следом за ней увязался. – На место, на место! Алапар пять-шесть шагов выждал. Снова следом побежал. Матушка остановится, и Алапар замрет. Сидит, на матушку во все глаза глядит. Махнула на него матушка рукой. Путь свой продолжает. С камнем в сердце, сама не зная куда, шагает. Что на пути, рядком-рядком, не дома ли? Нет, это камушки белые, мелкие-мелкие! Комья глины это разноцветные! Топчет матушка камушки и комья, шагает. А это что? Тополя ли? Тутовник? Нет, то старая, никчемная трава. Топчет матушка траву повядшую, шагает! Ладно, а горы эти высокие что? Да какие горы это?! Это куличики из песка, забава детская! Давит матушка куличики песочные, шагает по ним! А снега горные… чернее сажи! 31 В это время отец наш к Кызылсуву подъехал. Вдоль мутных вод поскакал, брод помельче ищет. Решил рискнуть, шею обхватил и поскакал. Вода до брюха лошадиного дошла. Выехал отец наш из воды. Поскакал в сторону курганов, что возле реки. Лошадь в конюшне перед курганом привязал. Переметную сумку сложил, под мышку сунул. – Бисмиллохи рахмони рахим! – сказал и на базар зашел. Народа на базаре тьма-тьмущая. Шагу ступить некуда, так и топчутся. В воздухе ароматы самсы, кебаба, мантов так и витают. Ухо от бессчетных голосов глохнет. Кто говорит, кому говорит, что говорит – поди разбери! Точно туча воробьев разом зачирикала! Отец наш среди базарного народа потерся-потерся, потолкался-поталкался, путь прокладывает. Агронома-шелковода нежданно встретил. Агроном на отца нашего смотрит, точно не видит. Отец наш за руку его схватил. Обернулся агроном, отца нашего углядел: – Э-э, Каплон-ака! На базар, что ли, пришли? Отец на сумку под мышкой пальцем показывает. – Да, для дома кое-что нужно, – говорит. – Верно, верно… Пошел агроном своей дорогой. Поглядел отец наш вослед агроному. «Вот тупоголовый! Диплом есть, а догадливости нет, что тут поделаешь…», думает. Пошел дальше. На кишмишевые ряды зашел. Сидят кишмишчики, народ зазывают: – Подходи, из Ходжасоата кишмиш есть! – Подешевле отдаю, десять рублей кило! – Из Сино кишмиш – соленый, так сказать… из Ходжасоата берите! Прислушался отец наш, голос Юлдаша-сторожа узнал. Нарочно мимо сторожа прошел, подошел к нему тихонько, покашлял. – Хорошего пути, Каплон-ака! – Юлдаш-сторож ему. А отец наш, точно до того и не замечал его, голову поднял: – Э… И вам, братишка, хорошей торговли! – Чтоб по вашим словам было! По какой надобности? Отец на сумку под мышкой показывает. – Для дома кое-что, – говорит. – А покупать-то что собрались? Добился… добился-таки своей цели отец наш! – Да, – говорит, – за бешиком на базар приехал! – Вот как? Ну, так сказать, дай бог!.. Просветлел отец наш. – Благодарствую! – голову наклонил. – Кстати, видали моего, так сказать, внука-первенца? – Видал, видал! Задумался Юлдаш-сторож. Что-то сказать хочется. На языке вертится, а с уст нейдет. – Что сказать хотели, братишка? – отец спрашивает. – Вы, Каплон-ака, в возрасте уже почтенном, аксакалом, так сказать, скоро станете! – Ну, скажете уж – аксакалом! – Это я, так сказать, к тому, что вам старый бешик взять лучше, ака! Особенно если бешик, в котором много детишек уже перебывало… От света, так сказать, и свет бывает! – Такой, говорите, бешик взять стоит? – А то! Вот хоть наш бешик возьмите! – Так и поступлю, по вашим словам, братишка! И дальше пошел. 32 В лавки заглянул. Не так чтобы купить что-то, просто прицениться. Прошелся по лавкам, до книжной дошел. «Э-хе-хе, – на прилавки глянул, – бумаги-то сколько!» Уже выйти собирался, тут из подсобки девушка выглянула: – А вам, дядя, какую книжку?