— У Тани есть родная сестра? — А почему бы ей ни быть? Есть. Кира старше Тани на два года. Она замужем, у неё трое детей. Один из племянников Тани, самый младший, ему один год, нуждается в постоянной медицинской помощи. У Сёмы редкое заболевание сердца. Не очень критичное, но требующее постоянных вложений. К тому же, риск прогрессирования всё же существует. Один из фондов занят сбором денег на операцию, которая может решить проблему. Очень дорогостоящую операцию. Нельзя сказать, что счёт идёт на дни или недели, но если бы кое-кто проявил добрую волю, то никакие благотворительные сборы не понадобились бы. — Кто должен проявить добрую волю? — Таня. У нас из-за этого и начался разлад. Да, разлад длится не полгода, а год. С тех пор, как родился Сёма. — Как рождение племяннника, пусть даже с редким заболеванием, могло отразиться на вашей с Таней семейной жизни? — Деньги, Вера. Таня — богатая наследница, но получить это богатство она может только при соблюдении ею некоторых условий. — Боже. Я опять чувствую себя участницей событий какого-то романа. Сможешь рассказать более подробно? Или тайна? И ваш разлад — каким он боком затесался во всю эту катавасию? — Наши с Таней отцы, действительно, вместе служили и были очень дружны, однако наша семья гораздо менее состоятельная, чем семья Тани. Отец Тани, Василий Степанович, располагал недвижимостью в Европе и внушительными сбережениями, переведёнными в золото, драгоценности и предметы старины. Но Таня и Кира получат доступ ко всему этому лишь тогда, когда Тане исполнится тридцать один год. При этом, они обе должны быть на этот момент замужем. За мужчинами, которых выбрал для них отец. А ещё к тридцати одному году обе должны стать матерями, родить детей. Конечно, об усопших плохо не говорят, но я считаю условия завещания чудовищными. А значит, и сам Василий Степанович был чудовищем. И Таня — лишь порождение всей этой чудовищности. Если Кире удалось приспособиться и построить жизнь на такой вот основе, то Тане — нет. Она никогда не любила меня, но я всегда изо всех сил старался быть хорошим мужем, компенсировать ей отсутствие собственного выбора, я любил её. И надеялся на то, что у нас появятся дети. Видимо, и Таня готовилась стать матерью, время поджимало. А тут Стас. Не знаю, сама она придумала сбагрить меня в хорошие руки или подставить, или это была совместная со Стасом затея. Дело в том, что под любым документом есть мелкий текст. И в мелком тексте под завещанием Василия Степановича сказано, что Таня станет наследницей в тридцать один год без всяких условий, если я, именно я, оставлю её сам. Но и это ещё не всё. Если я оставлю Таню по причине её неверности, то она вообще лишается права на наследство. Кира станет единственной наследницей. Вот такие изощрения. Мне, конечно, лестно, что Василий Степанович счёл меня настолько достойной партией для любимой дочери, но я бы предпочёл простое человеческое счастье, честное слово. — Как не вовремя Таню угораздило влюбиться, — с сожалением сказала я. — На всё воля Бога. А не Василия Степановича. Он не смог предусмотреть всего. Например, болезни Сёмы. А как ему помочь? Вдова Василия Степановича ведёт обычный образ жизни, единственное, что он ей оставил — квартира и пожизненное ежемесячное содержание. И то при условии, что она не выйдет замуж повторно. Кира и Таня тоже живут обычной жизнью, не во дворцах. С одной стороны, это и хорошо, надо всё в этой жизни заслужить и заработать. Но вот с Сёмой вышла засада. Когда мы всё выяснили о возможности операции, я предложил Тане воспользоваться юридическими нюансами завещания, касающимися недвижимости, и отказаться от половины особняка в Европе в пользу Киры. Мы бы нашли хороших юристов и приложили бы все силы для того, чтобы продать особняк раньше. У Киры есть все документы, подтверждающие необходимость операции. Мы бы выиграли этот суд, частично оспорили завещание. Но Таня отказалась. Сказала, чтобы все ждали, пока ей исполнится тридцать один. Ведь тогда и Кира получит не только половину особняка, но и ценности. Конечно, хозяин — барин, никто не спорит. Таня имела полное моральное право на такое решение. Но теперь Сёме придётся ждать как минимум десять месяцев, ведь сбор в фонде продвигается небыстро. Я пытался уговорить Таню, настаивал. Потому мы и начали ссориться. Я стал неугоден уже тогда. Возможно, я был не очень прав, каждый имеет право на своё имущество. Не моё же. Но ведь Кира могла потом, позже, отдать Тане часть ценностей. Всё равно особняк будет продан, иначе его не поделить. Мне казалось, настолько доброе дело способно вернуться и Тане чем-то очень хорошим. — А оспорить завещание хотя бы на половину особняка сейчас нельзя? Ускорить вступление Киры в право наследования и право собственности? — Нет. Только весь особняк можно продать, в том и дело. Половину нельзя. — Дурдом. — Ага. Причём, рукотворный. — А что ты намерен делать теперь, в связи с тем, что собрал доказательства неверности Тани? Неужели хочешь оставить её без всего? — Зачем мне оно? Я просто припру её к стенке и потребую того, чтобы она сейчас отказалась от прав на особняк. Тогда я не дам хода доказательствам неверности Тани, и получит она своё остальное наследство. Ведь на развод подам я. Значит, она будет иметь право на всё. А операция Сёмы станет моей моральной компенсацией за полгода ношения рогов. — Даже не знаю теперь, Гриша, что во мне сильнее: восхищение тобой или страх перед тобой. Надо же такое придумать! Григорий усмехнулся. Но тут мне пришла в голову ещё одна мысль, и у меня буквально волосы на голове зашевелились. — А ты хоть понимаешь, в какой опасности ты находишься, Гриша? Глава 3 Григорий в это время уже опять успел закрыть глаза и сложить руки на груди. Я уж подумала, что засыпает. Но он смешно открыл один глаз и посмотрел на меня. — Волнуешься за меня, — не спросил, а констатировал он, улыбнувшись. — Мне это нравится. — Гриша, ты в своём уме? Тебе весело? Или твой покойный тесть считал, что тебя зовут Дункан Маклауд, устраивая свои аттракционы? Или ты сам считаешь, что тебя так зовут⁈ — Не обижайся, — Гриша открыл оба глаза и взял мои ладони в свои. — Чтобы прибегнуть к крайним мерам, человеку хотя бы мало-мальски адекватному нужны определённые условия. Для Тани пока не наступили эти условия. У неё есть ещё десять месяцев в запасе. Тем более, она до сих пор не знает, что я стал опасен. — И всё-таки, Гриша! Как ты мог так рисковать⁈ Не только самим собой, между прочим! Твоё стремление прижать эту парочку с поличным ставило под удар операцию Сёмы. Тебе не стыдно? Теперь он смотрел на меня так, что у меня сердце в пятки ушло. Не от страха. От непрошеного счастья и от волнения. При этом продолжал удерживать в заложниках мои ладони. Шаг за шагом этот человек продолжал подчинять себе вольнолюбивую меня. — Потому я и сказал, что получил урок. Нельзя быть таким самонадеянным и безалаберным эгоистом. Пришлось вмешиваться кому-то свыше, останавливать меня, разворачивать в другую сторону. — Так себе объяснение, — проворчала я. — Но к счастью, всё получилось так, как получилось. Однако теперь тебе необходимо вплотную заняться вопросом безопасности. — Мой поверенный и тот адвокат, который занимается разводом, — они оба получили на руки копии завещания со всеми пунктами, касающимися меня и нашего с Таней брака. То есть, я подстраховался. С того момента, как Таня получит уведомление о судебном заседании по вопросу развода, ей невыгодно будет, чтобы с моей головы упал хоть волос. Если со мной что-то случится, она будет первая под подозрением и пристальным вниманием правоохранительных органов. Такое развитие событий Василий Степанович, как раз, предусмотрел. Если Таня будет причастна хотя бы к попытке устранить меня, и это удастся доказать, она ничего не получит, кроме уголовного преследования. — А когда Таню уведомят о заседании? — В понедельник. — То есть, впереди двое суток. И в эти двое суток ты уязвим, ведь мы не знаем, что они со Стасом там придумали после моего отказа от сотрудничества. Может, они придумали, как тебя подставить. А может, замыслили что-то похуже. — Таня пока не знает о предстоящем разводе, а значит, официально не существует причины избавляться от меня. — И всё же мы не можем рисковать. Как хорошо, что твой телефон разрядился ещё на трассе, и ты отказался заряжать его. — Да. Хочу полностью уйти от реальности хотя бы на время. — А что там у тебя с геолокацией? И вообще, проверял ли ты свой телефон на наличие программ слежения? — В выключенном виде, да и во включённом, отследить телефон могут только оператор и компетентные органы, если у их представителей есть на руках соответствующий документ. Программы слежения в аппарате отключены. Таня — обычный человек. Она меня отследить таким образом не может. — А это её… Стас? Таня сказала, он работает в мэрии. — Он сугубо штатский. Курирует вопросы здравоохранения. Конечно, не стоит быть слишком самоуверенным, но Таня пока считает меня безопасным лопушком. Реальная опасность мне пока вряд ли угрожает. Разве что могут найти более сговорчивую девушку, чем ты, и попытаться подставить меня. — А где ты живёшь сейчас? — Пока в квартире, которая останется за Таней после развода. В нашей общей квартире. Я же не могу раньше времени раскрыть планы. Некоторое время я смотрела на Григория и напряжённо размышляла. Потом выпрямилась, и Григорий улыбнулся: — Слушаю внимательно. Чувствую, сейчас будешь командовать. — Правильно чувствуешь. И нечего смеяться, Гриша! А если ты не появишься до понедельника и не позвонишь, Таня предпримет что-нибудь? В плане поисков? — Не думаю. Вряд ли она волнуется обо мне. — Значит, останешься до понедельника здесь, у моих тётушек. Я поговорю с ними завтра, хотя знаю и так, что они не откажут. Даже рады будут. Свой телефон пока не заряжай и не включай. Завтра с моего телефона позвонишь своим родным, предупредишь, чтобы не теряли. Скажешь, что задержался в гостях у друга. И позвонишь своему другу. В случае, если Таня всё же начнет бить тревогу, друг скажет ей, что ты у него. Ей этого будет достаточно, вряд ли она усомнится, её устроит ответ. Больше никому не звони. Я завтра, точнее, уже сегодня, уеду в город. Связь с тобой буду поддерживать через тётю Зою. Если тебе срочно нужно будет что-то спросить у меня или сообщить мне, тоже через тётю Зою. Я её предупрежу. — Слушаюсь. Всё понял, — внимательно выслушав меня, сказал Григорий. — А в понедельник приеду и остановлюсь у родителей на несколько дней, пока не сниму квартиру. В понедельник же поговорю с Таней. После этого я буду в безопасности. — Но это не значит, что нужно быть доверчивым и безалаберным! Опасность, что тебя попытаются подставить, сохранится. — Я буду очень осторожен. А ты, Вера? Ведь ты отказала Тане в её просьбе. Не отыграется? — Если Таня не узнает, что мы с тобой в сговоре, не отыграется. Зачем я ей? Она уверена, что я буду молчать. И я буду молчать. — Когда мы с тобой увидимся, Вера? — Когда вы с Таней официально разведётесь, если захочешь увидеться, конечно. Раньше нельзя. — Да, ты права, — Григорий тяжело вздохнул и помрачнел. — Нельзя давать им шанса изобразить меня изменником и подлецом. Это что же, я как минимум месяц не увижу тебя, Вера? — Да. — И ты так спокойно об этом говоришь? — Если я скажу об этом горячо и эмоционально, ситуация не изменится, Гриша. Прочитав в его взгляде некое намерение, я строго сказала: — Даже не думай. Поднялась, начала убирать со стола. Старые часы показывали половину четвёртого. Самый длинный день в моей жизни подходил к концу. * * * Я уехала в субботу вечером. Если учесть, что встала я ближе к полудню, а Григорий вообще в третьем часу дня, мы с ним почти не общались. С другой стороны, мы очень плотно поговорили ночью, потому отдых был только на пользу. А время, проведённое с тётей Раей и тётей Зоей, я всегда очень ценю. Правда, поздним вечером Григорий мне всё же позвонил с телефона тёти Зои. Спросил, как я добралась. Поинтересовался, чем я занимаюсь. Похвастал, что его кормят окрошкой и пирогами. Я так обзавидовалась (днём-то окрошки не было, только пироги), что почти на ночь глядя потащилась в супермаркет за ингредиентами для окрошки. Браво, Вера! Если ты будешь продолжать набивать желудок на ночь глядя, то через месяц Гриша тебя не узнает. Продолжай в том же духе, молодец! Но что толку заниматься самобичеванием, когда дело сделано? Наевшись, я задумчиво смотрела в окно кухни, за которым сгущалась темнота, и думала о Грише. А придёт ли он через месяц, когда всё у него образуется? Это только в приключенческих фильмах двое, встретившись в критической и опасной ситуации, остаются потом вместе на веки вечные. А в жизни?