Григорий молчал, рассматривая свои сцепленные руки. — Гриша? — встревожилась я. — Отказался, — он поднял голову и растерянно посмотрел в мои глаза. — Почему? — Подумал: если провидение опять вмешалось в мои планы, значит, это сигнал мне. Зачем тратить жизнь на месть? Я не Господь, чтобы распоряжаться судьбами людей. И не хочу уподобляться Василию Степановичу. Таня имеет право на наследство, и при нормальных ситуациях родители не ставят наследникам адовых условий. Не заставляют их унижаться, изворачиваться, совершать подлости. — Прости, Гриша, но в случае с Таней почва очень уж благодатная. Её не надо заставлять, она совершает подлости искренне и от души. — Знаю, — кивнул Григорий. — Потому и хотел, чтобы она помогла Сёмке. Надеялся, что это её изменит, заставит пересмотреть что-то, переоценить. Но и я не имел права решать за неё. Григорий встал, потянул меня за руку и прижал к себе. — К вопросу о конспирации, — сказал он, серьёзно глядя в мои глаза. — Прятаться и скрывать моё отношение к тебе не собираюсь. Как только получу развод, сделаю тебе предложение. Надеюсь, дождёшься меня? — Если будешь вести себя прилично, — видя его взгляд, я попыталась упереться ладонями в его плечи, но Григорий успел поцеловать меня раньше. А ведь я ещё не рассказала ему о вчерашнем инциденте! К счастью, провидение было на моей стороне и не позволило мне дать слабину: раздался звонок в двери. Опять! Я ведь по-прежнему никого не жду. Улыбнувшись Грише, который притворно сдвинул брови, я высвободилась и пошла в прихожую. Быстро посмотрела в глазок и открыла. На пороге переминался с ноги на ногу смущённый Сергей Николаевич. В руках у Сергея Николаевича был довольно большой букет розовых роз. Я услышала, как Григорий вышел в прихожую следом за мной. …Да, это зрелище я, наверно, вспомню даже через много лет, лёжа на смертном одре… Надо было видеть лица этих двоих! Я поняла, что они друг друга знают, хотя, возможно, не знакомы лично. Казалось, каждый хотел спросить другого, какого, собственно, он тут делает, но оба стеснялись меня. А я, чувствуя, как мои губы дрожат от смеха, посторонилась, впустила в прихожую Сергея Николаевича и закрыла двери. — Здравствуйте, Вера! Здравствуйте, — кивок в сторону Григория. — И вам не хворать, — выжидающе ответил Гриша, сложил руки на груди и посмотрел на меня: — Вера, ты не говорила, что ждёшь руководство в гости. — Бывшее руководство, — невинно улыбнулась я. — Проходите, Сергей Николаевич! — Нет, Вера, я ненадолго. С вашего позволения, тут постою. — Позволяем, — серьёзно сказал Григорий, и я максимально незаметно, но ощутимо встала ему на ногу. — Вера, — не глядя на Григория и не обращая внимания на его выпады, продолжал бывший директор. — Ничего я не бывшее руководство. Ваши документы по-прежнему в клинике, процесс увольнения прекращён. Мы все ждём вашего возвращения. А я приношу искренние извинения за вчерашний досадный, некрасивый инцидент и за мою временную растерянность. Я должен был отстоять вас в этой вопиюще несправедливой ситуации. Обещаю впредь вести себя более твёрдо. Вот. Он протянул мне букет. — Неужели опять провидение вмешалось? — удивилась я. — Неужели Неонила Феофилактовна появилась именно сегодня⁈ — Кто⁈ — спросил Гриша. По тому, как покраснело и без того смущённое лицо директора, кажется, уже опять не бывшего, я поняла, что попала в точку. — Неонила Феофилактовна Кроль, — пояснила я. — Постоянный и самый преданный клиент клиники. — Вера, вы вернётесь? — Вернусь, конечно, однако, думаю, Сергей Николаевич, что далеко не все так ждут моего возвращения, как вы и Неонила Феофилактовна. — Если вы по поводу Татьяны Васильевны беспокоитесь, — быстрый взгляд в сторону Григория. — То она уведомила о том, что со следующего понедельника увольняется. У неё семейные обстоятельства. — Вот со следующего вторника и выйду тогда, хорошо, Сергей Николаевич? — Да, да, — обрадовано закивал всё-таки директор. — Конечно! А пока вы будете считаться в небольшом внеочередном отпуске. Оплачиваемом. Договорились? — Договорились, Сергей Николаевич! — Тогда до вторника? Я пойду? — До вторника. Ну если чаю не хотите, то конечно, — улыбнулась я и почувствовала, как нога Гриши припечатала к полу мою ногу. Пока я закрывала двери, Гриша ушёл в кухню и наблюдал в окно за тем, как Сергей Николаевич садится в машину. Я нашла в шкафу вазу и поставила букет. — А я не догадался привезти цветы. Так мне и надо, — мрачно сказал Гриша, глядя на розы. Если он надеялся, что я сжалюсь над ним и выброшу букет, то напрасно: ещё я такой красотой не разбрасывалась. — Какие наши годы? Успеешь. Было бы желание. Мы с тобой всего второй раз встретились, если что. Ты ездил по делам и заехал ко мне. — Что случилось вчера в клинике? Причём тут Таня? И почему я узнаю об этом от чужого человека? — Ещё не было времени рассказать тебе всё, как раз собиралась. Мы вернулись за стол. Я в подробностях и в лицах рассказала Грише о вчерашнем происшествии. Я видела, как по мере моего повествования, лицо его напрягается и бледнеет. — Почему ты сразу не позвонила мне⁈ — Гриша, мы же договорились не общаться до твоего развода! Ты забыл? — Это экстраординарная ситуация, Вера! Я должен был узнать сразу! Я бы приехал с адвокатом! — Окстись, Гриша! Никто не собирался меня привлекать к суду! Разве полиция поверила бы в эту лабуду? Это у Сергея Николаевича в зобу дыхание спёрло при мысли о репутации клиники. И его нельзя осуждать. А все участники шоу прекрасно всё понимали, от и до. — И всё равно, Вера! Мы могли привлечь их обеих к ответственности! — Это просто злобный бессильный выпад двух склочных баб, Гриша. Всё позади. Успокойся, пожалуйста! — Ага, сейчас! — Гриша встал, взял со стола свой телефон и решительно пошёл в комнату. — Ты куда это? — преградив ему дорогу, я пятилась перед ним задом наперёд. — Что задумал? Кому собрался звонить? — Поверенному. Я передумал, — сухо сказал Григорий. — Пожалуйста, Вера, не обижайся только. Можно я тут один побуду несколько минут? — Нельзя, — улыбнулась я. Изловчившись, выхватила из его рук телефон и приспустила обратно в кухню. — Вера! — громоподобный голос Гриши, может, кого-то испугал, но только не меня. Я быстро сунула телефон в ящик под сиденьем кухонного уголка и устроилась на сиденье. Гриша как раз влетел следом за мной в кухню. — Вера! Что за детский сад⁈ Отдай телефон! Мне нужно сделать один звонок, пока ещё время не очень позднее. — Конечно, отдам, Гриша. И ты успеешь сделать свой этот звонок. Но сначала выслушай меня, хорошо? Я много времени у тебя не отниму. — Хорошо, — он с подозрением посмотрел на меня. — Сядь, Гриша. Над душой не стой. Он послушно сел на стул, я быстро переместилась к нему на колени и обняла его за шею. Гриша сразу немного расслабился и подобрел, я это поняла по его изменившемуся взгляду. Обнял меня за талию обеими руками. — Вот смотри, Гриша. Во всей этой истории с самого начала было три параллельных сюжета. Первая линия — это Таня, которая, как бульдозер, шла к своей цели. Она считала себя главным режиссёром разворачивающегося действа, но ей всегда не хватало тонкости и мозгов. Она двигалась вперёд исключительно за счёт беспрецедентной подлости и наглости, пыталась грубо манипулировать окружающими. Оправдать её можно лишь тем, что она истинная дочь своего отца. И она пыталась бороться с ним даже после его смерти. Боролась, как могла и как умела. Вторая линия — это все мы. Ты, я, тётушки, Кира, Сёма, наши коллеги, и так далее. Ты пытался строить свою линию: совмещал желание отомстить с благородным делом. А мы все тебе помогали или мешали по мере возможностей. К этой же линии относятся наша никому не нужная конспирация и игра в шпионов. А есть ещё третья сила, Гриша. Это, как ты выразился, провидение. И у этой силы с самого начала свой сценарий. Таня хотела подсунуть меня тебе, подставить тебя, но было сказано, что нет, всё пойдёт не так. Мы встретились в тот же день, Гриша, но сами, независимо от Тани, и всё развивалось помимо её воли. Сначала даже помимо нашей воли. Потом, когда ты вплотную подошёл к осуществлению мести, вдруг появляется тайный благотворитель. Ключевой момент твоей мести потерян. — Ничего не потерян! Существует множество благотворительных фондов. — Погоди, Гриша! Я уже заканчиваю. Есть ведь ещё такое понятие, как энергетика. Рубль, пожертвованный от души, стоит намного дороже, чем миллион, но с дурными мыслями и против воли. Понимаешь? — И что делать? Оставить все её делишки вот так, безнаказанными? — возмутился Гриша. — Да, я хотел отказаться от мести. Но лишь потому, что торопился покончить с этой грязной историей, начать новую жизнь с тобой. Я не знал всей правды! — Что делать? Начинать новую жизнь, как и собирался. Наверняка у третей силы есть своё продолжение. История ещё не окончена, Гриша! * * * Этот сухой и солнечный день, подаренный концом августа, ничем не отличался от нескольких предыдущих дней. И я от всей души надеялась, что последующие несколько дней будут такими же. Во всяком случае, прогноз погоды был пока на нашей стороне. Дело в том, что через два дня состоится наша с Гришей свадьба. Конечно, белого пышного платья и фаты у меня не будет, поскольку оба мы с Гришей уже прошли через один брак и через развод, но во всём остальном свадьба предстоит самая настоящая: с рестораном, толпой гостей, тамадой, поездками по городу и фейерверком. Надеюсь, традиционной драки не будет и всяких там выкупов-похищений невесты. Я жуть, как не люблю это всё.