Иркутск, Верховный правитель Россииа дмирал Колчак – А почему именно ДВР, Владимир Оскарович? Как вы решили принять такое название? Хотя, скажу честно – «Российская Восточная окраина» звучит как-то жалко, что ли… – Не знаю, как пришло в голову, словно подсказка нерадивому ученику на уроке. Вначале хотел именовать Дальне-Восточной Республикой, но потом решил, что незачем до решения Народного собрания указывать делегатам форму правления, которая в будущем может измениться. А вот именование Россией подчеркивает и преемственность названия самой страны, и отличие от большевицкой РСФСР. А если на юге также будет объявлена своя государственность, то нашим образованиям следует незамедлительно объединиться в нечто общее, опять без конкретного наименования – скажем, в Российскую Федерацию. Знаете, а ведь «союзники» просто не дадут нам победить большевиков – им выгодно иметь множество отколовшихся от нее народов и желательно разобщить и великорусский этнос. Пройдет время, и народ очнется от революционного угара, сравнит две России, сам выберет свою дальнейшую судьбу. Каппель говорил сухо, без малейших эмоций, адмирал видел, что это плод долгих размышлений. К тому же выводу он и сам давно пришел, еще в прошлом месяце, когда был подло предан чехами с согласия французского генерала Жанена Политцентру. – Как ни странно, нам придется играть по навязанному нам сценарию и отказаться на время от лозунга «единой России» в пользу одного из пунктов декларации президента САСШ о «праве на самоопределение наций и народов». Нельзя давать большевикам подмять под себя всю Россию – чухну, поляков и кавказцев я не считаю. Пусть пока тешатся своей «независимостью» под данные Антантой «гарантии». Как бухарский эмир с хивинским ханом – хотя последних большевики еще в этом году подомнут, после ухода из Семиречья наших войск. Нам сейчас нужно выиграть время, Александр Васильевич, а потом, когда народ сам поймет большевицкий обман, мы, собравшись со всеми силами… Генерал Каппель не договорил, устало вздохнул, но все и так было ясно – Александр Васильевич уже сам считал, что затяжка гражданской войны настоятельно необходима. Как и передышка для проведения неотложных реформ и отдыха армии. Но спросил о другом, недосказанном главнокомандующим ранее: – Но почему нам нужно продержаться именно до конца апреля? Чем вы руководствовались, Владимир Оскарович, определив именно такой срок? Мне просто интересно. – Поляки, – коротко бросил Каппель, его рот искривило подобие улыбки, больше похожей на гримасу плохо скрываемой злости. – Они жаждут границ 1772 года и бредят о «Великой Польше» от «можа до можа» – от Балтики до Черного моря. Я за эти дни наскоро опросил кого только мог, от польских офицеров, что бежали из капитулировавшей перед большевиками дивизии, до профессора из университета. Но лишь после вчерашнего разговора с доктором Благошем, вернее, из несказанного им, он так ловко уходил от неудобных вопросов, я понял, что чехи специально подставили красным польскую дивизию у Красноярска. Дело в том, что их республика получила Тешинский край, на который претендовали северные соседи. И тем самым лишила их одной дивизии – открытую войну с поляками потомки гуситов не хотят, они ее боятся. И полякам сейчас такая война не нужна – оказывается, они давно заняли большую часть белорусских губерний, включая Минск, забрали австрийскую Галицию целиком, а заодно оккупировали Волынь. Скверно, это я про себя – как офицер Генерального штаба я должен был знать это, ведь политика – главная составляющая любой войны. Помните, как сказал об этом немецкий военный теоретик Клаузевиц? – «Война есть продолжение политики, но иными средствами», – процитировал по памяти Колчак выученную еще в Морском корпусе фразу и добавил: – Я сам, как Верховный правитель, плохо представлял, что происходит на западной границе Совдепии. – У большевиков примерно полсотни дивизий, судя по номерам. Мобилизовали они примерно три миллиона человек, раз в десять больше, чем мы в Сибири. У генерала Деникина во ВСЮР было и того меньше – в армии либо добровольцы, либо поставленные в строй пленные красноармейцы. Я не считаю казаков, те почти поголовно воюют с красными, но их в целом немного. За исключением Забайкалья, как мне известно, – там половина у атамана Семенова, другая в партизанах. – Я отменю свой указ о его преемственности, – тихо произнес Колчак, – и вам стоит подумать, что делать с таким «правителем», который полностью контролируется японцами и держится только на их штыках. А ведь это прямая оккупация нашей территории! К сожалению, я оказался бессилен в решении этого вопроса. – Я тоже не представляю, хотя какие-то мысли на этот счет имеются, – пожал плечами генерал Каппель. – Однако вернемся к нашим историческим «кровным братьям», что триста лет тому назад смуту на нашей земле устроили, хорошо, что князь Пожарский с Кузьмой Мининым смогли поднять народ. Смоленск и Киев – вот их две вековые цели, они не забыли о наследии предков, сейчас это лучшее средство для агитации и оправдания любой войны с Советской Россией! – Хм… Адмирал Колчак совершенно машинально, в задумчивости потер переносицу пальцем, все сказанное Каппелем объяснило ему странности в поведении генерала Жанена. – Франция уже сделала ставку на Польшу, только теперь мне это ясно. Та сама не прочь округлить свои границы за наш счет в самое ближайшее время. Они потому и выталкивали большевиков, стараясь не вступать в бои, а те, оставляя территорию, бросали против нас снятые с запада войска. А теперь настал удобный момент, когда белое движение фактически побеждено красными, воспользоваться тем… – Что большевики, хоть и победили, но ослабли, – подхватил мысль генерал Каппель, – забрать у них силой территорию Белой Руси и всю правобережную Украину. – Наша победа не устраивала Варшаву, мне это стало ясным еще прошлым летом, когда сорвались не по нашей вине переговоры. А вот ослабевшие в боях с нами красные пойдут на любые, даже самые унизительные уступки, примеры есть – тот же «Брестский мир» взять. Значит, в апреле-мае, и что нам делать в такой ситуации? – Ничего, – хладнокровно произнес Каппель. – Совершенно ничего, что бы ни требовали «союзники», та же Франция. И по долгам не платить, ссылаясь на гражданскую войну. Хотя нет – можно просить безвозмездно передать нам вооружение и снаряжение. А мы, как подготовимся, может быть, и пойдем вперед. И не важно, кто победит, лишь бы поляки и большевики хорошо пустили бы друг другу кровь. – Вы правы, Владимир Оскарович, действительно, нам не нужно ничего делать в польско-большевицкой войне. Это и будет как раз то крайне необходимое время для нас, когда большевикам станет не до нас, простите за невольный каламбур. И если мы выступим на помощь по настоянию «союзников», то Москва заключит очередной «похабный мир», как они сами любят выражаться, но уже с поляками, и перебросят все свои силы на нас. И добьют уже окончательно! – Вы удивительно точны в своем прогнозе, Александр Васильевич! Вот почему вам нужно немедленно отплыть в Крым, чтобы генерал Врангель не поддался на посулы французов. Надо поступить с ними так же, как они с нами, по своей ростовщической сути – деньги вперед! Я думаю, полгода времени у нас будет для укрепления позиций. Я тут наскоро прикинул – у поляков до 20 дивизий, мобилизационный ресурс их страны невелик. Большевики выставят в полтора раза больше, но это все резервы – остальные дивизии прикованы будут к нам и Крыму и нести гарнизонную службу, ведь крестьянские мятежи у них столь же частое явление, как у нас. Адмирал вытащил из коробки папиросу и, чиркнув спичкой, закурил. А Каппель замолчал, подождал, пока Александр Васильевич раскурит папиросу, и продолжил говорить, чуть растягивая слова: – Так что воевать они будут долго, хоть до посинения – красные твердят о «мировой революции», так пусть попытаются устроить ее с Польши. Встречался я на прошлой войне с легионерами Пилсудского, что у них сейчас «начальник государства», – упертые солдаты и храбры, честно скажу. Большевики тоже не лыком шиты, русские ведь люди, как ни крути, да и многому научились – вот только раздуть им мировой пожар Антанта не даст, спасет поляков, когда тем туго станет. А мы… Нам нужно поступить в соответствии с житейской народной мудростью, Александр Васильевич, мужики ведь не зря говорят – когда две собаки дерутся, третья не лезь! Западнее станции Куйтун, командир 30-й стрелковой дивизии 5-й армии начдив Лапин – О чем затумался, товарищ ротный? У железнодорожной насыпи стоял пожилой, в серьезных годах командир в длиннополой шинели, на рукаве алели два «кубаря» командира роты. Взгляд краскома уткнулся в Лапина, он очнулся от одолевавших его мыслей и, сделав три шага вперед, доложил: – Неправильно все это, товарищ начдив, нутром чую! – Та в чем тело, ротный? Лапин удивился – дивизия снова насела на чехов бригадой Захарова, те отбивались изо всех сил, снова введя в бой бронепоезда, на этот раз два, а не пять, как у Нижнеудинска. Но чувствовалось – нажми посильнее, и чехи снова отступят – они с поразительной проворностью вывели эшелоны от Тулуна за Куйтун, железнодорожный перегон был совершенно чист, даже пути не испортили. Хоть самим поезда отправляй, вот только паровозов не имелось, замерзли, нужно теперь тащить их от Нижнеудинска в Тайшет, на ремонт – хорошо хоть чехи мосты через Уду не успели взорвать. – В Тулуне красные флаги висят, советы у них, – пожилой ротный, судя по мозолистым, со въевшейся многолетней копотью ладоням, загнул один палец. – Вот только неправильные у них советы – какие-то «народные», ни одного большевика нет, даже завалящего эсеришки не нашлось, один учитель – и тот земец, соплей перешибить можно. Мужиков, говорят, Каппель мобилизовал силою, а тогда почему бабы не выли и нам не жалились? А, товарищ начдив? И пошто он молодежь оставил, одних фронтовиков взял, ладно бы, с германской, но и с японской войны, а они, почитай, старики уже, как я, – и рабочий загнул второй палец. Командир дивизии в другое время одернул бы ротного краскома, но не сейчас – время было, да и выслушать старшего по годам, в отцы годящегося мужика интересно. – И слыхал я, что каппелевцы мужикам в округе добро из чешских эшелонов раздавали, крестьяне боятся, что мы отбирать будем, волками смотрят, когда думают, что за ними глаз нет. А как посмотришь, то очи свои враз отводят! С чего бы это? И лыж нигде нет охотничьих, а ведь должны быть? Как зверя бить в тайге на промысле? Каппелям лыжи ни к чему, я токмо раз видел их егерей на лыжах за Мариинском, потом все по саням расселись. И с чего это они добро всякое народу раздавать стали? С чего доброта такая? А почто чехи им вагоны свои дали на поживу селянскую? – Так, так, – Лапин подбодрил «старика» – двадцатилетним все люди старше сорока дряхлыми старцами кажутся. А тот уже загнул четыре пальца на широченной ладони, остался большой, и ротный командир тут же взялся за него. – И в остаток – где тифозные беляки? Раньше их навалом в каждой деревне лежало, и трупы, и немощные! А сейчас будто корова языком слизнула! За день три села прошли, везде одно и то же… – Хорошо тумаешь, товарищ, – Лапин искренне рассмеялся – молодости всегда кажутся забавными рассуждения старших. – Фот пленных на станции фозьмем, они и скажут, в чем тело! Фперед, товарищи, нельзя им тафать перетышки, гнать нато! Иркутск, Верховный правитель России адмирал Колчак – Против нас красные сосредоточили в своей 5-й армии пять дивизий пехоты очень сильного состава – в них много наших мобилизованных солдат, сдавшихся под Красноярском. К сожалению, у меня устаревшие сведения начала января, но вряд ли их число прибавилось или убавилось. У Нижнеудинска и Куйтуна растянулась 30-я дивизия «товарища» Лапина, в Красноярске и Томске стоят 35-я и 27-я дивизии, в Омске 51-я дивизия моего старого «знакомца» Блюхера, на Алтае 26-я – она передовыми отрядами, как мне кажется, войдет скоро, если уже не вошла в Семиречье. Каждая красная дивизия по отдельности имеет столько же штыков, что вся наша реорганизованная армия. И бить нужно немедленно, начав с 30-й дивизии, пока они подставились нам по частям. – Что вы намерены предпринять, Владимир Оскарович? Каппель молча расстелил поверх карты Российской империи небольшую размером схему – Колчак внимательно посмотрел на красные и синие кружки и стрелки, на черную линию железной дороги, на прерывистые черточки грунтовых трактов, прочитал названия от одного края листа до другого. Тайшет, Нижнеудинск, Тулун, Куйтун и Зима – все до боли знакомые железнодорожные станции и городки, окруженные бескрайней тайгою, он уже проезжал мимо них, под конвоем чехов. – Чехи дерутся с красными у Куйтуна, те крепко нажимают с фронта и тракта одной бригадой, а второй постоянно обходят с юга, там, где шла бывшая 3-я армия. Третья бригада вышла из Канска, сильно растянулась на марше. Только сейчас ее головной полк вошел в Тайшет. Вот этот город и станция и есть конечная цель нашего наступления. Северную группу красных связывают чехи, завтра наша 4-я сибирская бригада охватит их левый фланг и постарается прижать к Транссибу. Омичи должны выйти к ним в тыл и тем самым окружить и разгромить красных совместными действиями с бригадой из дивизии полковника Прхалы. – Чехи не подведут? – Им самим дороже выйдет – куда мы их потом выпустим, скажите на милость. Пешком до Байкала пойдут, с котомками на плечах. А так один хороший бой – и проваливайте дальше со своими вагонами, бронепоезда от них, кроме одного, мы уже получили. – А наступающая южнее красная бригада? – Она на двадцать верст вырвалась вперед и с утра уткнется в заслоны иркутян. Их втянут в бои, пока омичи не зайдут по проселкам от Транссиба к ним в тыл. Нужно не просто отбросить красных – совершенно разгромить две бригады, навязать бои в окружении! Маневра для них нет, количество проселков ограничено, у нас превосходство в пулеметах и артиллерии. А главное сделали вы, Александр Васильевич! – Как я? И когда успел, если меня сегодня ночью только освободили из-под расстрела?! Изумление адмирала Колчака было настолько искренним, что смотревший на него с улыбкой генерал-лейтенант Каппель добродушно засмеялся – его лицо моментально помолодело, а мудрые старческие глаза преобразились, заискрились весельем. – Егеря, созданные по приказу вашего высокопревосходительства, наилучшим образом подходят для решения поставленных боевых задач в труднодоступной, покрытой тайгой местности. У нас была целая неделя, чтобы провести реорганизацию. В каждой сибирской бригаде по два полка, правда, слабого состава – всего по два батальона в три роты, а также отдельные пулеметная и егерская роты. В последней все солдаты умеют ходить на лыжах, местное население поделилось, оно же дало солдат и проводников. Так что тайга им не препятствие. Четвертый взвод посажен на коней, для ведения разведки. Стрелковые полки будут втягивать красных во фронтальные бои, в наших сибиряках я теперь уверен, особенно в иркутянах – они сделают все, чтобы не пустить красных дальше. Потом в бой вступит ударный кулак из егерского батальона сильного состава, по нашим весьма скромным возможностям, конечно, – в нем четыре полные роты с пулеметами. Они зайдут с тыла и фланга, там, где большевики не ожидают. И казаки – их пока по две сотни на бригаду, но, надеюсь, удастся удвоить их численность и довести до нормального полка в пятьсот шашек. – Я вижу, вы все рассчитали и можете добиться успеха… – Нет, – слова Каппеля несказанно удивили адмирала, но тот так же живо пояснил: – Успех не надобен, нужна полная победа, разгром и уничтожение всей дивизии. Дело в том, Александр Васильевич, что мы отчаянно нуждаемся в людях. Мобилизацию провести нельзя, приток добровольцев есть, но он очень небольшой, и тысячи крестьян не пришло. Будет оглушительная победа, вот тогда мы две бригады развернем в полнокровные дивизии. Иркутскую из местных уроженцев, а для Омской дадут пополнение красные. У Лапина дивизия наполовину, если не больше, состоит из наших бывших мобилизованных солдат, вот на них я и рассчитываю. Вот эти две сибирские дивизии и запечатают «Тайшетскую пробку» наглухо. Обойти позиции по тайге нельзя, большие силы там просто не пройдут, да и наши егеря им ходить не позволят. Большевики раздували партизанскую войну – нам тоже стоит прибегнуть к этому испытанному средству. Конечно, через месяц-другой они подтянут свежие дивизии, но, я думаю, атаки мы отобьем, удержим за собою позиции. – Название знакомо – ведь там зимой во время войны с японцами на месяц перевозки остановились? – Так точно, вот и решил повторить название. Не помню, кто сказал, но перефразирую – история повторяется дважды, один раз как фарс, другой как трагедия! Постараюсь, чтобы последняя больше не происходила с нами, хватило бедствий, а лишь с большевиками. – Остается водный путь по Ангаре, – Колчак внимательно посмотрел на карту. – Закрыть его можно, установив на островах артиллерию. Дальше пороги у Братского острога, они проходимы либо в половодье, либо со специальными приспособлениями. Нужно создавать флотилию, перевезти хотя бы из Хабаровска по железной дороге посыльные суда типа «Штык» – броня противопульная, горная пушка, пара пулеметов. И вооружить несколько пароходов – вполне осуществимое занятие. В Лиственничном, на Байкале, насколько я помню, есть верфь и небольшие мастерские, даже завод, на котором собирали ледоколы. – Я уже приказал собрать моряков из бывших флотилий с Волги, Камы и Оби, а также остатки морских стрелков. К Балаганску идет по Ангаре, как мне сообщили, Морской учебный полк в три сотни человек – их тоже задействую. Командующим флотилией поставлю капитана 1-го ранга Фомина, он командовал отрядом ледоколов на Байкале. – Николай Георгиевич справится, – коротко резюмировал Колчак, флот не слишком велик, и моряки хорошо знали друг друга. – Меня тревожит иное – а если большевики все же смогут выбить эту «пробку»? – Ничего страшного, хотя потеряем Прибайкалье и Якутию, – хладнокровно отозвался генерал и очертил карандашом восточный берег Байкала. – Здесь более мощная позиция, созданная самой природой. Обход севернее невозможен – тысяча верст тайги и гор, не заселенные людьми места. Через юг наступление сильно затруднено – те же горы, тайга и узкое дефиле железной дороги, зажатое озером и горным кряжем на две сотни верст. Туннели Кругобайкальской дороги взорвем, пароходы уведем на ту сторону, заводы и мастерские разрушим, как и всю ветку Транссиба, – этим максимально затрудним перевозки. Переход в наступление станет возможным только зимой, по льду Байкала идти сорок верст в самом узком месте, на участке Танхой – Мысовая. На той стороне озера постоянно курсируют наши бронепоезда, установим бетонированные пулеметные точки и позиции для артиллерии. Во время перехода будем беспрерывно атаковать красные колонны аэропланами, бомбить и обстреливать – не думаю, что у большевиков хватит желания повторить попытку. Адмирал задумчиво посмотрел на карту, уже не удивляясь предусмотрительности главнокомандующего, – недаром он сам, как и многие генералы, говорил, что Владимир Оскарович – один из самых талантливых полководцев в белой Сибири. Но тут Каппель снова заговорил, но не обычным сухим, а несколько взволнованным тоном: – Меня другое обстоятельство сейчас волнует, Александр Васильевич. Обороняться мы сможем, даже разбить красных, но вот как управлять огромной территорией, третья часть владений бывшей империи, даже больше. Вот тут нельзя совершить ошибки… Чита,