– Вот сами его и отвезете, – медленно произнес Каппель, – но по пути вам надлежит, прошу вас, отвезти письмо в Крым, главнокомандующему барону Врангелю! – Но как же… Ведь сейчас там генерал Деникин… – Выберут Врангеля, он достойный преемник. Я это в и д е л тогда, в Тулуне, – тихие слова Каппеля встряхнули адмирала, как в шторм, он побледнел, моментально поняв, о чем идет речь. – Я видел и вас на краю проруби у Знаменского монастыря рядом с Пепеляевым. Вы бросили на лед, под ноги палачам свои часы и портсигар с единственной папиросой. А потом они стали стрелять, вы упали оба – тела спихнули в полынью… Каппель замолчал, по бледному лицу главнокомандующего поползли крупные капли пота. А Колчак, тоже побледневший и потрясенный до глубины души, прикусил губу – струйка алой крови потекла по подбородку. Он сейчас услышал то, что никто на свете не мог знать. Именно так адмирал и хотел поступить перед расстрелом, а в его портсигаре действительно осталась одна-единственная папироса… Иркутск, председатель Иркутского губернского Военно-революционного комитета Ширямов – Соглашение с вами было временным, наше положение усложнено обстоятельством, одним, но крайне важным – мы должны выбраться из этой проклятой Сибири, не потеряв вагоны. Потому и поддержали Политцентр, потом ревком, а теперь генерала Каппеля. Ваши так называемые полки разоружены здесь, в Глазкове, этой ночью всего двумя батальонами моих солдат. Пришлось, правда, как вы любите сами говорить, отправить «в Могилевскую губернию» полсотни ваших однопартийцев – они совершенно невоспитанные люди, да еще посмевшие угрожать чешским воинам оружием. И вам не нужно осыпать мою голову проклятиями – это совершенно бесполезное занятие! И знаете почему? Ширямов молчал, внутри душа кровоточила и клокотала яростью, а голос полковника Крейчия звучал со скрытой издевкой. Да и что говорить, когда и так все стало предельно ясным. – Нам нужен уголь, эти черемховские шахтеры, анархиствующая вольница, слушались только вас. Сейчас они вняли другой силе, исправно грузя «углярки». Наши солдаты для них – гарантия жизни, город занят каппелевцами – зиминский бой послужил шахтерам действенным уроком, и, поверьте, они не хотят повторения пройденного. Да и ваши красноармейцы удивительные существа – и дня не прошло, как они вспомнили, что были солдатами. Загаженные за месяц казармы прибраны, начались построения – их живо приводят в должный порядок и восстанавливают дисциплину. На этот раз белые не сделают ошибки – они просто раскидают ненадежное пополнение по боеспособным полкам, а казармы займут пришедшие из похода на отдых войска, да еще распределят больных, превратив во временные лазареты. Крейчий был подозрительно многословен, совершенно не похож на себя прежнего, молчаливого, угрюмого и подозрительного, а это настораживало. Боль в теле совершенно не ощущалась, настолько были напряжены нервы, натянуты как стальные струны. – До вчерашнего дня я был уверен, что вы, большевики, одержите победу в гражданской войне, хотя сам, как и многие русские, ненавижу вас всей душою. На выбор народу вы дали два варианта – или возвращение прежних порядков и царя, это совершенно не устраивает большинство населения, или ваша «советская власть», представленная одними большевиками. Это, кстати, показал недавний съезд – все ваши политические противники основательно запуганы, и вы их давите поодиночке, как хорь курей. – Вы уверены, что золотопогонники смогут победить? Наша 30-я дивизия уже гонит вашу 3-ю и скоро будет здесь. Посмотрим тогда, какие песни вы запоете на новый лад… – Вы еще доживите до ее прихода! Глаза полковника Крейчия сверкнули такой нескрываемой злобой, что председатель ревкома сглотнул шедшие наружу слова вместе с кровью. Действительно, что стоит сейчас его жизнь – выволокут ночью к Ангаре да утопят в проруби, как Колчака. – Дело в том, что нет больше белых, а будет народная советская власть, – Крейчий произнес слова без всякой иронии, просто констатируя как непреложный факт, как некую неизбежность, ни от кого не зависящую. Затем полковник внимательно посмотрел в ошеломленное лицо Ширямова, усмехнулся и, подумав, медленно заговорил: – Я тоже был удивлен не меньше вас, но сразу же припомнил, что у белых много генералов, отнюдь не монархистов, а эсеров и по духу, и по службе у этих ваших идейных противников – тот же Каппель, Галкин и другие, что пришли к Иркутску. И они кое-чему у вас научились, вот только обещания у них будут подкреплены не пустыми словами, а звоном презренного металла. А это, думаю, будет очень убедительный аргумент в их пользу в глазах обнищавшего населения. Ширямов промолчал – возразить тут было нечего, он и сам прекрасно знал насквозь житейские мысли крестьян. А на 400 миллионов золотых рублей можно прикупить много всего для малочисленного населения огромного по размерам края. Плохо, очень плохо, что чехи передали литерные эшелоны каппелевцам. Теперь золото Колчака надолго затянет гражданскую войну, и не факт, что здесь удастся победить – уж больно непредсказуемы сибирские мужики, которые вряд ли будут принимать без принуждения «продразверстку», которую неизбежно введут, так как взять хлеба для голодающей России просто неоткуда, кроме как отобрать у сытых сибиряков. – Вы, большевики, стоите за диктатуру пролетариата, опору на малочисленных рабочих и массу крестьянской бедноты, – Крейчий неплохо разбирался в политической подоплеке, показывая свою эрудицию. И неудивительно, если знать, сколько лет он провел в России. Да и здесь постоянно якшался, как знал председатель ВРК, с различными левыми и «демократическими» представителями. – Вам удается побеждать, стравливая своих противников, – еще римляне говорили «разделяй и властвуй». Но теперь нет белых, а будет другая власть советов – уже Народных. И у нее будет крепкая опора в Сибири – здесь много зажиточных хозяев и мало пролетариата и сельской бедноты. Ваши идейные противники, не без нашей полезной для них помощи, конечно, смогут объединиться против вас единым фронтом – ведь ничто не сближает людей так, как один общий враг. Примеры были – Уфимское совещание позапрошлого года, жаль, что Директория продержалась недолго и ее свергли сторонники прежних порядков. Но и борьба против вас «старыми» методами и ставка на адмирала Колчака как диктатора не слишком помогли, иначе бы от Волги до Байкала не откатились. Но ваша победа здесь в конечном итоге окажется пирровой – белым катастрофически не хватало поддержки населения, которое слушало эсеров и других общественников, а тем – вооруженной силы и умения ее применять, что было в руках генералов. Теперь они смогут объединить свои усилия – и сразу две советские власти, народная и коммунистическая, начнут воевать между собою в здешних краях. Интересно, на кого поставят в этой ситуации букмекеры? Ширямов насупился, заскрежетал корешками выбитых зубов – о таком крайне неприятном моменте он как-то не подумал. А ведь ситуация, как ни крути, паршивая. Он не понял последнего слова полковника, но по интонации догадался. Полной победы не будет, а когда вспыхнут восстания против продразверстки, белые тут же перейдут в наступление. И вот тогда их встретят как освободителей, с ликованием. – Время позднее, – Крейчий усмехнулся, большевик понял, что тот уловил его эмоции, заглянул в душу, словно раскрытую книгу. – Вас сейчас отведут в штабной вагон, и мы побеседуем уже втроем – к нам присоединится доктор Благош. Поверьте мне на слово, «товарищ» Ширямов, разговор будет того стоить… Глава шестая 6 февраля 1920 года Иркутск, Верховный правитель России адмирал Колчак – Нам нужно выиграть время, Александр Васильевич, любой ценой заставить большевиков принять решение оставить нас в покое на месяц-другой, хотя бы до конца апреля. Или убедить поверить их тому, что они нас могут добить в любой удобный для них момент. Вот посмотрите сюда, я тут набросал обстановку, что позволит втянуть их в изнурительную и отнюдь не безнадежную для нас войну. Адмирал склонился над расстеленной на столе большой картой Российской империи. Уже, к сожалению, бывшей, и будет ли она возрождена в будущем, вот в чем вопрос. И сразу заметил два кружка неправильной формы, начертанных красным карандашом. Один опоясывал северное побережье Крымского полуострова, второй накрывал район станции Тайшет в шестистах верстах к северо-западу от Иркутска по железной дороге, которую, как он знал, уже заняли большевики. – Затянуть войну чисто военными методами можно только одним способом, других я не вижу, как ни ломал голову за эти дни. Втянуть большевиков в позиционные бои, заставить раз за разом атаковать мощные оборонительные линии, что при нехватке у красных тяжелой артиллерии приведет к неоправданно большим потерям – силы у них ведь тоже не беспредельны, и в конечном итоге они выдохнутся! – Насчет Крыма я не сомневаюсь, все же командовал три года тому назад Черноморским флотом. Перекоп узок, Татарский вал можно укрепить, за ним дефиле между озерами, Юшуньское, там можно создать вторую оборонительную позицию. Север прикрывает Сиваш, «гнилое море» почти непроходимо. Единственный путь на северо-востоке идет из Салькова, через который проложена железная дорога на Чонгар. Если тот укрепить, то атаки через мост и насыпь бесплодны. Арабатская стрелка бесполезна для прохода войск. К тому же флот у нас, он прикроет фланги на Азовском море с востока и в Карканитском заливе у Перекопа. Десант красных на побережье абсолютно неосуществим, за неимением у большевиков боевых кораблей. Хм, в этом что-то есть позитивное, а если использовать ресурсы Севастополя с его Морзаводом и большим числом брошенных старых броненосцев, котлы которых подорваны англичанами, поставить на позиции орудия береговой артиллерии, как в Порт-Артуре, обороняться можно долгое время. Очень долгое, хватило бы только запасов продовольствия и угля. Но вот здесь плохо – Крым совершенно беден внутренними ресурсами! – Я рад, что ваш анализ обстановки совпадает с моим, а ведь вы моряк, – Каппель уважительно покачал головою. – Ресурсы можно и восполнить, литерные эшелоны на станции взяты под охрану нашими солдатами. Их содержимое можно и нужно использовать! – Согласен с вами, но на это потребуется время – закупки провести быстро не удастся. – Это если действовать через «союзников», Александр Васильевич. То же продовольствие можно купить у болгар – им золото необходимо для уплаты репараций, нефть у румын, ее у них много, а страна бедна, уголь еще у кого-нибудь – поставщиков хватит. К тому же прокормить миллиона три населения, это с учетом всех беженцев, средств хватит. Но это еще не все, – генерал провел красным карандашом, неожиданно появившимся в его пальцах, линию, проходящую по горам, закрывающим тонкую линию побережья Черноморской губернии с городами Новороссийск, Туапсе и Сочи. А затем четко очертил полукруг в самом узком месте Таманского полуострова в устье Кубани. – Занять перевалы надежными частями, а они у генерал-лейтенанта Деникина есть – война за них еще более изнурительная, чем на самых сильно укрепленных позициях. Здесь постаралась сама природа. Тамань даст Крыму продовольственную базу, и оборонять ее от большевиков кубанские казаки будут до крайности, тем более оба фланга перекрываются огнем корабельной артиллерии, что заставит красных если и атаковать, то под обстрелом, с опаской и очень большими потерями. Колчак молча кивнул головою, соглашаясь с главнокомандующим, сам продолжал внимательно рассматривать карту. Долго размышлял, затем накрыл пальцами обведенное красным карандашом. – Генерал-лейтенант Деникин должен сюда отвести свои войска? Я вас правильно понял, Владимир Оскарович, и я, пока еще Верховный правитель России, отдам ему этот приказ, иначе на юге ожидается еще большая катастрофа, чем в Сибири! Послание телеграфом и дипломатическим шифром, он самый надежный. У нас есть возможность связаться с послом в Пекине князем Кудашевым? – Чехи сегодня предоставят нам это право – телеграф, как и железная дорога, постепенно передается под наш контроль. Сегодня я буду беседовать с генералом Сыровы и атаманом Семеновым. – Но только после моей телеграммы генералу Деникину, Владимир Оскарович, я отдам свой последний указ населению и приказ по армии… – Я думаю, не стоит с этим торопиться, Александр Васильевич, – Каппель покачал головою, – размышлял всю ночь над этим… Остаток ночи, так будет вернее. Вы просто назначаете меня правителем ДВР и незамедлительно убываете в Крым. И до решения Народного собрания будете вполне легитимным правителем и на время перестанете служить раздражающим фактором для представителей общественности в коалиционном правительстве. И ваше прибытие в Крым вполне обоснованно и не вызовет там трений и противоречий, как здесь. – Почему, Владимир Оскарович? – Размеры территории малы, а вот сгрудившихся там противников советской власти много. И только вы, с вашим авторитетом, сможете объяснить генералам и офицерам сложившуюся здесь ситуацию и по-иному взглянуть на будущие перемены. Сторонников большевиков там намного меньше, чем их противников, задавить можно силой, но делать этого не стоит. Просто высылать в «совдепию» вместе с семьями, а на их место найдется куда больше желающих поселиться – места прекрасные, теплые, курортные. В голосе Каппеля послышалась такая жгучая тоска, что адмиралу стало неловко. Жена генерала где-то в красной России, в Иркутске он встретился с детьми, которые жили с родителями супруги, уже довольно старыми людьми. А войне нет конца и края, нет часа, чтобы оторваться от неотложных дел и хоть один час побыть с близкими… Владивосток, бывший командир роты Военной учебно-инструкторской школы подполковник Хартлинг – Не думал, что доживу до такого непотребства, – пробормотал подполковник Хартлинг, глядя, как огонь в буржуйке пожирает его галунные золотые погоны. Когда пламя дожгло последние нити, в душе что-то оборвалось, а в печку были брошены еще несколько пар погон, снятых с плеч другими, со столь же угрюмыми лицами, офицерами. Переворот во Владивостоке свершился – американцы и чехи ходили по улицам с видом победителей, японцы были намного сдержаннее, выглядели растерянными, эти интервенты явно не понимали, в чем их облапошили друзья-союзники. Новая «демократическая» власть стала официально называться «Временное правительство – Приморская областная земская управа», и в ней, как стало ясно, верховодили эсеры. И уже 1 февраля весь город был украшен красными флагами, многие нацепили красные банты. Новоявленный председатель правительства Медведев громогласно заявил на весь город: «Когда одна власть сменяет другую революционным порядком, то красного флага бояться нечего». – Ничему эти «господа-товарищи» эсеры не научились, – желчно бросил кто-то из арестованных офицеров. – Устроили свою «розовую» власть в Красноярске и Иркутске, и где она? Где их Политцентр, которому Верховного правителя выдали? Пришли большевики, топнули ногой, и сами разбежались, как крысы, в разные стороны, или к коммунистам подались, в ревком, сменили цвет на красный! – Заметьте, господа, – глухо произнес подполковник Хартлинг, – они моментально стушевались, когда пришли «товарищи из сопок», у партизан сила, у эсеров ее нет – они явились к власти на штыках интервентов, собственной армии у них нет, а та, что была, уже развалена. Проходили мы всю их эту «демократизацию», научены-с. Влияние большевиков на эсеров росло не то что с каждым днем, с часами, если не минутами. Скрывавшийся большевизм открыто вышел на улицы, митинги проходили ежедневно, выдвигаемые к новой власти требования становились жестче и радикальнее. Коммунистические газеты стали открыто призывать сделать переворот полным и окончательным, сменив розовый цвет на красный. Вот тут эсеры и притихли, ошеломленные тем, что их чуть ли не открыто поносят, вместо того чтобы преклоняться, как они и рассчитывали, и стали делать одну уступку за другою, совершенно не понимая, что все это ступеньки в лестнице, что ведет к установлению большевицкой «диктатуры пролетариата». Первой жертвой стала армия – коммунисты хорошо понимали, что следует делать в первую очередь, здесь у них был очень богатый опыт. Уже на следующий день было введено выборное начало – войска моментально превратились в революционную толпу, ибо тут же рухнула дисциплина. Затем отменили чины и стали спарывать с плеч погоны в инициативном порядке. А вот сегодня заключенным офицерам прочитали официальный указ «правительства» о снятии погон. Дабы не подвергнуться бесчестию, чтобы с них не сорвали силой, решили погоны сжечь – капитан Зайченко взял корзинку, и каждый бережно положил свои заслуженные погоны в нее. Пылающий в печи огонь ритуально пожирал все новые и новые «жертвы», лица офицеров становились угрюмее с каждым отблеском пламени. Все арестованные прекрасно знали о событиях в городе – среди юнкеров хватало сыновей из обеспеченных семей, которыми был полон богатый и торговый город. Они тоже не скрывали угнетенного состояния – идти служить большевикам мало кто хотел. И говорили, что теперь эсеры и цензовые элементы из буржуазии сообразили, что они натворили, и боятся будущей расправы, что устроят им большевики. Не сами, конечно, их по привычке все еще считают настоящими «левыми демократами», а посредством и руками партизан, этой таежной вольницы, что уже громогласно заявляет о насущной необходимости хорошо «пощипать буржуев». Они жаждут установить настоящую Советскую власть с поголовным истреблением «господ», в разряд которых могли попасть многие из жителей. И «новые властители» уже начали искательно просить защиту у интервентов, ведь опоры на собственные силы у них не было. В той же школе новые порядки вводили несколько перебежчиков из офицеров во главе с взводным из роты Хартлинга, новым «выборным» начальником школы бывшим капитаном Нельсоном-Гирстом. Их поддерживало от силы полсотни юнкеров 1-го батальона – все остальные покорно шли за заводилами, кляня и проклиная новые порядки, и уже жалели, что покорно пошли за вожаками, поддавшись их агитации. – Это все, господа, конец! Верховного правителя адмирала Колчака большевики непременно расстреляют, если уже не казнили, а тут установят Советскую власть в самом скором времени. Нас не выпустят из училища и пустят, как говорят большевики, в расход! – К тому все идет! – Не пойте заупокойную по нам раньше времени, господа офицеры! Всегда есть надежда – или чехи и японцы не дадут нас на расправу коммунистам, или генерал Каппель возьмет штурмом Иркутск, я слышал, его войска к нему подошли. – Да я сам на это надеюсь, господин подполковник, только сглазить боюсь. Если это произойдет, то наше так называемое «правительство» снова начнет радикально менять цвет, как хамелеон!