— Красные якоты — карашо. Жив, значит, теперь не умрёт. — А может быть, это от переутомления? — задумчиво произнёс Сергей. — Горы, высота. Так тоже бывает… Как у него, — показал взглядом на Костю. — А как пыло? — насторожился Загбой. Сергей вкратце рассказал ситуации вчерашнего дня с того момента, как их оставил Загбой, как в него и Улю Костя стрелял из револьвера… Для Кости рассказ оказался невероятным. Он действительно не помнил всего, что делал. Был не в себе. Загбой внимательно выслушал всех, долго курил, а потом, поочередно посмотрев на присутствующих суровым взглядом, сделал свой вывод: — Это Кучум гневается. Не пускает нас к себе. Нельзя хоти тута, на голец. А что телай, отнако? Хоти нато… После этих слов на некоторое время замолчал, обдумывая предстоящий поход. Затем, спохватившись, удивлённо посмотрел по сторонам, с удивлением — на погасший очаг. — Пашто огонь не горит? — сурово обратился к Уле. Девушка поспешила разводить огонь, но Сергей опередил её, поднёс к щепочкам спичку, запалил смолистые ветки. Уля достала котелок Загбоя, набрала талой воды из проснувшегося ручейка, повесила его на таган. Сергей нанизал на прутики остатки глухаря, зажарил их на горячих языках пламени. Все это время, пока Уля и Сергей готовили завтрак, Загбой внимательно смотрел по сторонам, на молодых людей, на лежанку из пихтовых лапок, что-то пошарил рукой, внимательно посмотрел на покрасневшие пальцы: — Отнако ночь карячая пыла?.. Уля поняла, на что намекает дедушка, покраснела до цвета переспелой малины, выстрелила глазами в Сергея и убежала за дерево. Не зная, что делать, растерявшись от слов Загбоя, Сергей нервно ломал сухие ветки и бросал их в костёр. А Загбой опять выдержал паузу, строго спросил: — Как было, по сертцу или опман? Сергей потупил глаза, но потом гордо ответил: — По сердцу, Загбой! И по душе! Люблю я её! — Эко! Карашо каваришь. Но, отнако, нато и Ульянку спросить. — Позвал девушку: — Внуська, хоти ко мне. Девушка понуро вышла из-за укрытия, нервно перебирая косу руками, подошла к Загбою, остановилась рядом. — Кавари, как пыло: тепе серце каварило или пыл опман? Та бросила кроткий взгляд на возлюбленного и тихо прошептала: — По серцу, тетушка… — Эко! Карашо, отнако, — шумно выдохнул охотник, широко улыбнулся и, словно забыв о том, что говорил, посмотрел на солнце. — Тень путет кароший. Нато слет топтать, идти талеко. В это время голодный Костя с жадностью поедал второй прутик с жареным мясом. Жертва безымянного ключа Где-то глубоко в распадке разом заорали, заговорили собаки. Первым рявкнул напористый Чингар, ему вторила занозистая Кухта, а уж потом, через некоторое время, по всей вероятности, присоединившись к собратьям, яростно завизжала Веста. Загбой остановил оленя, резко поднял правую руку, кротко приказал: — Ча! Стой! Караван послушно прекратил движение. Уставшие олени склонили рогатые головы к земле в поисках молодой травы. Участники экспедиции обратили внимание вниз, туда, где работали лайки. Залихватов передал повод Мише, а сам поспешил к проводнику выяснять обстановку. Сергей вопросительно посмотрел на Улю. Девушка спокойно сняла со спины винтовку и, разминая затекшие плечи, равнодушно заметила: — Собаки зверя нашли, окружили, держат на месте. — Кого? Медведя или марала? — услышав её ответ взволнованно спросил Костя. Уля ещё раз напрягла всё своё внимание и после некоторой паузы дала поясняющий ответ: — Марала — нет. Марал на ногу скор, от собак убежит. Медведь орёт, рявкает. Это сохатый. Русские переглянулись, но спорить не стали. Раз она так говорит, значит, так и есть. У этой девчонки опыта больше, чем у них всех вместе. За всё время путешествия Уля не ошиблась ещё ни разу. Остаётся только удивляться, откуда она всё знает? Подошёл Агафон, хмуро насупил брови: — Идти надо, что толку зря время терять? — Что старший скажет, нам исполнять, — даже не посмотрев на него, протянул Сергей и, поправив на плече ремень своего штуцера, зашагал в голову каравана. Загбой уже спешился с оленя, о чём-то возбуждённо разговаривал с Залихватовым. Тот молчаливо кивал головой, по всей вероятности, соглашаясь с проводником. Сергей уже понял, что предстоит охота, и с некоторым волнением похлопывал по холодному металлу крупнокалиберного центробоя в надежде возможной удачи. Когда он подошёл к ним, всё уже было решено. Загбой проверял пулевые патроны, готовил пальму. Николай Иванович скручивал кожаный маут. Сергей не стал вдаваться в подробности предстоящей охоты, понимал, что все роли уже распределены, просто намекнул, что он тоже желает идти с ними, на что тут же получил положительный ответ. — Зверя нато топывай, ты пальшой, сильный, с нами хоти. Мясо лабазить нато. Кто помогать путет? — намекнул Загбой и подмигнул Залихватову: — Я маленький, ты голотный. Серёшка старовый, как амикан. Путем смотреть, как он путет сохатого за рога крутить. Подошёл Агафон: — Что, Загбой, надумал? — Пойтём, отнако, зверя пить. Собаки карашо шипко тержат. Этот путет наш… — Что собаки? Они каждый день кого-то гоняют. Идти надо, там, на гольце, добудем… — Эко! Турной калава ногами тумай. Гте ты на белках сохатого вител? Сохатый палото люпит, толину. Сохатый на гольце не живи. На гольце олень живи, марал. Зачем нам хутой олень, когда собаки много мяса тержат? Нам толго жить, сохатого хватит на всех. То Кучума — тень хота. Тута уйтём, потом Загбой назат на оленях приетет, мясо заперёт. Правильно я говорю? Агафон не стал спорить, всё равно эвенка не переубедишь, тем более он всегда прав. Хоть экспедиция и небольшая, но продукты тают на глазах. А есть хочется всегда. Пусть добывают зверя, тем более что это не помешает передвижению каравана вперёд. Вот только как идти дальше? Не держать же оленей под грузом. Загбой как будто прочитал его мысли, позвал Улю к себе, стал показывать дорогу и где останавливаться на ночь: — Мы, — показал на Залихватова, Сергея и себя, — хоти к собакам. Ты поветёшь караван. Вот так, — махнул головой по хребту. — Потом, отнако, вниз хоти. Там пальшой ключ, много воты, снег тает. На перегу остановитесь ночевать. Штите нас. На тругой сторона путем хоти завтра утром, когта мало воты. Поняла, отнако? Девушка согласно кивнула головой, послушно взяла в руки повод верховика. Ей не привыкать вести оленей по тайге. И она знает точно, куда и как идти. Разошлись. Загбой, Сергей и Залихватов с ружьями поспешили вниз, в глубокий лог к собакам. Уля, Миша, Костя и Агафон погнали семёрку гружёных оленей прямо по хребту. В последний момент Сергей улыбнулся Уле уголками губ: всё хорошо, мы скоро. Девушка ответила зарумянившимися щеками и мягким кивком головы. Возможно, никто не заметил этого жеста, все были увлечены своими обязанностями. Но только Агафон потемнел, криво усмехнулся и твёрдо зашагал на своё место, в конец каравана. Большую часть пути преодолели благополучно. Уля уверенно вела передовика за собой по увалистому гребню гольца. Первая тройка оленей, связанных прочными уздечками, уверенно несла на своих спинах притороченный груз. В середине каравана шёл Миша. Молодой парень шагал быстро, стараясь не отстать от девушки. За ними тянулась ещё одна тройка вьючных животных. Предпоследним, на крупном, сильном трёхгодовалом учаге ехал Костя. После позавчерашнего происшествия он ещё не совсем оправился от потрясения, был слаб, бледен и замкнут. На вопросы спутников отвечал коротко — «да», «нет», больше молчал и с тоской смотрел на окружающий мир праздных Саян. Замыкал караван, как всегда, Агафон. Он шёл пешком, на некотором расстоянии от экспедиции и всё так же, изредка, короткими, но сильными взмахами жилистых рук оставлял топором на деревьях свежие метки. Шестой день пути. Чем дальше идёт караван, тем труднее дорога. Горы сменились гольцами. Лесистые увалы заменило водораздельное белогорье. Гривы, распадки, хребты, завалы, болота, ледники — всё смешалось в единую картину. А далёкий и грандиозный голец, поднебесная вершина под гордым названием Кучум совсем рядом. Грациозный, грозный, неповторимый. Кажется, стоит протянуть руку — и можно дотронуться до его острых отрогов. Но это только обман зрения. До его подножия ещё больше дня пути. Чтобы подойти вплотную, надо преодолеть несколько бурных, полноводных, наполненных тающим снегом ручьёв. И это значительно увеличивает время шествия каравана, хотя напрямую, по горизонтальной линии до него не более десяти-пятнадцати километров. В горах всегда так: реальная картина иногда кажется близкой. Но через некоторое расстояние отдаляется, как бы насмехаясь над идущим человеком. Во всей своей красе Кучум показался вчера утром. Неожиданно вынырнул из-за бугристого гребня и, как магнитом, потянул к себе идущих людей. Первое время издали он казался единым целым, резко вырубленным монументом. Но по мере приближения появились каменистые отроги, тонкими, изрезанными жилками потемнели круто спускающиеся ложки, болезненной оспой выступили безжизненные россыпи, а ледниковая чаша подгольцового цирка вздохнула царством притаившейся зимы. На одном из отрогов хорошо виден маленький крест, срубленный руками Сергея несколько месяцев назад. Он сразу привлекает внимание любого путника. Но дорога каравана пойдёт не по этому отрогу. Каждый из членов экспедиции знает, что значит этот крест и что там написано. Сейчас маршрут аргиша назначен по долине, мимо отрогов, вон к тому низкому перевалу, где легче всего подняться на плато с озером. Так решили старшие, Залихватов и Загбой. Когда Уля подвела караван к спуску с гольца, солнце пробежало ещё одну, вторую треть своего дневного пути. До темноты ещё несколько часов, а идти, спускаться до ручья всего около двух километров. Можно не торопиться, времени предостаточно. Если бы не весна, превратившая робкий ручей в бурный поток, можно было бы пройти ещё большее расстояние. Но как переправиться на противоположный берег, если тёмная, мутная вода сметает всё и вся на своём пути? Надо ждать утра, когда после ночного заморозка водная стихия войдёт в берега, можно будет вброд перевести оленей с грузом и переправиться самим. Тропа знакома девушке, она проходила здесь два раза. Вот он, широкий, освободившийся от снега ложок, плавно переходящий к глубокому распадку несколькими крутолобыми прилавками. Можно смело спускаться вниз, к грохочущему потоку и искать благоприятное место для ночлега. Спуск к ручью прошёл без осложнений. Олени, аккуратно и осторожно переставляя копыта по плотному снегу, неторопливо вышли в неширокую пойму и остановились, ожидая дальнейшей команды хозяйки. Вместе с ними встала и Уля, внимательно осмотрелась вокруг, призадумалась, осматривая назначенное Загбоем место для ночлега. Небольшая, разреженная полянка с высокоствольными елями и пихтами вокруг. Но как здесь можно ночевать? Вокруг всё пропитано водой, тающим снегом. Неширокая пойма имеет вид болотистой мочажины, где даже остановиться нельзя, не говоря об отдыхе. Да и нет подходящего сушняка для костра, как и нет корма для оленей. Впереди — гремучий, полноводный ключ. От перепада высоты и скорости потока вода грохочет так, что с нескольких метров не слышно голос человека. Мутная, грязная вода несётся сплошным валом, выпирает бугром. Со стороны белогорья, откуда они спустились, подступают скалы. Для однодневного стойбища места хуже не найти. Что делать? Уля решает провести караван немного ниже по ручью. Там, внизу, ближе к пойме большой реки тайга расходится, сжатый с двух сторон лог расширяется, ельник и пихтач заменяет кедрач, обещающий сухое, плотное место, где можно будет не только переночевать, но и покормить оленей. Не говоря спутникам ничего, Уля правит аргиш вдоль ручья, к намеченной цели. Однако добраться до чистой тайги нелегко. Грохочущий ключ, не разбирая дороги, мечется из стороны в сторону, разбегается на множество мелких ручейков, петляет по врезанному ложку, образуя труднопроходимые щёки и прижимы. Оленям стоит больших усилий пройти эти препятствия. Животные идут медленно, налепом, осторожно проверяя опору перед очередной постановкой ноги. Слева скалы, справа вода. Только опытные олени могут прыгать с одного камня на следующий, не потеряв при этом равновесия и сохраняя притороченный к спинам груз. На преодоление щёк уходит больше часа. Наконец-то караван вышел в плотную, чистую тайгу. Но и здесь местность для ночлега неподходящая. Впереди огромный завал. Займище захламлено поваленными деревьями. Огромные, двухсотлетние кедры хаотически переплетены с елями, пихтами, более мелкими берёзами и осинами. Несколько лет назад здесь был мощный ветровал. Он тянется на несколько сотен метров вниз и подходит к горе. Пройти сквозь него невозможно: стволы поваленных деревьев нагромождены выше человеческого роста. Обойти стороной ещё хуже. Слева у подножия горы начинаются скалы. Справа — всё тот же грозно рокочущий ручей. Уля в растерянности опустила руки. Остаётся только одно — брать в руки топор и рубить проход в завале. Сзади подошел Миша, как всегда, с улыбкой, перекрикивая грохот воды, закричал: — Что будем делать? — Нато рупить прохот! — напрягая голос, отвечает девушка. Тот согласно кивает головой, хватает в руки топор, идёт к завалу. Характер покладистый, уравновешенный, он не умеет спорить. Тайгу любит, работы не боится. Идти так идти, работать так работать. Следом спешился Костя, неторопливо подошёл к ним. В руках тоже топор, хочет помогать, но ещё слаб. Уля забрала орудие труда, кивнула головой на колодину: сядь, посиди, мы без тебя управимся. Агафон пришёл последним, угрюмо посмотрел на завал, потом на ручей. Некоторое время что-то высматривал, перекрикивая поток, обратился к Уле: — Давай на ту сторону, — махнул головой на противоположный берег. — Там место хорошее, груз перетащим, а оленей здесь привяжем, Загбой утром перегонит… Девушка растерянно посмотрела через ручей. Да, без всякого сомнения, там место хорошее. Тайга чистая, ветровал не затронул кедрач. Место плотное, сухое, дров много. Перейти на ту сторону можно вот по этому поваленному кедру. А оленей можно оставить здесь, в тальниках, до утра корма хватит. Пока Уля рассматривала переправу, Агафон уже забрался на поваленный выскорь, топором стал обрубать сучки для прохода. Боковые, что подавались под острое жало, отсекал под корень. Вертикальные — с небольшим запасом. Они торчали как острые пики: стоит оступиться или споткнуться, беды не миновать. Вернулся Миша, рукавом рубахи вытер со лба пот, опять закричал Уле: — Что, на ту сторону? Девушка согласно кивнула головой, пошла разгружать оленей. Миша стал ей помогать. Костя, не зная, что делать, бестолково топтался на месте. Вдвоём быстро освободили животных от поток, поочерёдно на некотором расстоянии друг от друга привязали к кустам. Олени с жадностью стали поедать свежие побеги тальников, молодую траву, некоторые потянулись за горькой бородой, обильно поросшей на нижних сучьях елей. К этому времени Агафон закончил работу и назад уже прошёл по чистому, без сучьев стволу кедра. Теперь оставалось только перенести груз на ту сторону ручья и обосновывать аргиш на отдых.