Время тянулось в тумане выпивки, наркотиков и танцев. Вивьен двигалась по пестрому полу в калейдоскопе огней дискотечных шаров, ее обнимали руки одного мужчины, затем другого, третьего и неизвестно какого еще по счету — она не запоминала ни лиц, ни имен. Она думала о девушках, с которыми водила знакомство в Клермонте и в «Лалик», — узнавали ли они ее в этой знаменитости? Уважали или жалели? Завидовали ее жизни или радовались своей — с мужьями, детьми, семьями? Вивьен не знала, будет ли у нее самой когда-нибудь семья. Воспоминания о своей ранили ее так сильно, что она поклялась больше никогда не привязываться ни к кому. Кроме того, она казалась себе слишком испорченной для этого. Мужчины думали, что хотят ее, да они и на самом деле хотели — на одну ночь, на неделю, на месяц, но навсегда? Нет. Только не после того, как поймут, что она скрывает. Она направлялась к бару, когда услышала голос. — Здравствуй, Вивьен. Это было похоже на удар тонким острым клинком. Не ты. Пожалуйста, только не ты. — Джонни Лэйнг, — заставила она себя ответить, — вот это сюрприз. Ей стоило быть более осмотрительной. Она проверяла список приглашенных сегодня, и его там не было, но, видимо, ему удалось как-то пробраться внутрь. Хитрый и опасный Джонни Лэйнг, для него не существует закрытых дверей. Она дала маху, нужно было быть умнее. Вивьен любыми способами избегала этого человека, один его вид повергал ее в ужас. Джонни приносила наслаждение мысль, что у него есть козыри против нее, он все еще верил, что может взять реванш. Он думал, что в один прекрасный день она будет вынуждена сдаться и он вернет свои инвестиции. Чем выше восходила ее звезда, тем выше были проценты, на которые он рассчитывал. Сегодня она достигла стратосферы. — Я решил, что будет невежливо не поздравить тебя, — съязвил Джонни, — сложно забыть о днях, проведенных с такой женщиной. О нашем былом партнерстве… Вивьен очень хотелось избавиться от него, стереть все из памяти. Сердце бешено колотилось в груди, легким не хватало воздуха. Смеющиеся вокруг люди казались карикатурами, разукрашенными, как цирковые клоуны. У Джонни в руках были ключи от ее темного прошлого. Что будет, когда они все узнают… — Оставь меня в покое, — выдохнула она, — пожалуйста. Я сделаю что захочешь. — Что захочу? — он ухмыльнулся. — Ты знаешь, чего я хочу. Вивьен вздрогнула. Даже если бы она переспала с ним, он не дал бы ей спокойно жить. — Никогда, — прохрипела она. — Только не это. — Тогда мы в тупике. — У меня есть деньги. Я могу вернуть тебе каждый цент. Он язвительно рассмеялся: — Перестань, Вивьен, послушай, что ты говоришь. — Я не буду спать с тобой, Джонни. Он облизнул губы, медленно и похотливо. — Давай, дорогая, ты же не пробовала, тебе может понравиться. — Иди к черту. — Помни, я знаю о тебе. Все знаю. Она сдерживала себя, чтобы не плюнуть ему в лицо. Она была в ловушке — в такой же, как была в Клермонте, когда пряталась в своей комнате в ожидании ударов ремнем. — Сдохни, ублюдок. Вивьен хотела уйти, но он схватил ее за руку так же, как тогда в своем кабинете. Она перестала видеть, слышать, контролировать что-либо, мир закружился вокруг. Изворачиваясь, она потеряла равновесие, споткнулась и чуть не упала. — Ой! — Денди оказался рядом как нельзя кстати, подхватив ее. — Пора отсюда выбираться, правда, дорогая? — Он растянул губы в улыбке, предназначенной для наблюдателей. Это был долгий день и волнующая ночь, утром он представит все в правильном свете. — Пойдем, Вив. Она позволила увести себя, полная благодарности. — Я расскажу всем, Вивьен… если не получу свое. * * * Следующие недели Вивьен провела в уединении, страдая от паранойи. Она закрылась в квартире, ей было страшно выйти, но страшно и оставаться: звонок в дверь или по телефону, мысль о том, что Джонни повторит или осуществит свою угрозу, вселяли ужас. Она даже не отвечала на звонки Денди. Как это случилось с ней? Судьба подарила ей все, к чему она стремилась, но в сердце пустота. Она казалась себе бестелесным призраком, невидимым, а может, и несуществующим. Пила, чтобы не чувствовать боли. И вот однажды пятничным вечером это произошло. Она начала со стакана джина, алкоголь ударил ей в голову, слезы сами покатились из глаз. Опомнившись, она поняла, что в бутылке пусто. Приближалось то самое время, время провала в памяти и отключки. Не сосчитать, сколько раз это уже происходило. Как только она прикорнула на диване, телефон зазвонил, прервав желанное оцепенение. На ощупь она потянулась к нему. — Алло? — Вивьен, это Селия, твоя тетя. Вивьен села, протирая глаза, ее затуманенный мозг пытался понять происходящее. Она не слышала Селию с тех пор, как… да, с тех пор, как сбежала. С той последней воскресной службы, на которой они обе присутствовали. Голос женщины поразил ее. — Боюсь, у меня плохие новости, — продолжала Селия, — твоя мама умерла. Похороны в воскресенье. Отец сказал не беспокоить тебя, но я подумала, ты хотела бы знать. Наверное, разговор продолжался еще какое-то время, но до сознания Вивьен он уже не доходил. Когда Селия повесила трубку, она уронила телефон. Выпила еще. Уставилась на свое отражение в зеркале и, не в силах сдержаться, швырнула стакан. Осколки разлетелись, как прекрасная мозаика. Алкоголь — ей было нужно еще. Нужно было забыться. Но больше не было. В буфете не было ничего, холодильник был пуст, и даже тайник под кроватью был опустошен. Оставалось только одно: она схватила ключи от «мустанга». Садиться за руль было самоубийством. Безумной, пьяной, почти без сознания, Вивьен не стоило вести машину. То, что она не погибла сама — писали впоследствии газеты — или не убила кого-то, было настоящим чудом. Она смутно понимала, что едет в центр. Она знала, что собирается сделать. Участие в прощании с матерью означало бы встречу с отцом. Это было ей не под силу. Она просто не могла. Бог помогает праведным. А ей всегда были уготованы врата ада. Машина перевернулась по дороге, наступила темнота. Глава двенадцатая Италия, лето 2016 года Дождь идет все выходные. Тяжелые тучи плывут по темному небу, в котором полыхают молнии. Я слышу, как телефон начинает звонить. После того как меня отчитали за открытую входную дверь, я не подхожу к нему, продолжая вместо этого убираться и пытаться разобраться в том, что узнала. Сегодня утром в одном из ящиков стола я нашла фотографию Вивьен в молодости. Она была неотразима, позируя на камеру: светлые вьющиеся волосы обрамляют улыбающееся лицо. Мне стало интересно, кто сделал снимок, — по тому, как Вивьен смотрела в камеру, можно было догадаться, что она влюблена в фотографа. На заднем плане я разглядела замок. На обороте — нацарапанная карандашом заметка: «В, 1981». Она не была похожа на ту Вивьен, которая смутила меня, это была энергичная молодая женщина. В ней была надежда. Оптимизм. Куда все это ушло? Забудь об этом, — говорю я себе. — Не ввязывайся. После того, что произошло в библиотеке, я решила, что любознательность мне только помешает. Мужчина был журналистом, я знаю. Сейчас он уже позвонил в Лондон какому-то издателю, в офисе на Саутворк-стрит, скорее всего женщине, похожей на Наташу, такой же холодной и безжалостной, с белоснежной ангельской улыбкой — и кинжалом, спрятанным в вырезе шелковой блузки. Женщина отпразднует победу, сбросив туфли на каблуках и откупорив давно припрятанную бутылку вина… Она никому не скажет, не сейчас, история очень ценная. А сегодня вечером она принадлежит только ей. История года: рассказ о соблазнении, предательстве и убийстве. И любви… Я не могу рисковать, меня не устраивает судьба моей предшественницы. Я не хочу быть отправленной домой. Сейчас Барбаросса — единственная моя защита. Вчера я подслушала разговор Вивьен, предположительно с Адалиной. Я была на улице, чистила дождевые сливы от листьев, подставляя голову ливню, когда из открытого окна послышался ее голос: — Ты хочешь сказать, что не видишь этого? Я пыталась разобрать ответ Адалины сквозь стук капель о крышу веранды, но его заглушила Вивьен: — Боже, женщина, да тут невозможно ошибиться. Я будто на фотографию смотрю. Похожи как две капли воды. Я не могу этого вынести… Похожа на кого? О ком говорила Вивьен? Я должна расположить Вивьен к себе. Пока я здесь, среди этих безлюдных холмов, мне не грозит опасность. Вот она успешно скрывается от мира годами — почему бы мне не сделать так же? В конце концов, я привыкла быть в тени, заботясь о своей бедной семье, и, может, мне это нужно больше, чем им. Мне нужно укрытие. Нужно, чтобы обо мне забыли. Адалина появляется в дверях кабинета. — Это тебя. — Что? — Телефон. Я в шоке. Этот номер я не давала никому, даже Билл. — Но кто это был?