* * * Вечером я сажусь на автобус до города. Перед наступлением ночи Флоренция прекрасна: в реке танцуют мерцающие огоньки, по мощеным улицам прохаживаются парочки, воздух наполняется запахом пиццы, смешанным с пьянящим винным ароматом. Включаю телефон. Вечность уходит на подключение к Сети, поиск сигнала и подключение 3G. Жду. Секунды как часы. Каждый сигнал о новом сообщении заставляет сердце неистово биться. Одно от Билл, другое от хозяина квартиры. В WhatsApps с пляжа на Барбадосе пишет Тильда, шлет пожелания удачи и множество смайликов. Стыдно признаться, но совсем не их я жду. Я жду весточки от него — электронное письмо, эсэмэску, пропущенный звонок, что угодно. Моргаю, прогоняя слезы, — ничего, конечно же. Что бы подумала сейчас Тильда о своей надежной старшей сестре, которая укладывала ее в постель, делала чай и дожидалась каждый вечер с прогулок или свидания? Лучше об этом не думать. Прячу телефон в сумку и направляюсь к библиотеке, думая только о том, как это поможет отвлечься, затем поднимаюсь по ступенькам ко входу. Она работает допоздна, полная тишины, знаний, привлекающая возможностью побыть наедине с собой. Я размещаюсь в кабине с архивом, достаю телефон, чтобы выключить звук, и снова вижу сообщение от Билл: Колись уже, кто она? Какая она? Чмоки Из-за сегодняшней встречи с синьорой я на грани срыва. Ужасная, — начинаю писать в ответ, — ужасная, грубая и ненормальная. Зачем я сюда приехала? Зачем дала тебе себя уговорить? Затем стираю написанное. Не хочу говорить Билл правду: женщина, с которой я сегодня говорила, жесткая и холодная, бессердечная и презрительная, но по какой-то безумной причине она притягивает меня, я очарована ею, я чувствую, что между нами есть связь, которую нельзя описать словами. Мне нужно знать, кто она. Нужно знать, почему она избегает общества. Прямо как я сама. Неожиданно я начинаю дорожить своей изоляцией. Возможность связи с внешним миром начинает вызывать панику, я боюсь, что могу узнать ужасные новости. От Билл, от кого-то из сестер, от папы или от случайного знакомого в «Фейсбуке», с которым я не говорила годами, может прийти сообщение о разоблачении. Я сто раз прокручивала в голове, что будет, когда все раскроется: Люси, какого черта? Это правда? Или короче: Началось. Как всегда, борюсь с соблазном проверить новостные сайты, поискать в Google его имя и имя его жены, узнать, не появилось ли чего нового, но я твердо уверена, что Билл сообщит мне сразу же, как только что-то произойдет. Она не говорит об этом ни слова. Моя добрая подруга пытается помочь мне забыть. Но как я могу забыть? Это невозможно. Я решаю совсем отключить телефон и полностью погрузиться в то, зачем пришла сюда. Так я, во всяком случае, могу не думать о своем положении. Каким бы сложным ни был путь в Барбароссу, там меня ждала смена обстановки. И какой бы стервой ни была хозяйка дома, она позволила мне отвлечься. В доме что-то произошло. Об этом говорят его стены, тени, блуждающие меж ними, каждый темный угол. Загадочность Адалины, безумие Сальваторе. Голос за дверью, звуки на чердаке, холод и безмолвие. Что-то произошло. Я начинаю с того, что вбиваю название замка в строку поиска на компьютере с архивом. Быстрый поиск не дает ничего, но местные записи дают больше. Они все на итальянском, я забиваю текст в переводчик — результат не идеален, но мне хватает, чтобы картина начала вырисовываться. Я просматриваю записи до самого раннего упоминания: 1980 год, когда она перебралась сюда из Америки. Ее появление вызвало ажиотаж. Тоскана празднует возвращение домой своего сына, известного доктора Джованни «Джио» Моретти, и его жену, голливудскую актрису Вивьен Локхарт, которые поселились в замке Барбаросса во Фьезоле. Пара обручилась месяц назад на романтичной церемонии в Лос-Анджелесе, а сейчас вернулась в Италию, чтобы, по словам их пресс-секретаря, «начать семейную жизнь в спокойной обстановке». Моретти занят в сверхсекретном научном проекте, для которого был нанят в частном порядке, а Локхарт, как говорят, сделает перерыв в своей кинокарьере. Так вот кто она. Конечно! Вивьен. Когда я вижу перед собой ее имя, это кажется очевидным. Я не застала ее славы, ярко и коротко прогремевшей в семидесятых, но уверена, что у мамы были кассеты с ее фильмами во времена моего детства, и я даже могу припомнить, как она выглядела. И даже как звучал ее голос — живой, соблазнительный, сулящий. Так не похожий на тот, что я слышала сегодня. Этот голос огрубел от страданий. Будто демон вселился в нее… Младшая сестра Моретти, о которой известно немного, сопровождает пару. Говорят, что эти трое близки и «с нетерпением ждут перемен». Синьор Джакомо Динаполи, дядя брата и сестры, много лет до своей смерти владел замком Барбаросса, построенным в пятнадцатом веке… Читаю дальше, но здесь все меньше о Вивьен и больше о доме. Перехожу к следующей статье, касающейся ее имени, потом к следующей, еще и еще. Я нашла информацию о Барбароссе, но не о его обитателях. Был ли Джованни Моретти изображен на том портрете на лестнице? Вспоминаю его необычные глаза, тяжелый взгляд и то, как быстро Адалина увела меня от него. И что еще за сестра? Почему она жила с ними? Встречаются заметки о вечеринках, проводимых в поместье, богатых, ярких костюмированных балах на Хэллоуин, которые прославили Барбароссу, но мне не удается заглянуть глубже и найти то, что я ищу. А что же на самом деле я ищу — скандал, который затмит мой собственный? Что-то, что сделала Вивьен или что сделали с ней, по сравнению с чем мой случай покажется несущественным или не таким уж страшным? Меняю параметры поиска и любуюсь ее черно-белыми снимками, обложками журналов, Вивьен, смеющейся на вечеринках, где воротилы шоу-бизнеса тех лет попивают шампанское и курят кубинские сигары, кадрами из ее фильмов, где она похожа одновременно на Мэрилин Монро и Кэтрин Хепберн. Что-то в ее лице кажется мне неуловимо знакомым, будто я встречалась с ней в другой, давно забытой жизни. На ее странице в Википедии мало информации о личной жизни. Родилась в Южной Каролине, получила религиозное воспитание, переехала в Лос-Анджелес, быстро стала знаменитой, вышла замуж за Джованни, переехала в Европу. На этом все… след обрывается. Но ведь это далеко не все. Я точно знаю. Покончив с интернетом, я нахожу кое-что в местной газете. Статья датирована ноябрем 1989 года. …Вдобавок к заметке о прошлогодней трагедии в замке Барбаросса, La Gazzetta сообщает, что бывшая актриса Вивьен Локхарт живет сейчас в особняке одна, оставленная мужем. Синьора Локхарт редко показывается на людях и ведет затворнический образ жизни. Невозможно оценить, как сильно она пострадала во время инцидента, произошедшего прошлой зимой, морально и физически. Мы шлем ей пожелания скорейшего выздоровления, равно как и воссоединения с синьором Моретти. Я просматриваю заново архив La Gazzetta за предыдущий год, но не нахожу ничего. Больше никаких упоминаний о Вивьен Локхарт. Это тупик. — Mi scusi, signora, ma stiamo chiudendo[12]. Библиотекарь вырывает меня из потока мыслей. Смотрю на часы. Уже десять. Как я могла провести за всем этим три часа и даже не заметить? — Grazie[13], — отвечаю я, собирая вещи. Библиотека опустела, в деревянных кабинках никого нет. На стойке регистрации женщина проверяет возвращенные книги и улыбается мне на прощание. Я спускаюсь по ступенькам на улицу и слышу шаги, повторяющие мои, за спиной. Замедляю ход. Сзади тоже замедляются. Снова ускоряю шаг. Кто бы ни был у меня за спиной, он делает то же самое. Мой пульс ускоряется. С облегчением я выбираюсь в реальный мир, но не останавливаюсь, пока не чувствую себя в безопасности, перейдя дорогу и слившись с толпой. Карнавал набирает обороты, барабанная дробь сопровождает гуляк вдоль улицы, в воздухе развеваются флаги, лица раскрашены. Я ныряю в арку, чтобы прийти в себя. И только тогда оглядываюсь. Мужчина смотрит на меня. Наши глаза встречаются, и, хотя он окружен людьми, я знаю, что это он. Возможно, потому, что он стоит неподвижно, будто каменная статуя, посреди бушующей толпы. Его лицо скрывает темнота, я не могу его рассмотреть, но, кажется, он старше меня, широкоплечий и темноволосый. Неожиданно я узнаю его. Да и всегда знала. Они нашли меня. Это был только вопрос времени. Я поворачиваюсь и бегу по слепяще ярким улицам, дышащим огнем, орущим множеством голосов, отчаянно желая добраться до Барбароссы. Я боюсь того, что осталось за моей спиной, но не меньше боюсь и того, что ждет меня там. Глава одиннадцатая Вивьен, Лос-Анджелес, 1978 год Вивьен Локхарт зажмурилась в теплых лучах калифорнийского солнца и потянулась на атласной простыне. За окном волновался зеленый океан, омывая золотистый берег. Какой сегодня день? Ах да, очень важный. Сегодня она получит награду за лучшую главную роль на ежегодной церемонии Актерского альянса. Все знали, что статуэтка у нее в кармане, она непревзойденно сыграла в мегахите «Ангелы на войне», это была превосходная работа, шедевр, вне всяких сомнений. Вивьен была самой яркой звездой в Голливуде. Она получила все, о чем мечтала, и даже больше. Каждая студия хотела работать с ней, каждый дизайнер хотел одеть ее, каждая старлетка хотела быть ею. — Эй, детка… То-ли-модель-то-ли-актер, которого она вчера привела домой, потянулся к ней. Бронзовые руки, грива непослушных волос, как у Джона Траволты в «Лихорадке субботнего вечера». Она не могла вспомнить его имя. Для него, без сомнения, это было началом грандиозного романа. — Черт, который час? — Вивьен выбралась из постели и направилась в душ. В десять у нее была назначена встреча с агентом. — Мне нужно собираться, Денди убьет меня, если я опоздаю. — Ты не хочешь позавтракать? — То-ли-модель-то-ли-актер был разочарован. — Нет, — мило улыбнулась она. — И чтобы, когда я закончу, тебя здесь не было. * * * Награду она, конечно же, получила. Она не могла достаться никому другому. Поднимаясь, чтобы получить статуэтку и произнести речь, она наблюдала за впечатлением, которое производила на толпу. Зависть в глазах женщин, вожделение в глазах мужчин. Корона Вивьен была непоколебима, ее красота и талант не имели равных. — Тебе не кажется, что пора сбавить темп? — спросил Денди, когда они садились в машину, чтобы отправиться с Бродвея на вечеринку. Вивьен только откупорила маленькую бутылочку ликера шамбор[14] — третью за сегодня. Но это же не бренди. Она опустошила ее. — Что, прости? — Напьешься ведь. — Разве я не заслужила? — Вечер еще не окончен. Ты все еще на работе. — И я все еще в порядке. Денди не напирал. Вивьен красила губы и думала, что между теплом, разливающимся по телу от алкоголя, и отношением Денди, дарившим душевное тепло, она всегда выберет алкоголь. Много лет она была его решительной противницей — отец сделал для этого все возможное. Но сейчас это было то, что нужно. Он давал силы и приводил в порядок мысли, сопровождал ее в потоке дней и ночей, увлекая за собой, как стремительный ручей несет опавший листок, без промедлений и остановок. Это был ее девиз: не опускать руки, продолжать бороться. Топтание на месте еще никому не помогло. Делай выводы и применяй их на практике. Их машина остановилась у склада, где и должно было пройти празднование. Он принадлежал Уорхолу и внутри являл собой декадентские райские кущи, полные невиданных существ. Едва появившись, Вивьен произвела фурор: обтягивающее платье от Холстона[15], в которое она переоделась после церемонии, необыкновенно ей шло, а трофей блестел в руках, будто она несла в руках само солнце. — Поздравляю, Вивьен! Молодец, дорогая! Выглядишь потрясающе! — комплименты лились рекой. Денди оберегал ее как мог, но все вокруг хотели остановить и пожать руку, сказать, как любят ее, какая она потрясающая актриса, в надежде задержать ее подольше, чтобы успеть попасть в объектив охотящихся за ней папарацци и на страницы глянцевых журналов следующим утром. Все они надеялись, что слава заразна. Вивьен была волшебной лампой для них — прикоснись к ней, и желание исполнится. Разумеется, ее собственные желания исполнились, превзойдя все ее ожидания. Возможно, именно потому, что в гудящей от восторга толпе она была единственная, кто знал правду. Все эти люди не понимали, кто она на самом деле. Они считали ее девочкой, которую Денди дорого продал таблоидам. Наивной инженю, которая однажды попала на прослушивание к Барту Сандерсону и по счастливому стечению обстоятельств получила роль, для которой была рождена. Никто не знал, с какой грязи она начинала, не знали ни об отце-садисте, ни о постыдной работе в салоне «Лалик». Она решила, что так будет и дальше.