Я приставил велосипед к забору и побрел дальше. Вскоре сосны сменились густым кустарником: вереск, мирта, дикая лаванда. Через полкилометра я вышел на скалу, круто обрывавшуюся в море. Рискуя переломать ноги, я нащупал шаткую опору и продолжил спуск. Наконец склон утратил крутизну, а еще через полсотни метров, обогнув внушительный валун, я узрел-таки жилище Натана Фаулза. Вилла прижималась к скале. Это было сооружение в современном стиле – трехуровневый параллелепипед из железобетона, обвитый, как гирляндами, балконами, со спускающейся к морю каменной лестницей. В растущем прямо из камня цокольном этаже зияли корабельные иллюминаторы. За его широкими воротами находился, судя по всему, лодочный ангар. У деревянных сходней покачивался на воде сверкающий лаком деревянный моторный катер Riva Aquarama. Осторожно прокравшись по камням, я заметил на балконе второго этажа движущуюся тень. Неужели это сам Фаулз? Я приставил ладонь козырьком ко лбу, чтобы рассмотреть силуэт. Мужчина на веранде… пристраивал к плечу приклад ружья. 2 Я едва успел нырнуть за камень, как прогремел выстрел. Пуля со звоном отскочила от камня в четырех-пяти метрах позади меня, и я чуть не оглох. Целую минуту я простоял, боясь пошевелиться, с бешено бьющимся сердцем, дрожа всем телом, обливаясь потом. Одибер не соврал: Фаулз и впрямь тронулся умом, раз открывает стрельбу по непрошеным гостям. Я никак не мог отдышаться. Предостережение было недвусмысленным, голос разума требовал, чтобы я бежал отсюда без оглядки. Но вопреки ему я решил не отступать, наоборот, дерзко выпрямился и стал приближаться к дому. Фаулз спустился и красовался теперь на помосте, нависшем над скалой. Вторая пуля вонзилась в ствол поваленного ветром дерева, меня обдало древесной трухой. Никогда еще я так не трусил, тем не менее, пересиливая себя, знай себе прыгал с камня на камень. Натан Фаулз, чьи романы я обожал, не мог переродиться в заурядного убийцу. Но, словно взявшись меня переубедить, он выпалил и в третий раз. Всего в полуметре от моей ноги взвился столбик пыли. Я сократил расстояние между нами до нескольких шагов. – Проваливай! Это частная собственность! – крикнул он со своего помоста. – Это не причина в меня стрелять! – Для меня – очень даже причина! Мне в глаза било солнце. Фаулз был для меня просто силуэтом без отличительных черт. Коренастый человек среднего роста, в панаме, в темных очках с синеватыми стеклами. Главное, он продолжал в меня целиться, готовый снова открыть огонь. – Чего тебе здесь надо? – Я пришел к вам, месье Фаулз. Я снял со спины рюкзак и полез в него за рукописью «Застенчивых вершин». – Меня зовут Рафаэль Батай. Я написал роман. Мне бы хотелось, чтобы вы его прочли и высказали свое мнение. – Плевать мне на твой роман. Ты не имеешь права здесь появляться и меня донимать. – Я слишком вас уважаю, чтобы донимать. – Тем не менее ты это делаешь. Если бы уважал, то уважал бы и мое право на приватность. Присоединившийся к Фаулзу на веранде красивый пес – золотистый ретривер светлой масти – принялся меня облаивать. – Почему ты не остановился, когда я начал стрелять? – Я знал, что вы меня не убьете. – С чего ты это взял? – Вы же написали «Лорелею Стрендж» и «Сраженных молнией». Ослепленный солнцем, я услышал, как он усмехается. – Если ты воображаешь, что писатели обладают теми моральными свойствами, которыми наделяют своих героев, то ты очень наивен, если не попросту глуп. – Послушайте, мне просто нужны ваши советы. Я хочу писать лучше. – Советы? Ни один совет еще не сделал ни одного писателя лучше! Будь у тебя голова на плечах, ты сам бы давно об этом догадался. – Никогда не вредно уделить немного внимания другому. – Никто не может научить тебя писать. Этому приходится учиться самому. Фаулз в легкой задумчивости опустил ствол и погладил свою собаку. – В общем, ты явился за советом и уже его получил. А теперь убирайся. – Можно оставить вам рукопись? – спросил я, все же доставая пачку страниц из рюкзака. – Нет, я не стану это читать. Даже не думай. – Как же с вами непросто! – Ладно, еще один совет: займись чем-нибудь другим, забудь про писательство. – То же самое мне все время твердят родители. – Вот видишь, они умнее тебя. 3 От внезапного порыва ветра камень, на котором я переминался, захлестнуло волной. Спасаясь от воды, я перепрыгнул на другой камень и оказался еще ближе к писателю. Тот снова вскинул свое ружье – двуствольный охотничий «ремингтон вингмастер», такие можно увидеть в старых кинофильмах. – Как тебя зовут? – спросил он, когда волна схлынула. – Рафаэль, Рафаэль Батай. – Сколько тебе лет? – Двадцать четыре года. – Давно мараешь бумагу? – Всю жизнь. Меня ничего не интересует, только это. И, воспользовавшись тем, что завладел его вниманием, я выдал монолог: объяснил, что с самого детства чтение и сочинительство для меня – спасательные круги, избавление от посредственности и абсурдности мира, что я выстроил себе из книг внутреннюю цитадель… – Ты долго еще будешь утомлять меня своими клише? – не выдержал он. – Это не клише! – возмутился я и, оскорбленный, запихал свою рукопись обратно в рюкзак. – Мне бы твои годы! Я бы точно мечтал не о писательстве, а о чем-нибудь другом. – Почему? – Потому что писательское существование – наименее гламурное из всех, что только можно себе представить, – сказал Фаулз со вздохом. – Ты хочешь вести жизнь зомби – одинокую, в отрыве от людей? Хочешь проводить целые дни в пижаме, портить глаза перед экраном, давиться холодной пиццей, беседовать с вымышленными персонажами, постепенно сводящими тебя с ума? Ночи напролет истекать кровавым потом, корпя над фразой, которую три четверти твоих паршивых читателей даже не заметят? Вот что значит быть писателем. – Вообще-то не только это… Но Фаулз уже меня не слышал, его понесло: – Хуже всего то, что ты становишься невольником этого дерьмового существования, потому что пребываешь в иллюзии, что ручка и клавиатура превращают тебя в демиурга, мастера подправлять реальность. – Вам хорошо так говорить, вы всего добились. – Чего я добился? – У вас миллионы читателей, слава, деньги, литературные премии, девушки занимают очередь, чтобы лечь в вашу постель… – Знаешь, если ты пишешь ради денег и девок, то лучше найди себе другое занятие. – Вы понимаете, что я имею в виду. – Не понимаю. Не знаю даже, зачем я с тобой болтаю. – Я оставлю вам рукопись. Не обращая внимания на его недовольство, я забросил рюкзак к нему на помост. От неожиданности писатель шарахнулся в сторону, поскользнулся, шлепнулся на камни, вскрикнул, попытался подняться. – Вот чертовщина! Ногу подвернул! – Простите. Сейчас я вам помогу.