– Вот уж совсем неподходящий костюм, – неодобрительно проворчала Докладчица, брезгливо оглядев купальник девушки. – Ты, значит, слышала мой разговор с твоей матерью? – Так получилось… случайно. За окошком телеграфист стучал ключом с чисто профессиональным бесстрастием. – О, да, я тоже случайно вижу и слышу много чего интересного, – отозвалась Докладчица с многозначительной усмешкой. – Ты, верно, поняла, что мне не хотелось подливать масла в огонь, беседуя с твоей мамочкой, но я и сама несколько озадачена отсутствием твоего жениха. Ты можешь мне объяснить, почему он так упорно скрывается от нас? Лицо Докладчицы, под густой массой завитых волос, подстриженных, как живая изгородь, выразило готовность к сочувствию, а выпученные глаза загорелись жадным интересом: ей не терпелось разузнать самые заветные тайны девушки. Но Офелия меньше всего на свете была расположена поверять их этой кумушке. – Сожалею, госпожа Докладчица, мне это неизвестно. Офелия не знала, куда деваться: металлический журавль, торчавший на нелепой шляпе собеседницы, не развернулся в другую сторону, а продолжал хищно целиться в нее своим клювом. – Ах, моя дорогая малютка! – сказала Докладчица с огорченным вздохом. – Ну как я могу представлять Настоятельницам подробные отчеты, если ты мне не помогаешь? У тебя было достаточно много времени, чтобы как следует познакомиться со своим женихом. Мы с Настоятельницами не хотели мешать тебе, заранее донимая расспросами. А ведь могли бы!.. Растирая озябшие руки, Офелия мельком глянула на часы, висевшие над окошком. Когда же Беренильда вернется с прогулки? Ей вдруг ужасно захотелось вынуть из перчатки анонимное письмо и взмахнуть им, как Докладчица размахивала своей телеграммой. Настоятельницы решили не донимать ее расспросами? Вот пускай теперь и расхлебывают кашу! – Я внимательно изучила твое досье перед тем, как пуститься в это далекое путешествие, – продолжала Докладчица с едва заметной усмешкой. – И узнала, что ты отвергла двух претендентов на твою руку, кузенов, с любым из которых могла бы спокойно жить-поживать на Аниме, будь ты сговорчивей. – Прошлое не вернешь, – отрезала Офелия. Усмешка Докладчицы стала заметнее. – А почему бы и нет? Может быть, господин Торн не виноват в том, что сегодня мы его здесь не видим? Ты уверена, что сделала все возможное, чтобы ему понравиться? Так вот, моя дорогая крошка, Настоятельницы поручили мне кое-что передать тебе от их имени: если ты расстроишь этот брак, как расстроила два предыдущих, то будешь улаживать эту проблему один на один с Фаруком. Не жди никакой помощи с нашей стороны и даже не надейся вернуться на Аниму, если ты всех нас опозоришь. Ясно? Докладчица произнесла все это мягким, вкрадчивым голосом, в котором звучало легкое сожаление, словно ей и впрямь было неприятно прибегать к таким мерам. Офелия не знала, чт? ее терзает сильнее – возмущение или уныние. «Даю Вам время до 1 августа, чтобы принять все необходимые меры», – написал автор анонимки. Значит, у нее осталось всего три дня, чтобы отреагировать на этот ультиматум, а она так и не решила, что ей делать. – Ваша телеграмма отослана, мадам, – объявил телеграфист. – С вас пять крон. – Что ему нужно, этому господину? – нахмурившись, спросила Докладчица у Офелии. – Я не поняла ни слова, у этих иностранцев такой ужасный акцент! – Вы должны заплатить ему за телеграмму, – объяснила Офелия. – Пять крон, – уточнил телеграфист, показывая растопыренную пятерню. – Обычная цена – четыре, но сегодня были сильные помехи, значит, лишний расход ленты, а она денег стоит. – Запишите на счет интендантства, – попросила Офелия, надеясь, что эти пять крон не разорят ведомство Торна. Девушка вернулась на свой диванчик в надежде, что избавилась от навязчивой собеседницы, но с раздражением увидела, что та уселась с ней рядом. Если уж Докладчица с ее нравоучениями нацеливала на кого-нибудь свой флюгер, она хватки не ослабляла. – Дорогая малютка, я знаю, здешние люди очень неприятны, – сказала она, бросив многозначительный взгляд на телеграфиста, – но ты не должна отталкивать своего жениха под тем предлогом, что он не член нашей Семьи. Знай, что даже сами Настоятельницы, с их безграничной мудростью, радушно открывают двери иностранным влияниям, и это идет на пользу всей нашей Аниме. – Каким иностранным влияниям? – удивилась Офелия. – Я не имею права вдаваться в подробности, – прошептала Докладчица с многозначительной миной человека, посвященного в важные государственные тайны. – То, что происходит на Совете Настоятельниц, в высшей степени секретно, и даже меня, при моем статусе Докладчицы, туда не допускают. Могу только сообщить тебе, что наши почтенные, любимейшие Матери иногда принимают у себя одного иноземца… должна сказать, очень странного иноземца. Не знаю, какой Семьей он управляет, не знаю даже, сколько ему лет. О, я, конечно, не подслушиваю под дверью, – добавила она так торопливо, что Офелия тут же в этом усомнилась, – я просто приношу им чай. Но могу поклясться, что наши дорогие Матери придают советам этого иноземца огромное значение. Он появляется нечасто, но всякий раз после его визита они обнародуют какой-нибудь новый закон или отменяют один из старых. Вот тебе прекрасный пример готовности прислушиваться к чужому мнению! Офелия нахмурилась. Издавать законы по советам случайного гостя, между двумя чашками чая?! Это уже трудно назвать «готовностью прислушиваться к чужому мнению». Офелии хватало проблем с анонимными смертельными угрозами и с предстоящей свадьбой, но она не могла удержаться от саркастического комментария, который так и просился с языка: – Так, может, именно по совету иноземца Настоятельницы решили перенести куда-то Архивы, устроить чистку в Библиотеке и закрыть мой музей? Выпученные глаза Докладчицы раскрылись так широко, что она стала похожа на лягушку в кудрявом парике. – Ты просто неблагодарная нахалка, моя милая! Этот музей, Архивы и Библиотека давно нуждаются в обновлении. – В каком обновлении? – с тревогой спросила девушка. – Мои коллекции всегда содержались в идеальном порядке. – Но все скопом, и нужные, и ненужные, – скорбно ответила Докладчица. – Именно это я и прочитала в твоем досье. Конечно, люди, жившие до Раскола, создали множество шедевров, но и они допускали ужасные ошибки. Ошибки, которые дошли до нас в виде оружия и вредных книг. А демонстрировать все эти вещи, пусть даже многовековой давности, нашей молодежи – значит посеять в ее незрелых, доверчивых умах ядовитые семена войны. И наши дорогие Матери приняли мудрое решение: сохранить от этого наследия лишь то, что может служить сегодня положительным примером! Но в любом случае тебя это уже не касается, – заключила Докладчица, и ее флюгер решительно отвернулся от девушки. Офелия стиснула руки так, что ее перчатки обиженно закряхтели. Если она и достигла успехов в искусстве чтения, то лишь благодаря тому, что, держа в руках древние предметы, чувствовала себя ближе всего к правде. Да, прошлое не всегда было безоблачным, но ошибки людей, живших на земле задолго до нее, стали и ее ошибками. А Офелия выработала в себе одно твердое убеждение: если человек хочет быть личностью, он должен пройти через ошибки. Но тут ее размышления прервал пронзительный голос, разнесшийся по всему холлу, словно пожарная сирена: – Ах, вот ты где! А мы-то тебя обыскались! Агата пробиралась между багажными тележками, позвякивая жемчужными ожерельями. Теперь она носила те же украшения, те же воздушные платья, те же остроконечные шляпки и газовые шарфы, что и Беренильда, которая сейчас проходила следом за ней через стеклянную дверь отеля. – Сестренка, мы так со-ску-чи-лись по тебе! Добрый день, госпожа Докладчица! Вы позволите нам похитить у вас Офелию? Судя по всему, Докладчица только этого и ждала. Она воспользовалась появлением Агаты, чтобы ретироваться, а ее флюгер уже завертелся, отыскивая для хозяйки новую добычу. – Крошка моя, что ты здесь делаешь в купальнике, у всех на виду? – воскликнула Агата, подбоченившись. – Это же не-при-лич-но! К великому огорчению своего мужа, который всюду таскался за ней с младенцем Томом на руках, Агата переняла у здешних дам их странные манеры. Она сразу начала произносить слова раздельно, по слогам, как театральная актриса, и ежедневно менять платья. Проникшись восхищением перед Беренильдой, Агата во всем рабски подражала ей, стараясь так же наряжаться, говорить и двигаться. – Вот теперь, когда мы ее на-ко-нец-то отыскали, – возбужденно продолжала Агата, – скажите, куда вы хотели нас отвезти, мадам? Может, ко Двору? Мне не тер-пит-ся увидеть хоть что-нибудь, кроме этих утесов! Но Беренильда, с трудом носившая свой тяжелый живот, ответила ей снисходительной улыбкой: – Простите меня, милое мое дитя, но это будет еще не сегодня. Честно говоря, мне хотелось бы переговорить с вашей сестрой наедине. – Как?! – обиженно воскликнула Агата. – Вы не возьмете меня с собой? – Только не сейчас. Воспользуйтесь этим, чтобы побыть с вашим мужем и маленьким Томом, – ласково посоветовала ей Беренильда. (Она повернулась к Офелии, и ее взгляд мгновенно оледенел.) – Накиньте пальто. Матери Беренильда предложила Офелии сесть в сани, запряженные тройкой белоснежных коней. Там уже сидела Валькирия, такая мрачная, словно ей предстояло участие в траурном кортеже. Офелия слегка удивилась, заметив привязанный сзади большой чемодан. Неужто им предстоит долгое путешествие? Тройка отъехала от гостиничного подъезда и помчалась через рабочие кварталы города. При виде экипажа мужчины снимали шапки, а женщины приседали в реверансах, подбирая пышные юбки. Беренильда, как святая покровительница, ласково улыбалась каждому из них. Пока проезжали по улицам Опалового побережья, Офелия узнала новую, доселе совершенно неизвестную сторону личности Беренильды. На каждой стене, в каждой витрине виднелись старые вывески: «Бесплатный суп Беренильды», «Больница Беренильды», «Воспитательный дом Беренильды». Аристократка, жившая в роскоши и приятном безделье, преображалась здесь в благодетельницу, не жалевшую сил для процветания этого курортного края. И, однако, ее взгляд по-прежнему омрачала непонятная грусть. – Нам нужно кое-что обсудить, – сказала ей Офелия. – Я получила… – Не здесь, – оборвала ее Беренильда. – Поговорим, когда приедем. И Офелии пришлось сдержать свое нетерпение. Теперь экипаж двигался очень медленно, чтобы не растрясти Беренильду. Свернув на дорогу, ведущую прочь от города, он миновал соляные болота и поднялся на скалистый берег фьорда. Здесь, на высоте, снег никогда не таял и ели выглядели великанами в изумрудно-серебристых одеяниях. Офелия поджала озябшие ноги: она не забыла взять шарф и накинуть пальто, но не подумала о туфлях. Справа от них, вдоль прибрежных скал, простирались железнодорожные пути, а слева тянулась полоска моря. В этих краях оно было таким соленым, что в нем не водилась рыба, одни только водоросли да планктон, и, однако, именно море царило в здешних местах. Когда солнце на миг пробилось сквозь облака и заиграло на воде золотыми вспышками, блеклые пастельные краски пейзажа сменились сочной гуашью. Офелия видела это превращение изо дня в день, но не уставала им любоваться. Однако удовольствие было недолгим: тройка проехала по еловой аллее и остановилась перед воротами здания с круглыми окнами и вывеской на фронтоне: Санаторий Вход для посетителей При виде этих слов Офелии захотелось сбежать отсюда. – Мы… мы приехали навестить вашу матушку? – обратилась она к Беренильде. За прошедшее время девушка успела напрочь забыть о бабушке Торна. Меньше всего ей сейчас хотелось общаться со старой лицемеркой. От Беренильды она до сих пор скрывала, что эта дама ненавидела и Торна, и ее, Офелию, и всеми силами пыталась сжить их со свету. А уж в данный момент, когда над Офелией нависла новая смертельная угроза, ей и вовсе было не до разоблачений. Беренильда в сопровождении Валькирии вошла в здание величавой поступью королевы. Офелия не постигала, как женщина с таким огромным животом может двигаться настолько грациозно. Сама она рядом с Беренильдой выглядела неуклюжей замарашкой с босыми ногами, торчавшими из-под пальто. Войдя в вестибюль, девушка зажмурилась, ослепленная безупречной белизной кафельных стен и водопадами дневного света, щедро лившегося в помещение через огромные окна. Правда, тут сильно пахло дезинфекцией, и она с сожалением вспомнила о смолистых ароматах елей. Офелия покорно шла за Беренильдой и Валькирией по длинной галерее с рядами шезлонгов, в которых недвижно лежали дряхлые пациенты. Что она скажет бабушке Торна, когда увидит ее? «Как ваше самочувствие, дорогая мадам? Когда вы меня убьете – сегодня или попозже?» Беренильда прошла в другое крыло здания, на сей раз безлюдное. Или почти безлюдное: к ним подошла медсестра в белом чепце с широкими крыльями.