– Что было в том письме? – В каком письме? – В том, что вы получили вчера. – Откуда вам это известно? – У меня свои источники информации. Так что в нем? – Я не должна ни выходить за вас замуж, ни возвращаться ко Двору. – И кто вам его прислал? – настойчиво спросил Торн, никак не отреагировав на это сообщение. Офелии приходилось делать усилия, чтобы расслышать своего жениха и в ответ докричаться до него сквозь оглушительную бравурную музыку и щелканье рычагов пианино. – Я не знаю. Письмо напечатано на машинке, и к нему прикасались только пинцетом. Это уже второе такого же рода. Там было написано крупными буквами «Богу неугоден этот союз», – добавила она, пытаясь проглотить комок в горле. После короткого молчания Торн пошел дальше, и Офелия поспешила за ним. – Вы не замечали еще чего-нибудь подозрительного? Как это было на него похоже – вести допрос на манер следователя. Он шагал своей размеренной походкой, держа в руке портфель, так, словно находился в государственном учреждении, а не посреди циркового сборища. – Женщина… в красном манто… – пролепетала Офелия, задыхаясь от бега. – Рено думает, что она из Отверженных. Он видел ее здесь. Послушайте, я не хочу далеко уходить от брата. Вы слишком быстро идете. Торн милостиво сбавил скорость, не переставая озираться по сторонам. Он был так насторожен, словно подозревал, что за ним следят. – Знаете, я тут прочитала о вас в газете… – добавила девушка. – Скажите, почему вы решили похвастаться, говоря о Книге Фарука? Вы ведь просили меня молчать, а сами… – А сам таким образом избавляю вас от других смертельных угроз, – договорил за нее Торн. – Все внимание, которое я привлекаю к себе, таким образом обойдет вас. Офелия была захвачена врасплох, она не нашлась с ответом. Впрочем, Торн его и не ждал; он заговорил первым: – Теперь исчез граф Харольд. – Опекун шевалье? – воскликнула Офелия. – Тот самый человек, который устроил вам скандал из-за своих собак? – Да. Вчера вечером он буквально испарился, принимая ванну. Слуги решили, что ему стало плохо, им пришлось взломать дверь, и вот… – То есть его похитили из ванной комнаты, запертой на ключ? – И это еще не самое странное. Он явно мылся в ванне, но пол остался совсем сухим. Иными словами, вероятно, из ванны граф так и не вышел. И его одежда лежала на месте. Пришлось возобновить следствие в Лунном Свете, как будто у меня мало других дел. Офелия вздрогнула. – Значит, похищение произошло в Лунном Свете? – Да, граф Харольд попросил убежище у посла, – объяснил Торн. – Он чувствовал, что ему грозит опасность, и боялся, что без своих псов будет беззащитен. Наверно, он был единственным аристократом в Небограде, кто еще не понимал, что посольство стало самым ненадежным местом на ковчеге. Офелия испугалась всерьез. Ведь Арчибальд еще вчера предостерегал ее! Мог ли он тогда предполагать, что под его крышей произойдет еще одно преступление?! – Скажите, а граф Харольд тоже получал письма с угрозами? – спросила она. – Да, верно. Их нашли в его вещах, – неохотно ответил Торн. Он пристально смотрел на очки Офелии, посиневшие от смятения хозяйки. – Такие же письма, как мои? – допытывалась девушка. – Письма с упоминанием Бога? – Да, но с вами ничего подобного не произойдет. Торн объявил это с твердым убеждением. Офелия хотела бы разделить его уверенность, но сейчас ей казалось, что у нее внутри все заледенело от страха. – А вы? – спросила она. – Вы получали такие письма? – Такие – нет. – Но где логика? Если вся проблема в нашей свадьбе, почему меня шантажируют, а вас оставляют в покое? – Не знаю. Внезапно Офелия устремила на Торна проницательный взгляд. – Вы ведь будете представлять Отверженных на съезде Семейных Штатов? – Да, верно, – подтвердил он слегка удивленно. – А начальник полиции, шеф-редактор «Nibelungen» и господин граф были против этого проекта, каждый по своим причинам. Я хочу сказать, – пробормотала Офелия, ежась под пронизывающим взглядом Торна, – что начальник полиции убил нескольких Отверженных, господин Чернов напечатал множество статей против них, а граф Харольд… ну… это же он подослал двух наемников в ваше ведомство? Торн кивнул, но не произнес ни слова. – А вы не боитесь… – (Офелия шумно чихнула посреди фразы и так же шумно высморкалась, сама того устыдившись.) – Вы не боитесь, что вас будут рассматривать как главного подозреваемого? Тонкие, крепко сжатые губы Торна дернулись не то в попытке улыбнуться, не то в брезгливой гримасе – Офелия не смогла этого определить. – Вы полагаете, что я организовал похищения, желая избавиться от недругов? Вы думаете, что я автор анонимных писем? И что я намерен расстроить собственную свадьбу? – Нет, конечно, – сердито ответила Офелия, – но другие на моем месте именно так и подумали бы. – Вряд ли. Что касается Отверженных, я представляю их абсолютно бескорыстно. Устав стоять с запрокинутой головой, Офелия отвела взгляд от Торна и посмотрела на далекую серебристую полоску моря, еле видную между цирковыми павильонами. Она вспомнила позорный крест, заклеймивший лицо матери Торна, и в ее душе вскипел гнев. Девушка не понимала, каким образом один и тот же человек внушает ей столько противоречивых чувств разом. – Вы снова за свое! – Что вы имеете в виду? – пробурчал Торн. – Вы снова кривите душой. Ведь вы наполовину Летописец, разве нет? И, пытаясь реабилитировать Отверженных, защищаете тем самым интересы вашей семьи. Имейте же мужество признаться в этом! Торн так сильно нахмурился, что у него на лбу прорезалась глубокая морщина. – Вы и впрямь плохо думаете обо мне. Летописцы не фигурируют в моем досье. – И очень прискорбно, дорогой кузен! Офелия вздрогнула и обернулась. Этот медоточивый голос принадлежал высокой стройной женщине, чьи глаза хитро поблескивали из-под густой белокурой челки. Она была одета в розовое платье с оборками и держала над головой зонтик того же цвета. Ее сопровождали четверо мужчин, и их разительное сходство с дамой ясно говорило о том, что они родственники. – Ты меня не узнаёшь, милый кузен? – проворковала женщина. Торн промолчал. – А вот я тебя узнаю, – с усмешкой продолжала она, – хотя, должна сказать, ты сильно вырос с тех пор, как я тебя видела в последний раз, – ты был тогда четырехлетним малышом. Не хочешь представить нам эту юную особу? – спросила она, фамильярно подмигнув Офелии. – Это она и есть твоя несчастная суженая? – Вам здесь нечего делать. Торн говорил сдержанным тоном, но его пальцы, стиснувшие ручку портфеля, побелели от напряжения. А Офелия удивленно подняла брови: значит, вот они какие – Летописцы? – Ну почему же, кузен! – жеманно протянула женщина, указав зонтиком на укрепления Асгарда, высившиеся на дальнем конце пляжа. – Мы держимся от города на расстоянии километра с лишним, как и предписывает статья номер одиннадцать «Закона об условиях жизни Отверженных». И ведем себя в высшей степени примерно вот уже четырнадцать лет, пять месяцев и шестнадцать дней! – Что вам от меня нужно? – бесстрастно спросил Торн. Дама обиженно надула губки, такие же яркие, как ее платье и зонтик. Она выглядела чуть старше Торна, но манерами напоминала девочку-подростка. – Как, разве ты не читал наши письма? – Те, которые вы стали мне присылать, как только я вступил в должность интенданта? Нет, не читал. – Ну, честно говоря, мы так и думали, – вздохнула женщина, печально переглянувшись со своими четырьмя спутниками. – Но когда мы увидели, сколько дирижаблей сегодня приземлилось на берегу, нам сразу стало ясно, что ты скоро пожалуешь сюда с инспекцией. Об этом нетрудно было догадаться, дорогой кузен! Так вот, мы с тобой должны кое-что обсудить. Офелия чувствовала себя неловко, не зная, что лучше – заговорить или смолчать. Дама в розовом подошла к Торну еще ближе. Волочившийся следом шлейф платья оставлял за собой борозду на влажном песке. Порыв ветра взметнул ее светлую челку и на мгновение обнажил на лбу татуировку в виде спирали. – Почему ты отказался представлять свой клан на Семейных Штатах? – Потому что таков закон, – отозвался Торн бесстрастным тоном образцового чиновника. – Представлены могут быть лишь те кланы, чей срок осуждения превысил шестьдесят лет: статья двадцать четвертая, параграф третий. Вы можете подать прошение о реабилитации через сорок пять лет, шесть месяцев и пятнадцать дней. – Ты верен себе! – усмехнулась дама. – Как всегда, прикрываешься цифрами, чтобы избежать конфликта. Но ты просто трус, дорогой кузен, трус и лжец. Ты специально держишь нас вдали от двора, как твоя мать всегда держала нас подальше от своих личных тайн. А, может, она доверила тебе одну-две из них? – вдруг просюсюкала она, кокетливо строя глазки. – Или даже больше, чем две? Кому, как не единственному сыну, женщина из рода Летописцев могла передать свою память – и какую память! – прежде чем навсегда лишиться ее?! Мне было бы интересно, очень интересно узнать, что скрывается за этим высоким лбом… Офелия затаила дыхание. Женщина встала на цыпочки и провела пальцем по шраму на лбу Торна. Ее спутники бесшумно окружили их, готовые пресечь любую попытку к бегству. Наступила томительно долгая пауза, во время которой Офелия почувствовала себя крошечной и беззащитной. Может, пора звать на помощь? Торн и женщина в розовом пристально смотрели друг другу в глаза, словно это был поединок взглядов. – Так нечестно, кузен! – вздохнув, сказала наконец дама в розовом. – Ты непроницаем, как бронированная дверь! Но в любой двери, какой бы крепкой она ни была, все-таки можно найти хоть крошечную щелочку, – протянула она с недоброй усмешкой. – И, кажется, я знаю, где она у тебя!