У Офелии дрожали колени. Это заседание стало для нее настоящим кошмаром. Она не могла поверить, что еще утром водила в цирк младшего брата… – Послушайте, вы не можете требовать такое от моей дочери! – возмутилась мать Офелии. – Она еще девчонка, да к тому же недотепа! Она не способна найти даже пару чулок в комоде, не то что ваших бедняг-придворных… – В этом моя мать совершенно права, – перебила ее Офелия. – Это слишком большая для меня ответственность. – Вы – Главная семейная чтица, – повторил Фарук, кладя перо на шляпу секретаря. – Ничего трудного для вас здесь нет. Но для вашего спокойствия я назначу вам помощника. Полузакрытые глаза Духа Семьи пробежались по рядам дворян, и каждый вдруг с увлечением начал разглядывать свои туфли, часы, табакерку. Звание заместителя Офелии казалось им таким же постыдным, как публичная казнь. Взгляд Фарука остановился на бароне Мельхиоре, возможно, потому, что тот был самым заметным среди присутствующих и походил на ослепительно белый воздушный шар. – Вы кто? – Ваш министр элегантных искусств, монсеньор. Несмотря на свою тучность, барон Мельхиор встал и поклонился с бесконечной грацией. – Поручаю вам помогать малышке Артемиде в поиске пропавших. – Сделаю все, что в моих силах, монсеньор. Барон Мельхиор вряд ли пришел в восторг от такой перспективы, но, как образцовый министр, не подал вида. Сама Офелия ничего не имела против него, но не очень понимала, чем он может ей быть полезен. – А если, несмотря ни на что, у меня не получится?.. – спросила она. – Если завтра к полуночи я не найду никого из пропавших? – Тогда мы больше не будем их искать. В словах Фарука не было ни угрозы, ни шантажа, и, однако, этот ответ показался Офелии наихудшим из всех возможных. – Я прошу вас дать мне больше времени. – Увы, мы не можем себе этого позволить, мадемуазель. Это сказал дипломат, сидевший в первом ряду. Он перекладывал свое пенсне из одной руки в другую и энергично растирал веки, чтобы не заснуть. – Мы не сможем долго находиться в таком положении. То, что случилось с Арчибальдом, влияет на целостность всей Паутины, а мы должны быть в форме на съезде Семейных Штатов. Если к этому часу вы его не найдете, связь между ним и нами прервется. А это необратимый процесс, который, скорее всего, приведет к его смерти. Офелия почувствовала, как у нее заколотилось сердце. Фарук с ужасающей медлительностью встал и поднял бледные глаза к гигантской рулетке на потолке. – Будь я на вашем месте, мадемуазель Главная семейная чтица, я бы не стал терять ни минуты. Печать Паркет сиял, как лоснящаяся поверхность скрипки, и издавал мелодичные звуки под шагами Офелии и Хранителя печатей. В коридоре Лунного Света повсюду искрились хрустальные люстры, позолотой сверкали книги, настенные часы, картинные и оконные рамы. – Мы пришли, мадемуазель Главная семейная чтица! – объявил Хранитель печатей скорбно и торжественно, как будто перед ними стоял гроб. – Вот покои нашего несчастного господина посла. Офелия кивнула и вошла, не в силах вымолвить ни слова. Она сотни раз проходила перед этой дверью, когда здесь, на последнем этаже Лунного Света, жила Беренильда, но ей никогда не доводилось в нее входить. – Придется еще немного потерпеть, мадемуазель Главная семейная чтица, – проворковал Хранитель. – Я должен получить разрешение родных на снятие печати. И он указал на красную восковую печать размером с тарелку в центре двери, ведущей в спальню. Она должна была устрашить любого, кто захотел бы войти, хотя не соединялась с замком ни ленточкой, ни шнурком. – Не открывайте дверь, пока я не сниму печать, – предупредил Хранитель. – Иначе вам придется пережить очень неприятную иллюзию. Могу я предложить вам взглянуть на детали расследования? – и он передал Офелии толстую папку. – А я тем временем выполню последние формальности, мадемуазель Главная семейная чтица. В устах Хранителя печатей титул Офелии звучал как насмешка. Этот Мираж компенсировал свой малый рост напыщенной речью и внушительным париком с лентами. Он вышел из приемной, звонко стуча по паркету высокими серебряными каблуками. Офелия села за маленький столик, позолоченный, как и вся остальная мебель, и открыла папку. Она сразу отказалась от мысли прочитать длинный протокол заседания – текст так изобиловал юридическими терминами, что она не поняла даже первую строчку. Зато ее очень заинтересовали письма, напечатанные на машинке. Одни были адресованы начальнику полиции, другие – шеф-редактору «Nibelungen», третьи – графу Харольду. Все письма заканчивались одинаковыми угрозами: БОГУ УГОДНО ВАШЕ МОЛЧАНИЕ; БОГ ОСУЖДАЕТ ВАШЕ ПОВЕДЕНИЕ; БОГ ТРЕБУЕТ ВАШЕГО НАКАЗАНИЯ. Сомнений больше не оставалось: и пропавших Миражей, и Офелию шантажировал один и тот же человек. Ее тревога возросла, когда она заметила на всех письмах одинаковые следы от пинцета. Опытный аноним все предусмотрел, не оставив Офелии ни малейшей возможности провести экспертизу. – Вот регистрационная книга, мадемуазель Главная семейная чтица. Увидев перед собой Филибера, Офелия подумала: сколько же времени он стоял так, протягивая ей журнал посещений в кожаном переплете? У этого скучного управляющего с невыразительной физиономией был просто талант заставать Офелию врасплох. – Спасибо, – сказала она, листая журнал. – Как может убедиться мадемуазель Главная семейная чтица, – пояснил Филибер, – в Лунном Свете уже давно не принимали гостей, за исключением злосчастного графа Харольда. Теперь господа придворные делают здесь только короткий переход между двумя лифтами. – Думаю, они тоже боятся исчезнуть, – заметила Офелия, возвращая журнал. – Значит, Арчибальд… я имею в виду, господин посол вошел в эту дверь и уже не вышел? – Именно так, мадемуазель Главная семейная чтица. Месье объявил, что хочет отдохнуть, и велел разбудить его к ужину. Когда слуги вошли, его кровать была пуста. – А он… гм… отдыхал один? – Один, мадемуазель Главная семейная чтица. – А он… мог выйти незамеченным? Офелии было не по себе: насколько легко она читала предметы, настолько же стеснялась, опрашивая людей. – Нет, мадемуазель Главная семейная чтица, охрана замка постоянно обходит коридоры. Офелия вздрогнула от неожиданности: при этих словах дежурившие в холле жандармы все как один щелкнули каблуками. – Э-э… а он не мог выйти через другую дверь? – Нет, мадемуазель Главная семейная чтица. Других дверей, ведущих в спальню господина посла, нет. У Офелии мелькнуло подозрение, что Филибер подсмеивается над ней, отвечая на вопросы подчеркнуто официально, со всей серьезностью. Но, взглянув в лицо управляющего, девушка поняла: Филибер потрясен исчезновением Арчибальда даже больше, чем она могла от него ожидать. – Вы не знаете, господин посол получал письма, похожие на эти? – спросила Офелия, указывая на папку, лежащую на столе. – Насколько мне известно, нет, мадемуазель Главная семейная чтица. Легкая дрожь в голосе управляющего навела Офелию на мысль: он говорит не все, что знает. – Давайте забудем про формальности, – предложила она. – У вас есть своя гипотеза того, как это произошло? Филибер взглянул на нее с изумлением. – Мадемуазель намекает, что я похитил собственного хозяина? – Нет, конечно же нет, – смущенно пробормотала Офелия. – Тем лучше, – сказал Филибер, кланяясь. – Тогда, с разрешения мадемуазель Главной семейной чтицы, я пойду узнать, не требуется ли моя помощь еще где-нибудь. С подчеркнутой поспешностью он вышел из приемной в коридор. И, наверное, плохо прикрыл за собой дверь, потому что Офелия вдруг услышала: – Ради бога, Филибер, не ходите с таким похоронным видом! Насколько я знаю, мой брат еще не умер. Брови Офелии поползли вверх, когда она узнала суровый голос Пасьенции. Из семи сестер Арчибальда она первой оправилась после исчезновения брата благодаря чудо-кофе – изобретению министерства гастрономии. Это была просто горячая вода, но специально созданная для нее ярчайшая вкусовая иллюзия бодрила сильнее настоящего кофе. – Как мадемуазель себя чувствует? – спросил Филибер. Со своего места Офелия с трудом различала его голос. – Чувствую, что я сознательнее моих сестер. В доме все распустились, должен же кто-то показать пример. – Есть ли у мадемуазель какие-то новости о месье? – Филибер, вы без конца об этом спрашиваете. Повторяю вам еще раз: у меня сейчас нет связи с Арчи. Мне и без того тяжело: когда я пытаюсь думать о нем, меня неудержимо клонит в сон. – Но, возможно, у мадемуазель всплыло какое-нибудь воспоминание… вспомнилась какая-нибудь подробность? – Все произошло так быстро, что я ничего не успела понять. Вот что, сделайте милость: приготовьте мне еще чашечку чудо-кофе. Молчание нарушало лишь позвякивание фарфора. Вощеные и позолоченные деревянные поверхности комнаты обладали великолепными акустическими свойствами, усиливая каждый звук. Даже если бы Офелия не хотела слушать этот разговор, она не могла бы его не слышать. – Что сейчас делает наша Главная семейная чтица? – Она ждет, мадемуазель Пасьенция. – Пусть еще подождет. Я не буду принимать решение в спешке, тем более что делаю это первый раз в жизни. Обычно подобными вещами занимается Арчи… Так вы советовали мне, господин Хранитель печатей, не давать согласие на чтение?