Папка, которую Офелия просматривала, чуть не выпала у нее из рук. – Берегите себя, дорогая мадемуазель, – раздался елейный голос Миража. – Судя по всему, мы имеем дело с типичной дилетанткой. Дождемся лучше господина интенданта. Он, конечно, тоже некомпетентен, но в меньшей степени. – Я никому не позволю, даже вам, дорогой кузен, называть господина Торна некомпетентным. Да, ему не хватает хороших манер. Но он самый сведущий человек из всех, кого я знаю. Судя по мягкому тембру, в разговор вступил барон Мельхиор. Подавленная новыми обязанностями, Офелия порадовалась бы, если бы назначенный Фаруком помощник защищал и ее с таким же жаром. – Мне было бы спокойнее в присутствии господина интенданта, – добавил барон Мельхиор озабоченно, – но никто не знает, где он сейчас и когда вернется. К тому же наш монсеньор Фарук сильно разгневается, когда узнает, что мы, Миражи, чиним препятствия расследованию. Не забывайте, отныне я имею к этому делу прямое отношение. И вы тоже, дорогой кузен. – Расследование? Какое расследование, господин министр элегантных искусств? Эта маленькая иностранка не имеет никакого понятия о том, как нужно действовать. – Возможно, господин Хранитель печатей, – согласился барон Мельхиор, – но именно ради встречи с этой маленькой иностранкой наш монсеньор Фарук приказал перенести весь Небоград на Опаловое побережье. Кстати, об иностранках: вы не знаете, где госпожа архитектор? Она всегда состояла в дружеских отношениях с господином послом и знает Лунный Свет лучше, чем кто-либо. Ее помощь была бы незаменима. – Матушка Хильдегард – дама очень независимая, месье. Вот уже несколько недель она не появляется на строительных площадках Лунного Света… Я уж не говорю о перепланировках, которые она должна была сделать еще несколько месяцев назад! Стоит нам увидеть ее в конце коридора, как она исчезает в первой же Розе Ветров. Офелия нахмурилась. Даже на расстоянии она слышала неприязнь в голосе Филибера. – Очень странное поведение, – заметил барон Мельхиор. – Вот только знает ли она, что случилось с господином послом? – Понятия не имею, месье. Мой хозяин очень сожалел, что не может поговорить с собственным архитектором. – Нет никого неуловимее аркантерровца, который не хочет, чтобы его нашли, – ухмыльнулся Хранитель печатей. – Между нами, все это мне кажется довольно подозрительным. – И потом, есть еще кое-что, месье. Роза Ветров, связывающая Полюс и Аркантерру… Я заведую ключом от нее, а доступ туда строго контролируется. – И что дальше, Филибер? – По неизвестной мне причине, месье, переход закрыли. Я это обнаружил час назад. Теперь за дверью обычная комната. – Очень досадно, – помолчав, откликнулся барон Мельхиор. – Если госпожа Хильдегард вернулась на свой родной ковчег и закрыла за собой переход, мы не скоро ее увидим. – Никогда не могла понять, почему мой брат так привязан к этой старухе, – резко сказала Пасьенция. – Госпожа Хильдегард – карьеристка и интриганка. И я полагаю, что наша Главная семейная чтица – того же поля ягода, – прибавила она, к изумлению Офелии. – Изображает из себя недотрогу, а сама проникает в нашу жизнь, как архитекторша проникала в наши дома… – (Зевок прервал Пасьенцию посреди фразы.) – Еще чашечку чудо-кофе, пожалуйста. Иностранка заполучила такое место при дворе, потому что сумела воспользоваться доверием моего брата. А что, если она начнет раскапывать дела нашего посольства? Офелия была ошеломлена. «Карьеристка»? Она не просила взваливать на нее ответственность за пропажу четырех человек! Все придворные возненавидели ее за это назначение и возненавидят еще больше, если она не найдет пропавших, а Фарук откажет в покровительстве ей и ее семье. Хуже того, она получала такие же угрозы, как те, кого ей поручили спасти. На самом деле ее единственной «амбицией» было желание как можно дольше оставаться в живых. – Подозреваю, что чтица влияет даже на вас, господин министр, – продолжала Пасьенция с некоторым раздражением в голосе. – Я не имею в виду вашу должность помощника. – На меня? – запротестовал барон. – Помилуйте! – Мадемуазель Пасьенция права, дорогой кузен. Вас уже несколько раз ловили на том, что вы заключаете сделки с этим бастардом интендантом и его маленькой иностранкой. Вам надо следить за своим кругом общения. Вы пренебрегаете интересами вашего собственного клана. Офелия вздрогнула, услышав голос барона Мельхиора. Всегда учтивый и сдержанный, сейчас он разносился по коридору громовыми раскатами: – Клан, клан, клан! Я министр правительства, а не клана! Я посвящаю свою жизнь только одному, господин Хранитель печатей: создать из нас всех цивилизованное общество, а вы не облегчаете мне эту задачу! Закройте дверь, Филибер, – прибавил он неожиданно более спокойным тоном. – Не хватало еще, чтобы мадемуазель Главная семейная чтица нас услышала. Голоса затихли, и Офелия снова оказалась в тишине приемной. От безысходности она начала размышлять, яростно грызя швы своей перчатки. Пока все собравшиеся строили догадки о ней, где-то погибал Арчибальд. «Держитесь подальше от иллюзий». Это были его последние слова, обращенные к Офелии. Но что он имел в виду? Почему Арчибальд ничего не сказал ей прямо, а ограничился недомолвками? Офелия еще яростнее принялась грызть перчатку. У нее было двадцать четыре часа. Двадцать четыре часа перед открытием съезда Семейных Штатов. Двадцать четыре часа перед тем, как прервется телепатическая связь с Арчибальдом. Через двадцать четыре часа наступит черед предъявленного ей самой ультиматума. Она смотрела на отчет, который лежал перед ней. Появится ли скоро в нем и ее имя? Офелия поправила на носу очки. Когда она просила о собственном кабинете чтения, разве не хотела она, чтобы ее руки служили поиску истины? Итак, сейчас или никогда! Если у нее есть хоть малейший шанс узнать, кто этот искусный шантажист, использующий имя Бога, чтобы запугивать людей, она должна его найти. – Три раза! Офелия обернулась. Ее мать с громким топотом ворвалась в приемную. – Пока я шла сюда из туалета, меня три раза чуть не арестовали жандармы! А тебе, конечно же, все равно! Уже поздно, – добавила она, взглянув на настенные часы. – Заканчивай скорее читать, дочь моя, и вернемся в отель. – Мама, возвращайтесь без меня, – посоветовала Офелия. – Это так быстро не делается. Мать направилась к ней, взметнув вихрь своими юбками, и остановилась, только подойдя к дочери вплотную. – Мы обе прекрасно знаем: ты не способна сделать то, чего ждет от тебя этот странный господин Фарук. Не принимай эту комедию близко к сердцу. Играй по их правилам, пока не наступит день свадьбы, пусти им пыль в глаза, прочитай одну-две вещи, а потом я отвезу тебя домой. Пускать пыль в глаза? Неуместней такого совета Офелия и представить себе не могла – тем более от женщины, всегда ей объяснявшей, как важно хорошо делать свою работу. – Мама, пожалуйста, первый раз в жизни прошу вас: доверьтесь мне. Так надо. – А это что за чепуха? Мать склонилась над столиком, но Офелия поспешно убрала папку, опасаясь, что ей на глаза попадутся строки с угрозами. – Совершенно конфиденциальные сведения, мама. Мать не могла устоять на одном месте и устремилась к двери, за которой находилась спальня Арчибальда. – Здесь происходит твое чтение? – Нет, мама, не трогайте эту… Офелия не услышала своих последних слов. Едва пальцы матери коснулись ручки двери, как тревожно завыла сирена и печать на двери побагровела будто расплавленный металл. Это была самая оглушительная слуховая иллюзия в жизни Офелии. Она увидела, как мать заткнула уши и что-то ей кричит, но ни один звук не достигал ее слуха. Ей казалось, что в голове у нее гудит колокол. В приемную тут же вбежали барон Мельхиор, управляющий Филибер и Хранитель печатей. Последний просеменил к двери, простым щелчком заставил печать замолчать и в заключение проверил, не покосился ли парик у него на голове. – Вы не должны были открывать эту дверь, мадемуазель Главная семейная чтица, – проворковал он сладким голосом. – Наше совещание еще не закончилось. Почему вы не изучаете документы, как я предлагал вам, а? – Может быть, мадемуазель Главная семейная чтица хочет поторопить меня с решением? В приемную вошла Пасьенция с фарфоровым блюдечком в одной руке и изящной чашечкой в другой. Молодая женщина походила на лебедя своей длинной тонкой шеей, белым платьем и белокурыми с серебристым отливом волосами, шелковистыми, как оперение. Пасьенция была самой уравновешенной и рассудительной среди сестер. Выглядела она утомленной, хотя и пыталась это скрывать. – Или, может быть, – продолжала она, сделав глоток чудо-кофе, – мадемуазель вице-рассказчица хочет решать за меня? Офелия напряглась, услышав эти слова. «Мадемуазель вице-рассказчица»? Конечно, это могло быть совпадением, но именно так называл ее автор последнего анонимного письма. – За нее решаю я, – вмешалась мать Офелии, выпятив внушительный бюст. – Я понимаю, вы потрясены несчастьем, которое на вас свалилось, но заставлять нас заниматься пустяками просто неприлично! Пойдем, дочь моя, пусть эти люди сами справляются со своими проблемами. – Нет. Офелия вынула из кармана платья носовой платок в горошек, высморкалась в него несколько раз, чтобы заложенный нос не помешал ей высказаться, и решительно подняла голову. В Оптическом театре она умела заставить себя слушать, и сейчас был самый подходящий случай воспользоваться этим опытом. – Я слышала то, что вы обо мне сейчас говорили. Хранитель печатей и барон Мельхиор смущенно переглянулись, а невозмутимая Пасьенция лишь сделала еще глоток чудо-кофе. Офелия сосредоточила все свое внимание на ней и указала на запечатанную дверь: – Вы считаете меня ни на что не способной? Если в спальне есть хоть одна вещь, ставшая свидетельницей того, что произошло с вашим братом, я заставлю ее говорить. Вы называете меня амбициозной? Я – профессиональная чтица, а значит, соблюдаю профессиональную этику. Внутренние дела посольства не выйдут за его пределы. Я не уеду, пока не выполню то, ради чего приехала, но и без вашего согласия не стану ничего делать. Мадемуазель Пасьенция, велите сейчас же снять печать с двери. У меня есть только одни сутки, чтобы найти вашего брата. Сделайте это не для меня, а для него. Мать Офелии, прижав руку к груди, изумленно смотрела на дочь. Однако ответить никто не успел: заскрипел паркет, и все головы повернулись ко входу в приемную. В позолоченной дверной раме появилась огромная фигура Торна. Он стоял, тяжело переводя дыхание. Кольцо У Офелии застучало в висках, неизвестно отчего – то ли от внезапного облегчения, то ли, наоборот, от возросшего напряжения. Памятуя о том, что произошло между ними на крепостной стене, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы ее голос предательски не задрожал, и приветливо обратилась к Торну: – Вы появились как раз вовремя. Мы все вас ждали. Но улыбка тут же сошла с ее губ. С плаща Торна ручьями текла вода, и камердинер Лунного Света, который шел позади, незаметно вытирал за ним лужицы. Глаза Торна сверкали, как молнии. – Не разрешайте чтение, – приказал он Пасьенции. – Я беру расследование на себя. Что же до вас, – сказал он, повернувшись к Офелии, – вы освобождены от своих новых обязанностей. Немедленно возвращайтесь в отель. Очки на носу Офелии побледнели. Не такой поддержки она ждала от Торна. – Вы не можете требовать этого от меня. Торн выпрямился перед Офелией, и она инстинктивно встала на цыпочки, храбро выдерживая его горящий взгляд. – Конечно, могу. Я интендант и ваш будущий муж.