– Рада убедиться, что «Светские сплетни» в кои-то веки не врут. Итак, вы в санатории, голубка моя. – Мадам Кунигунда? – удивилась Офелия. Торн сделал ей знак продолжать. – Я могу быть вам чем-то полезна? – Нет-нет, голубка моя. Скорее наоборот: это я вам могу помочь. Давайте встретимся через час возле маяка на Опаловом побережье. Наш милый господин Торн, конечно, тоже может составить вам компанию, только постарайтесь не встретить жандармов и журналистов. – Я… что, простите? – пролепетала Офелия, окончательно сбитая с толку. – Дело в том, что сейчас мы не можем никуда уйти. – Через час, голубка моя. Я уверена, вы ни под каким видом не захотите пропустить встречу с Матушкой Хильдегард. С этими словами Кунигунда повесила трубку. И в ту же минуту звонкий крик огласил санаторий. Крик младенца. Крик новой жизни. Убежище У Фарука родилась дочь! Новость в несколько минут разнеслась по всем этажам, облетела сады и парки вокруг санатория и полностью завладела радиоэфиром. Придворные начали штурмовать санаторий, несмотря на отчаянные протесты медсестер. Каждый хотел первым принести поздравления отцу и высказать комплименты матери; больше всех торопились те, кто еще час назад хоронил Беренильду. Хоронить Беренильду? Как бы не так! Сидя у колыбели, с красиво убранными волосами, с улыбкой на сияющем лице, она уже готовилась принимать посетителей. Во всяком случае, это все, что успела увидеть Офелия, когда акушерки отворили дверь в палату. Придворные появились так быстро и в таком количестве, что сразу оттеснили девушку вглубь коридора, не дав и взглянуть на младенца. Стиснутая со всех сторон кринолинами и шубами, кашляющая от сопровождающих фотовспышки паров магния, Офелия окончательно задохнулась бы, если бы Торн не вытащил ее из толпы. – Идемте, – пробурчал он. – Моя тетка теперь в состоянии защитить себя сама, а нас ждут в другом месте. Им понадобилось много терпения, чтобы пробраться по узкому коридору сквозь встречный поток знати. Наконец Офелия с Торном вышли в холл, где было полно народа, а придворные стояли в очереди к дивану, на котором восседал Фарук. Не успела его дочь появиться на свет, как на него уже сыпались, одно за другим, предложения породниться семьями: одни превозносили свое богатство, другие – достоинства своих сыновей. Глядя на всех пустыми глазами, Фарук явно не понимал, чего хотят от него все эти отцы семейств. Офелия вслед за Торном протиснулась на лестницу. Здесь они встретили мастеров с мануфактуры в сопровождении жандармов. Гаэль взобралась на перила, как матрос на бушприт корабля, покуривая сигарету; рядом с ней на стене висела табличка «КУРИТЬ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ». Наконец Торн и Офелия выбрались на улицу. Барон Мельхиор, которому его шарообразное тело не позволило пробраться сквозь толпу в санатории, сразу подошел к ним, постукивая по циферблату своих красивых часов. – Не хочу вас пугать, но уже полдень. У нас осталось двенадцать… – Звонила ваша сестра, – перебил его Торн. – Она договорилась о встрече с госпожой Хильдегард. Не спрашивайте меня, как ей это удалось, – прибавил он, видя, что барон Мельхиор от удивления уронил часы. – Где наш пилот? Не считая нескольких слуг, наводивших порядок на столах и буфетах, в саду было пусто. Пошел дождь, и праздничные иллюзии начали размываться. – Я поведу дирижабль! И Гаэль тоже выбралась из санатория, придерживая фуражку за козырек. Не дожидаясь ответа, она раздавила каблуком сигарету, взобралась по трапу в кабину и махнула им, приглашая на борт. – Хозяйка назначила вам встречу, не заставляйте ее ждать. Через несколько минут зашумели пропеллеры, и дирижабль поднялся в воздух. Офелия в последний раз взглянула на роскошный фасад восточного крыла, на двенадцатое окно на втором этаже – туда, где зародилась новая жизнь, за которую она уже чувствовала себя в ответе. – Я даже еще не выбрала ей имя, – прошептала она. Дождь, барабанивший по фюзеляжу, прекратился, когда дирижабль пролетал над Опаловым побережьем. Гаэль приземлилась на самом большом скалистом участке пляжа, в сотне метров от дамбы, и спустила трап. Ветер, насыщенный солью и водяной пылью, мгновенно ворвался в кабину. – Выходите, мне надо пришвартовать дирижабль. – Надеюсь, это не ловушка, – с беспокойством заметил барон Мельхиор, спускаясь по лесенке и придерживая шляпу. – Вы абсолютно уверены, что слышали по телефону голос моей сестры? Офелия откинула назад волосы, которые все время цеплялись за очки, и бросила взгляд на берег, к подножию белой башни маяка. Там виднелась какая-то странная фигура в причудливом одеянии. – Это Кунигунда, – сказал Торн и пошел вперед. Вокруг них море ревело так, будто в нем разбушевалась гроза. Чем ближе подходили они к маяку, тем явственнее становилась эксцентричность наряда ожидавшей их женщины. Тюрбан, украшенный перьями, водопад ожерелий, черная вуаль и платье из золотистой парчи… – Я знала, что могу положиться на вашу неизменную пунктуальность, господин интендант! – проворковала Кунигунда, когда они подошли ближе. – Видите ли, наша дорогая Хильдегард совсем не располагает временем. С этими словами Кунигунда достала из-под вуали внушительную связку черных песочных часов. – Послушайте, может, вы объясните мне, что все это значит? – потребовал барон Мельхиор, чьи великолепные усы сильно пострадали от ветра. – С каких пор вы водите дружбу с госпожой Хильде… Так это были вы! – воскликнул он вдруг, вытаращив глаза. – Анонимный творец иллюзий с помощью песочных часов – это вы! Большой красный рот Кунигунды растянулся в улыбке. – Мои «Иллюзионы» обанкротились, братец, и я предложила свои услуги той, кто способна их оценить по достоинству. Хильдегард – не только моя конкурентка, она еще и настоящая бизнес-леди. Конечно, я знала, что наше сотрудничество будет плохо воспринято, поэтому помалкивала, – вздохнула она. – Но надеюсь, что теперь это не так важно. Песочные часы уже в прошлом. – Я столько раз наслаждался иллюзиями, даже не зная, что они ваши! – воскликнул барон Мельхиор, как будто его неведение было страшным грехом. – Значит, я не такой плохой мастер, как вы обо мне думали. – Где Хильдегард? – резко вмешался Торн. Кунигунда отцепила от связки трое черных часов и раздала их Торну, Офелии и барону. Девушка с трудом взяла часы рукой, обмотанной шарфом. – Это что, шутка? – возмутился барон Мельхиор, брезгливо держа свои часы кончиками пальцев. – Вы серьезно полагаете, что мы пустим в ход эти сомнительные предметы, учитывая нынешние обстоятельства? – Мы не воспользуемся часами до тех пор, пока не получим объяснений, – заявил Торн. – Вам пора рассказать о своей собственной роли в деле о похищениях. Кунигунда напустила на себя оскорбленный вид. Перья на ее тюрбане задрожали, бесчисленные ожерелья закачались, и она торжественно поднесла руку к пышной груди: – Я не имею никакого отношения к… Но Офелия так и не услышала конца фразы. Кунигунда, Торн, барон Мельхиор, маяк, ветер, небо внезапно исчезли, море затихло. А Офелия очутилась в полутемной комнате. Она растерянно посмотрела вниз, на пол, потом перевела взгляд наверх, к потолочным балкам, и наконец взглянула на черные часы, которые по-прежнему держала в руке. Несмотря на сумрак, она разглядела, что в них начали пересыпаться песчинки: колечко зацепилось за шарф и тем самым нечаянно привело часы в действие. И, конечно, это произошло в тот момент, когда на нее никто не смотрел… Сколько времени понадобится Торну, чтобы заметить ее исчезновение? Офелии пришлось несколько раз зажмуриться и открыть глаза, чтобы привыкнуть к полумраку и оценить размеры комнаты. Дощатые стены сильно пахли сосной, наводя на мысль о старом, заброшенном доме в лесу. Насколько Офелия могла судить, в комнате не было ни окон, ни дверей. В тусклом свете лампы она различила неподвижную фигуру за письменным столом. Пол чудовищно заскрипел, когда девушка сделала шаг вперед. Фигура за столом зашевелилась, словно очнувшись от сна. – Ты можешь подойти, nina[15], – послышался гортанный голос Матушки Хильдегард. – Можешь подойти, но не переступай границу. Офелия положила часы в карман, подошла и остановилась у ленты, натянутой поперек комнаты на большом расстоянии от стола. Матушка Хильдегард больше не была тенью. Теперь стали видны ее морщинистое лицо и глубоко посаженные черные глазки, которые смотрели на девушку с пристальным вниманием. Перед ней лежал запечатанный конверт, а рядом стояла пепельница, наполненная окурками. – Добро пожаловать в мое убежище. Ты одна, nina? – Скоро появятся остальные, – ответила Офелия, горячо надеясь, что так оно и есть. – Ты нервничаешь, – заметила с удовлетворением Матушка Хильдегард. – Не пытайся разбить свои часы, чтобы сократить наш разговор. Это небьющееся стекло из Пломбора; ты останешься здесь, пока не пересыплется весь песок. Офелия решила идти ва-банк: – Вы знаете, где сейчас находятся пропавшие? – Нет, но я знаю, почему они пропали. Ответ Матушки Хильдегард глубоко разочаровал Офелию. – Это не очень поможет нам в поисках. Мы также знаем, что… – Нет, – перебила ее Матушка Хильдегард. – Вы знаете как. А я знаю почему. Деревянные стены комнаты вдруг яростно затрещали, и одна доска треснула пополам прямо за спиной Хильдегард. Но Офелия была слишком поглощена разговором, чтобы тревожиться из-за капризов помещения. – И почему, на ваш взгляд? Матушка Хильдегард задвигала пальцами, изображая, будто управляет марионетками: – Правой рукой освобождаем Двор от главных смутьянов. Левой рукой сваливаем вину на песочные часы, иными словами – на Матушку Хильдегард. – Так это было спланировано заранее? – недоверчиво спросила Офелия.