– Угу. Фактически совершен государственный переворот. Внезапно опять раздался страшный треск. Девушка на секунду подумала, что за ней пришел Торн, но оказалось, что рухнула вниз полка, сорвавшаяся со стены. – Вы знаете пространство как свои пять пальцев, – заметила Офелия, глядя на Матушку Хильдегард. – Так помогите нам разыскать Арчибальда и Миражей! Для вас нет лучшего способа снять с себя подозрения. – А как ты думаешь, nina, что я делала все это время? Я искала его повсюду, твоего Огюстена. Только он затерялся, как иголка в стоге сена. Увы, я слишком хорошо сделала свою работу архитектора: Небоград теперь – настоящий термитник. – Я слышала, что коридора в Аркантерру больше нет. – Ну да, я тоже слышала. – А разве это не ваших рук дело? – удивилась Офелия. – Значит, ваша семья бросила вас здесь? Матушка Хильдегард равнодушно пожала плечами. – Таковы правила. При малейшей опасности таможня закрывает Розу Ветров. Я их заверила, что замок Лунный Свет – самое безопасное место на Полюсе. Но меня предали мои собственные песочные часы. Должна сказать, я не видела, как это происходило. – Но как же пропавшие? – настаивала Офелия. – А что, если кто-то отправил их на Аркантерру, прежде чем закрыть коридор? Что, если они сейчас все там, на другом конце света, пока мы их ищем здесь? – Тогда можно сказать, что им не повезло. Офелия чуть было не переступила ленту-ограждение. Доски паркета выгнулись у нее под ногами, а деревянные стены раскалились докрасна. Но это прекратилось так же внезапно, как началось. Казалось, что-то давит на дом извне, стремясь раздавить его, как орех. – Вы говорили, что против вас строят козни, – пробормотала Офелия, потирая руку, безвольно висевшую в петле шарфа. – Не могу понять: какому клану выгодна такая сложная интрига? И кто же вас так сильно ненавидит? – Не ищи причин в эмоциях, nina. Здесь нет места ни для любви, ни для ненависти. – (Матушка Хильдегард отрезала кончик сигары, поднесла к ней спичку, и вспыхнувшее пламя озарило ее морщинистое лицо.) – Это больше похоже на игру в прятки. И я проиграла, потому что так и не увидела лица противника. Я старею. Ты только посмотри на эту хибару, – сказала она, выдохнув облачко дыма. – Мое последнее изобретение, и оно съеживается на глазах. Я нарушила слишком много физических законов и не смогу долго здесь прятаться. Вокруг кишат жандармы, и стоит мне высунуть нос, как меня тут же арестуют. Я в ловушке, девочка. Это только вопрос времени. Тот, кто меня переиграл, в конце концов найдет и доставит меня хозяину, которому служит. – О каком хозяине вы говорите? – поразилась Офелия. Матушка Хильдегард указала сигарой на ленту-ограждение. – О том, кто жаждет пройти за нее. – «Бог» из писем? – Этому парню, милая моя, лучше не переходить дорожку, – ухмыльнулась Матушка Хильдегард. – Видишь, что происходит с теми, кто слишком настойчиво интересуется Книгами? – Книгами? – повторила Офелия. – Но ведь вы тоже… Черные глазки Матушки Хильдегард загорелись как угольки, а от улыбки по всему лицу разбежались морщины. – Нет, я не имею никакого отношения к этим книжным историям. Меня разыскивают по совсем другой причине, но я не могу тебе ее открыть. Это, скажем так, семейное дело. Если хочешь жить тихо-спокойно, позволь дать тебе совет: не задавай вопросов и не суй всюду свой нос. Видишь, что случилось с Огюстеном? А скоро случится и с господином Торном. Офелию проняла ледяная дрожь. Она с тревогой посмотрела на Матушку Хильдегард, а потом на конверт, лежащий на столе. – Почему вы назначили нам встречу? – Я тебе уже сказала, nina. Я устала, и я стара. Доски пола оглушительно затрещали. Теперь это действительно был Торн, внезапно появившийся в комнате с песочными часами в руке. Сощурившись, он озирался по сторонам, пока не заметил Офелию. – И давно вы здесь? Вы что, не могли меня подождать? Так же внезапно из ниоткуда появился барон Мельхиор и волчком закружился на месте. Прямо под его модными белыми туфлями раскололся пол, и барон подпрыгнул как ужаленный. – Где мы? А, мадам Хильдегард, вот и вы, наконец! – сказал он с облегчением, увидев ее за столом. Даже не пошевелившись в своем кресле, Матушка Хильдегард раздавила сигару в пепельнице и тут же закурила новую. – Только не переходите линию, господа, por favor[16]. – Матушка Хильдегард рассказала мне ужасные вещи, – торопливо заговорила Офелия. – Вам надо ее послушать. – Девочка права, не будем больше терять время. Вот здесь, – Хильдегард похлопала по запечатанному конверту на столе, – моя исповедь. Я признаюсь во всех своих преступлениях. Я использовала мануфактуру для похищения Миражей и скрылась, как только дело приняло плохой оборот. – Что? – пролепетала Офелия. – Но… – Я с начала до конца действовала в одиночку, – уточнила Матушка Хильдегард, метнув Торну конверт жестом дискобола. – Здесь все написано. Заранее благодарна вам за то, что вы освободите моего управляющего, оставите в покое мастеров и не будете придираться к Кунигунде. Офелии казалось, будто она видит дурной сон. Она знала, что Матушка Хильдегард способна ломать комедию, чтобы защитить своих, но такого сюрприза не ожидала. – Клянусь честью, это решает дело, – с явным облегчением произнес барон Мельхиор, поглаживая себя по животу. – Может быть, мадам, вы будете так любезны и скажете, где прячете пленников? Матушка Хильдегард глубоко затянулась сигарой. – Там, где они сейчас, им очень хорошо. Так что пускай там и остаются. – Не слушайте ее, – взмолилась Офелия, хватая Торна за руку. – Она мне только что говорила совсем другое! Торн ничего не ответил. Девушка почувствовала под тканью рукава его напрягшиеся мускулы. Он пристально смотрел на заградительную ленту, которая отделяла его от стола Матушки Хильдегард. С самого начала он не отрывал от нее взгляда, словно ничего увлекательнее на свете не было. Казалось, Торн не замечает, с каким треском раскалываются деревянные стены и как поминутно, сантиметр за сантиметром, сжимается пространство. Наконец Торн положил запечатанный конверт во внутренний карман плаща. – Мадам, вы арестованы. Учитывая всю серьезность обстоятельств и ваше намерение бежать, вас поместят в сверхнадежную тюремную камеру. Я лично буду следить за тем, чтобы к вам не проник ни один посетитель, пока идет следствие. Офелия была поражена решением Торна. А Матушку Хильдегард оно, напротив, как будто позабавило. – Это вряд ли, мой мальчик. И не вздумай перейти границу, – предупредила она, увидев, что Торн схватился за ленту. – Ты только ускоришь то, что и так неизбежно. Она с наслаждением сделала последнюю затяжку и раздавила окурок в пепельнице. Новую сигару она закуривать не стала. – Хочу сказать пару слов о пространстве, которое я здесь изменяла в последние сто пятьдесят лет. Коридоры-двойники, кратчайшие пути, расширения и защищенные переходы будут функционировать по-прежнему. Я хорошо потрудилась, это надежная система. А вот на межсемейной Розе Ветров вы можете поставить крест. Проход на Аркантерру не откроется больше никогда. При этих словах усы барона Мельхиора печально поникли. – Значит, прощайте, специи, цитрусовые, кофе и какао? Что же с нами будет? Офелии не понравилось, что разговор принял такой оборот, но Матушка Хильдегард невозмутимо продолжала: – Небоград еще провисит в небе несколько веков. Я в свое время заключила контракт с ребятами с Циклопа. Они вам добавят невесомости, если понадобится. Что касается этого убежища, – сказала она, обведя помещение своими черными глазками, – оно скоро исчезнет. Но раньше вас эвакуируют отсюда ваши песочные часы. – (Матушка Хильдегард хмыкнула.) – Это моя первая в жизни неудача; значит, пора на пенсию. Рука Торна судорожно вцепилась в заградительную ленту; казалось, он прилагает все усилия, чтобы не перейти за нее. В его голосе послышалась угроза: – Мадам, я прошу вас проявить благоразумие и следовать за мной. Матушка Хильдегард с трудом поднялась с кресла, и ее суставы заскрипели так же громко, как ломающееся вокруг дерево. – Теперь я вижу, во что ты играешь, парень. Ты, конечно, великан, но, поверь мне, кишка у тебя тонка. А ты, nina, передай моей Гаэлите, что ей пора научиться выращивать свои собственные апельсины. С этими словами Матушка Хильдегард опустила руку в карман. Жест мог бы показаться вполне банальным, но вдруг туда же, вслед за кистью, ушел локоть, потом плечо, шея и наконец голова; затем со страшным хрустом сломался позвоночник, оставшаяся часть тела начала изгибаться, съеживаться, и ее с жутким всасывающим звуком поглотила пустота. От Матушки Хильдегард не осталось ничего, кроме большой пуговицы, которая долго прыгала по полу. Это случилось так быстро, что Офелия даже не успела закричать. Когда она осознала, что произошло, у нее все поплыло перед глазами. Офелия схватилась за спинку стула. Желудок сводило судорогой. Еще никогда в жизни она не испытывала такого ужаса. Барон Мельхиор тростью отбросил защитную ленту, подобрал пуговицу и с упреком обратился к Торну: – Вы запугали эту даму своими угрозами, господин интендант. Торн не ответил. Его рука по-прежнему сжимала ленту. Словно окаменев, он не отрывал взгляда от того места, где еще миг назад стояла Матушка Хильдегард. Офелия не успела заговорить с ним: песок в ее часах уже полностью пересыпался в нижнюю колбу. Полумрак комнаты разлетелся в клочья, порывистый соленый ветер пробрался девушке в волосы и под платье. Она оказалась на прежнем месте, у маяка, одна. Кунигунда исчезла, а Торн и барон Мельхиор не могли вернуться, пока в их часах не пересыплется весь песок. Это конец. Одна только Матушка Хильдегард способна была до полуночи найти пропавших, но она обратила время против себя самой. Кто же он – этот Бог, из-за которого она предпочла такую ужасную смерть? Офелия взглянула на дирижабль, пришвартованный неподалеку. Несколько зевак толпились у трапа. Один из них, со странным помпоном на голове, явно больше интересовался пилотом, чем аппаратом, и Гаэль знаками объясняла ему, чтобы он проваливал. Хватит ли у Офелии мужества передать ей последние слова Матушки Хильдегард? Но она не успела это обдумать. Невидимая сила швырнула ее об стену маяка, а потом бросила лицом в землю. Электрический разряд пронзил больной локоть, а потом и все тело, но эта боль была ничто по сравнению с паникой, охватившей ее, когда она поняла, что не может дышать. – Теперь вам конец, – прошептал знакомый голос прямо у нее над головой. Тьма