Искры в глазах. Гром в ушах. Лишившись воздуха, Офелия ничего не видела и не слышала. Сидя у нее на спине, Невидимка давил на нее всей своей тяжестью и крепко стискивал горло. – Простите… у меня нет выбора… Ради господина Арчибальда… Это бормотание достигало сознания Офелии сквозь густой туман. Голос был знакомый. Но силы покидали ее с каждой секундой. Офелия уже теряла сознание, когда ее легкие вдруг наполнились воздухом. Она втянула его, захлебнулась и раскашлялась. По какой-то причине невидимый враг ослабил хватку, но продолжал прижимать девушку к земле. Опершись на здоровую руку, Офелия попыталась перевернуться на бок, чтобы сбросить с себя нападавшего, но смогла лишь слегка повернуть голову. И через плечо увидела своего спасителя. Шарф… Он обвился кольцом вокруг пустоты и сжимал ее, как удав. – Отпустите меня, тогда и он вас отпустит, – пообещала Офелия сиплым голосом. Однако шантаж не удался. Судя по изгибам шарфа, нападавший боролся отчаянно и вот-вот должен был одержать верх. Офелия лихорадочно озиралась в поисках какого-нибудь оружия. Камень из брусчатки? Но как его достать? Позвать на помощь сторожа с маяка? Но летом его здесь нет. И тут она заметила белый баллон, соединенный с большим красным раструбом. Это был туманный горн[17]. Шарф начал растягиваться, петли искривились, как будто чьи-то пальцы стремились их разорвать. Офелия вытянула руку так далеко, как только могла, и нажала на насос горна. Мембрана завибрировала, сирена взвыла, но лишь на долю секунды. Невидимая рука сдавила пальцы Офелии и захлестнула шарфом ее шею. – Зачем вы заставляете меня это делать? – прошептал знакомый голос, стягивая шарф вокруг шеи девушки. – Мало вам было падения с лестницы? Я не преступник, просто вам следовало уехать с Полюса. Я бы выполнил свою миссию, а господина Арчибальда освободили бы, как и предполагалось. А теперь вы сами приговорили себя к смерти. Шарф сопротивлялся всеми петлями, чтобы не задушить хозяйку. Офелия пыталась отбиваться наугад, но ей снова не хватало воздуха. И когда она уже почти смирилась с неизбежным, вдруг почувствовала, что кто-то навалился на ее врага, и тот ослабил хватку. Сквозь огненные точки, прыгавшие у нее перед глазами, она наконец разглядела Ренара. Он тяжело дышал – наверно, услышав сигнал туманного горна, помчался со всех ног по пирсу. Стоя на коленях, он яростно лупил воздух. В трех случаях из четырех его кулак ударял по камням пирса, но когда он попадал в невидимку, тот громко вскрикивал от боли. Офелия и хотела бы помочь Ренару, но затекшие ноги ее не слушались. Она только хрипло застонала. – Он уйдет! – закричала подбежавшая Гаэль. – Убей его! – И как это сделать, по-твоему?! – взревел Ренар, неистово колотя по воздуху своими ручищами. – Я даже не знаю, где у него башка! Ох… Он сложился пополам, как будто получил жестокий удар в живот. Внезапно из ниоткуда возникла фигура. Плюгавый человечек в растерзанном сером сюртуке, задыхаясь, прислонился к стене маяка. Офелия с трудом признала в нем Филибера – респектабельного управляющего Лунным Светом. Заметив устремленные на него взгляды, он, казалось, больше всех удивился тому, что стал видимым. Ренар изумленно разинул рот и, схватив Филибера за лацканы сюртука, приподнял его над землей. – Вам мало, что вы меня чуть не сгноили в своей тюряге, Папье-Маше? Теперь вы взялись за барышню? И вообще, с каких пор вы стали невидимкой? Похоже, вашей управляющей работенке пришел конец, а? Филибер отчаянно пытался вырваться из рук Ренара, но, потеряв невидимость, он утратил и преимущество над противником. Теперь Офелия лучше понимала, почему ей всегда казалось, что этот человек сливается с окружающей обстановкой. Но сейчас он был неузнаваем. Пряди волос из парика торчали во все стороны, а глаза, обычно бесцветные, яростно сверкали. – Ты предал меня! – прошипел он сквозь зубы. – Ради иностранки и жалкой Отверженной! Офелия поняла смысл сказанного, только когда увидела подошедшую Гаэль. Ветер снес у нее с головы фуражку и разметал черные кудри, как будто хотел обнажить ее лицо, которое она постоянно прятала. Но сейчас Гаэль не скрывалась. Она вынула монокль, показав свой глаз Нигилистки, настолько же черный и непроницаемый, насколько второй глаз был голубым и прозрачным. Гаэль смотрела на Филибера. Пока она держала его в поле зрения, ее власть делала его бессильным. – Это ты нас предал, – грозно сказала она. – С каких пор иностранцы и Отверженные стали врагами? Я давно заметила, как ты крался за иностранкой, и, если бы знала твои намерения, разоблачила бы тебя гораздо раньше. – Погодите, погодите, – прервал ее Ренар, – я чего-то не понимаю… Он изумленно смотрел на Гаэль, переводя взгляд с ее разноцветных глаз на монокль, который она держала в руке. Затем схватил Филибера за ворот и начал его трясти так яростно, словно хотел, чтобы тот опять стал невидимым, но отступился и тяжело вздохнул: – Я думал, Нигилисты все померли. Вот повезло-то! Столько лет ухлестывать за этой женщиной и вдруг узнать, что она аристократка! Щеки Гаэль вспыхнули от смущения и гнева. – Не надо оскорблять меня, Рено! И не вмешивайся в дело, которое касается только этого предателя, маленькой чтицы и меня. Матушка предлагала нам свою защиту не для того, чтобы мы ее позорили, – сказала Гаэль, повернувшись к Филиберу. – Когда-то ты предпочел отречься от родного клана – что ж, это твое право. Ты хотел начать новую жизнь – Матушка дала тебе эту возможность. А теперь пользуешься семейными способностями, чтобы сводить счеты? Так не пойдет. Филибер перестал сопротивляться. Он висел в огромных ручищах Ренара безжизненным мешком и смотрел вниз, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Сейчас он и впрямь походил на куклу из папье-маше, а не на живого человека. Однако по лицу управляющего было видно, что его раздирают самые противоречивые человеческие чувства: ярость, тоска, стыд, горечь. – Защита Матушки Хильдегард ничего не стоит, – сказал он мрачно. – Она не смогла спасти моего молодого хозяина, а он и был моей новой жизнью. Эта встреча с передачей черных песочных часов – ты не хуже меня знаешь, что она означает. По лицу Гаэль прошла тень; ее голубой глаз потемнел и почти сравнялся цветом с черным. – Это был ее выбор, – пробормотала она. – Матушка умерла так же, как жила, – защищая нас до последней минуты. – Она бросила нас, – мрачно возразил Филибер. – Мне пришлось выпутываться самому. Вчера я получил письмо. Господин Арчибальд будет освобожден, если я избавлюсь от чтицы. – Письмо?! – взорвалась Гаэль. – И ты готов убить из-за какого-то письма?! У Офелии так кружилась голова, что ей стоило больших мучений следить за происходящим, но она чувствовала, что должна вмешаться. Однако, когда она попыталась встать, ее локоть опять словно пронзило током. Хрипло дыша, девушка бессильно привалилась к стене маяка. – Этот шантажист… это он… я тоже… Офелия несколько раз глубоко вздохнула, стараясь вернуть себе голос. Из носа потекло – но теперь причиной был не насморк, а сильное кровотечение. Истерзанный шарф извивался на земле, как раненое животное: Филибер безжалостно обошелся с ним. – Гдо авдор эдого письба? – спросила Офелия, прижимая рукав к носу. – Если вы чдо-дибудь о дем здаеде, скажиде. – Что происходит? Это появился Торн в своем черном плаще. Ему хватило одной секунды, чтобы оценить ситуацию, и еще одной – чтобы выхватить пистолет и прицелиться в Гаэль, Ренара и Филибера. – Кто из них сделал это с вами? – спросил он Офелию. Его голос звучал так подозрительно спокойно, что Офелия решила не спешить с ответом. – Убериде сдачала ваш бисдолед, – предложила девушка, по-прежнему прижимая рукав к носу. – Бы божеб обо всеб договоридься. В этот миг третьи песочные часы вернули в исходную точку барона Мельхиора. Министр материализовался прямо среди присутствующих и тем самым прервал визуальную связь между Гаэль и Филибером. Тот воспользовался общим замешательством и снова стал невидимым в руках Ренара. – Что за манеры, мадемуазель! – возмутился барон Мельхиор, обращаясь к Гаэль, которая бесцеремонно его оттолкнула. Но было уже поздно. Ренар держал в руках пустой серый сюртук – он стал видимым, как только владелец его сбросил. Напрасно Гаэль, разразившись проклятиями, оглядывала все вокруг своим черным глазом – Филибер бесследно исчез. – Дело дрянь, – сказал Ренар, со злостью отшвырнув сюртук. – То ли он невидим, то ли где-то прячется. – О ком вы говорите? – спросил барон Мельхиор, недоумевая все больше и больше. – Клянусь своими усами, я ничего не понимаю! И тут он заметил Офелию, которая сидела, привалившись к стене маяка, – взлохмаченная, в покривившихся очках, с окровавленным лицом. – На меня напал господин Филибер, – ответила она хрипло, – управляющий Арчибальда. – Какое варварство! – поморщился барон Мельхиор. Он всегда говорил таким тоном, когда сталкивался с неэстетичной иллюзией. Офелии хотелось встать на ноги, чтобы выглядеть пристойнее, но у нее всё плыло перед глазами. – Это Филибер толкнул меня на лестнице, – сказала девушка Торну. – Только его клан здесь ни при чем. Он тоже жертва шантажа. Я его не оправдываю, но виновен не только он. Офелия надеялась, что ее объяснения заставят Торна убрать оружие. Но и опустив дуло вниз, он продолжал держать пистолет обеими руками, готовясь пустить в ход в любой момент. Его ястребиный взгляд метался из стороны в сторону, как будто враг находился сразу в нескольких местах. Развевающиеся на ветру волосы и полы плаща придавали ему еще более свирепый вид. – Гаэль и Рено спасли мне жизнь, – сказала Офелия. – Вы можете им доверять. Это утверждение имело бы больший эффект, если бы Гаэль в ту же секунду не отвернулась, чтобы избежать вопросов, а Ренар не опустил глаза, замкнувшись в сердитом молчании. Тем временем барон вынул из кармана часы и посмотрел на дирижабль, вокруг которого собиралось все больше зевак. Поникшие усы и морщины на лбу свидетельствовали: министр пребывает в глубоком унынии. Офелия заметила, что его пальцы, унизанные перстнями, дрожали, когда он закрывал крышку часов. По-видимому, он тоже был потрясен неожиданным самоубийством Матушки Хильдегард. – Я думаю, придется остановить расследование, – вздохнул барон с обреченным видом, убирая часы в карман. – У нас есть письменное признание, а в остальном мы бессильны. Или у вас имеются другие соображения, господин интендант? Торн не ответил. Он стоял, по-прежнему сжимая рукоятку пистолета, с широко раскрытыми глазами, в которых читалась бешеная работа мысли. Офелия нахмурилась. Прежний Торн, которого она знала, уже взял бы дело в свои руки, разработав новый план действий, дав подчиненным указания и сделав необходимые распоряжения по телефону. – Мадемуазель Главная семейная чтица, – обратился к ней барон Мельхиор. – Может быть, вы нам что-нибудь под- скажете? Офелия чувствовала, что у нее есть почти все части головоломки. Если бы только голова перестала кружиться хоть на минуту, она бы смогла их сложить… – Я знаю! – объявил вдруг Торн. Тень улыбки, именно улыбки, а не гримаса, не усмешка тронула его губы, пока он рассматривал свой пистолет. – Это заняло у меня некоторое время, – продолжал он спокойно, – но теперь я знаю, что делать. К Торну не только вернулось его хладнокровие – теперь весь его вид выражал твердую решимость. Офелия готова была поклясться, что он даже стал выше на несколько сантиметров, но потом поняла: он просто перестал сутулиться. – Вы действительно знаете, что делать? – спросила она с надеждой. – Мне достаточно вывести вас из этого уравнения, – ответил он. Офелия порывисто встала. В следующую секунду земля задрожала, и на девушку обрушилась кромешная тьма.