Два оставшихся на ходу пушечных «Бэджера», огрызаясь, сдавали задом, отползая к КПП. Под их прикрытием сквозь ворота ломился бегом народ. Директорский лимузин сначала ткнулся носом в толпу, потом вспомнил, что он тоже как бы броневик, легко повалил сетчатый забор и скрылся. Отчаянно смелая зенитка, не переставая стрелять, отъехала от трибуны – все уже удрали, эвакуация закончена, – и почти сразу поймала тяжелый снаряд в боевой модуль, а следом пару очередей в бок. Леха охнул. Это было как убийство живого существа. Отважного, верного, преданного. Да, преданного во всех смыслах… Зенитка прокатилась по инерции несколько метров и, окутавшись черным дымом, замерла. Умерла. Противник быстро приближался, не имея, судя по всему, существенных потерь. «Бэджеры» охраны ползли задом к боксам, накрытые случайно образовавшейся дымовой завесой, и наверное, только поэтому всё еще были целы. Впрочем, с начала перестрелки минуло чуть больше минуты. В иных обстоятельствах эксперт Филимонов, со свойственной ему дотошностью, мог бы задуматься: почему зенитку не трогали, пока она заслоняла трибуну; отчего трибуну не превратили в крошево первым залпом, хотя в контрольную вышку не поленились всадить снаряд; что-то мало раненых; а я здесь вообще никому не интересен? – и так далее. Но эксперт Филимонов не задумывался. Он просто растерялся. Тут взревела сирена, «Избушка» резко дернулась и сама, без команды, сделала шаг вправо. Еще через секунду в Леху попали, и он очнулся. Из пулемета в ногу – это нам вроде щекотки, но в башню летел большой-пребольшой снаряд, иначе машина не стала бы отпрыгивать. Леха сбросил с плеч ремни, упал на пол, рванул дверцу неприметного шкафчика под главным пультом, нащупал внутри защитный пластиковый колпачок, сорвал его – и, не глядя, схватился за тумблер. Красный тумблер с красной пломбой – там ничего другого не могло быть. На всех БШМ этот переключатель зовут «Красная Кнопка», и первое, что о нем говорят молодому пилоту, оно же последнее: «Ты обязан знать, где кнопка, и тебе показали, а теперь, мальчик, забудь про нее навсегда!» Чтобы даже и не думал. Аварийная сирена надрывалась вовсю, но сквозь этот рев Леха расслышал, как звонко – бам-м-м! – ударило в угол башни, и «Избушка» обиженно вякнула. Леха дернул тумблер. Сирена умолкла, зато машина – заговорила. Да так, что заложило уши. Четыре огненные иглы сорвались с башни и вонзились в ближайшую БМП. Та окуталась пылью, легла на брюхо, опустила пушку и замерла. «Избушка» прыгнула в сторону, уходя от снаряда, и в два плевка сшибла две управляемые ракеты. Застыла на долю секунды, определяя порядок целей, задрала стволы, – и высоко в небе образовалось пушистое черное облачко там, где только что был дрон-корректировщик. Леха наблюдал всё это, катаясь по полу кабины, молясь, чтобы не врезаться очками, и пытаясь ухватить шлемофон. «Избушка» влепила из своего адского бластера прямо в морду еще одной БМП – враг просто остановился, въехав в стену огня, и уже дохлый припал на передние колеса, жирно дымя. Леха наконец-то вцепился одной рукой в ножку пульта. Машина достала третью бээмпэшку, вырвав ей напрочь два колеса и безнадежно разломав боевой модуль; сбила еще ракету – и побежала портить танки, пока те не испортили ее. Рванула она с места, как заправский спринтер, и неслась зигзагом, мотая башней и пуляя во все стороны. Леху спасло от тяжелых увечий лишь то, что горе-пилот очень удачно налетел на кресло – и стиснул его в объятьях. Шлемофон он держал в зубах. Высматривая на поле боя танки, «Избушка» небрежно и даже с некоторой ленцой подстрелила еще две БМП, завалив обе на бок. Сама она поймала несколько безобидных попаданий в броненакладки на ногах, да башню ей всю расцарапали пулеметами. Звон внутри стоял колокольный, и Леха не оглох от него лишь потому, что уже оглох от своих же пушек. Закладывая петли, машина вклинилась в строй противника. Интенсивность огня сразу упала – враги боялись задеть своих, – а «Избушка» почти в упор плеснула желтым пламенем на транспортер с ракетным модулем, превратив его в огненный цветок. И пошла на сближение с «Леопардами». Леха пытался заползти в кресло. БШМ бегают по пересеченной местности так лихо, что угнаться за ними, осуществляя при этом какую-то рассудочную деятельность, не в состоянии никто. Технически – можно, практически – бессмысленно. Танки и БМП способны ехать по ямам и ухабам быстро, но экипаж теряет связь с реальностью уже на сорока пяти километрах в час. Даже если не блюет, всё равно ему как-то не работается. А шагоход «на рывке» легко делает шестьдесят, задорно прыгая через овраги и весело постреливая на лету. «Избушка» никогда не была такой резвой, но танкодром, перепаханный глубокими канавами, играл ей на руку, точнее, на ногу. Здесь она критически превосходила врага в подвижности и маневре огнем. Вдобавок, она точно знала, что делать: носиться зигзагом сквозь вражий строй и принуждать к миру. Леха, передернув красный тумблер, ввел машину в режим активной обороны. «Избушка» превратилась в оружие возмездия: любую пушку, что глядит в ее сторону, надо заткнуть, любую угрозу ликвидировать, а в идеале – упредить. Благодаря своей зенитной скорострельности, на каждый выстрел противника «Избушка» отвечала минимум десятью. Систему активной противоракетной защиты она до сих пор не использовала ни разу, за ненадобностью. Всё, что ее сейчас заботило, – не перегреть стволы. Леха наконец-то сел и теперь судорожно пристегивался, нервно жуя шлемофон. «Избушка» играла в прятки с танками, бегая восьмерками между двух дымящихся бронемашин. Попутно она сбила еще пару ракет. «Леопарды» медленно отползали, изредка бабахая, стараясь не попасть в своих и не попадая по факту никуда. Будучи тут самыми толстокожими, они оттягивали шагоход на себя, прикрывая отступление группы. Они явно впервые увидели БШМ «живьем» и не очень понимали, с чем ее едят. Им никто не говорил, что если между тобой и шагоходом меньше километра, надо не рефлексировать, а сразу напрыгивать, пока не напрыгнули на тебя. Знай противник заранее, что ему предстоит отбиваться от бешеного русского сарая на лапках, он бы наверняка оставил танки далеко позади – и сам себя перехитрил. Снаряд из-за горизонта летит долго, БШМ успеет сделать шаг в сторону, а то и два. Скакать на месте она не станет, а помчится на сближение, и тут-то вам будет весело. Как, в общем, и случилось. Шагоходы всегда идут на сближение. Врагу надо было давить «Избушку» числом; пытаться взять в клещи, ведя непрерывный огонь и закидывая ракетами, благо ПТРК хватало. Не хватило выдержки. После шестой БМП, расстрелянной вдребезги меньше, чем за минуту, у пришельцев сдали нервы, и началось отступление врассыпную. Но команды «отставить возмездие» не было. Леха как раз сумел пристегнуться и натянуть шлемофон, когда ему предложили уникальный аттракцион «„Тунгуска“ останавливает танк». Про эту способность русской зенитки ходили легенды, и в мифах она подавалась так, будто перед танком вырастает огненная стена, об которую тот бьется носом – и дальше не едет. Зрелище для гурманов, конечно, но умные люди непременно добавляли, что ганфайт по-ковбойски – результат никудышного планирования, ошибок разведки или персональной глупости командиров машин. Леха тоже хотел быть умным. Не отрицая за «Тунгуской» выдающегося умения поливать огнем, он всегда считал, что если зенитке пришлось схлестнуться с танком накоротке, значит, столкнулись два чертовски невезучих или редкостно тупых экипажа, и исход драки зависит больше от того, кто тут главный дурак или главный лузер. Вот и встретились. «Не война, а идиотизм и порнография», – вспомнил Леха слова Ломакина. То есть это он потом вспомнил. В сам момент события он едва не потерял сознание от избытка эмоций. «Избушка» выскочила из-за укрытия и бросилась на танк в лобовую атаку. «Леопард» только что выстрелил, промазал, теперь перезаряжался, и машина доложила Лехе: командир, ты не бойся, я знаю свой маневр. Увы, горе-командир не умел читать мелкие символы, которыми БИУС отчитывалась о проделанной работе. Он и цели-то на схеме поля боя различал с трудом. Когда «Избушка» понеслась навстречу «Леопарду», и прямо в глаз пилоту уставилось двенадцатисантиметровое жерло производства «Рейн-металл», да вдобавок начал садить пулемет, Леха подумал, что у машины в мозгах замкнуло, – и вот, значит, ты какая, финита ля комедия. Только-только человек освоился и даже начал более-менее дышать, и тут на тебе. В двадцать пять лет погибнуть, атакуя немецкий танк, – это очень по-русски. Но я не готов! Что ты делаешь, безумная железяка! Леха сжался в комок и заорал. А «Избушка» влепила немцу в морду длинную очередь. Танк исчез. На том месте, где был «Леопард», поднялся бурый смерч, внутри которого что-то вспыхивало и горело. Машина проскакала мимо, заложила дугу, заходя второму танку во фланг, и сначала вынесла ему гусеницу вместе с бортовыми экранами, а следом обтесала всё лишнее с башни. Развернулась и пошла на добивание: жахнула первому в корму так, что клочья полетели… Леха сунул ногу под пульт и нащупал шкафчик с красным тумблером. Может, удастся подцепить рычажок носком ботинка… Уцелевшие БМП драпали полным ходом, подскакивая на ямах и рытвинах. Добрая половина из них мчалась вообще в сторону учебного центра, лишь бы удрать. Решили, что спасет только скорость? Дурачки, вас спасу только я! Если обуздаю свое абсолютное оружие раньше, чем оно вас достанет. Стоп, куда я там ноги тяну, ведь можно дать отмену команды через основное меню… Он перехватил управление и остановил машину. Поднял глаза – и увидел вдалеке разваленную вышку, окутанную дымом, горящие «Бэджеры», подбитую зенитку… И никаких признаков жизни. Никто оттуда не идет на помощь. Стоп! Не может быть! Он дал увеличение. На раскуроченной башне зенитки стояла крошечная фигурка и вроде бы глядела из-под руки в его сторону. Неужели ты уцелел, герой?! Хоть одна хорошая новость за это паскудное утро. Лишь сейчас Леха понял, как болела у него душа за того, кто подставил борт под танковые пушки, закрывая собой людей. А я что сделал? Да ничего. Катался пассажиром. И что я вообще натворил? Я ведь не имел на это никакого права. Я нарушил… Страшно подумать, сколько международных конвенций. Каков теперь мой статус? Наемник? Террорист? Черта с два, я гражданский идиот, взявшийся за оружие. Партизан?! Хорошенький подарочек для «Рособоронтеха». Партизан российский Леха, страх и ужас Лимпопо. А еще такой есть термин – «поджигатель войны». Это прямо про меня. Трудно было посидеть тихонько, не трогая кнопки, особенно красные?! Ну, зацепили разок, башню поцарапали. Они ведь не нарочно. Они наверняка не хотели. А я как начал их колошматить… Народный мститель Филимонов и его дрессированная избушка. Идиот! В машине стояла адская жара, Леха был насквозь мокрый, голова гудела, сквозь гул пробивались недовольные попискивания БИУС. Отстань, железяка. Мне нужна связь. Наши подскажут, что делать. «Тауэр», естественно, не отвечал. Телефонного сигнала нет – то ли глушат, то ли разбили местный ретранслятор. Леху начало легонько потряхивать. И чем больше он приходил в себя, тем неприятнее виделось положение. У них тут были какие-то свои дела, вроде государственного переворота, а заезжий русский парень мало того, что вмешался в политику, так еще и расколотил чертову уйму дорогостоящей техники. Которая вряд ли была застрахована. Не простят. – УГРОЗА, КЛЕЩИ, – сказала машина. Ну вот, уже не простили. Леха сорвал машину с места в карьер, огрызаясь короткими очередями скорее для острастки. Сбежавшие БМП вовсе не паниковали, они отступили, перегруппировались, отрезали «Избушку» от учебного центра и теперь взялись за ум – пробовали забить шагоход толпой. Опять ракета? О, черт! Леха перевел башню в режим автоматического отражения атаки с воздуха, а сам сосредоточился на управлении. Машина петляла, как заяц, сбивая врагу прицел, а на самом деле – закладывала широкую дугу в сторону национального парка, туда, где буш казался гуще, и на колесной технике не разъездишься. Конечно, первая мысль у Лехи была – пробиться назад к учебному центру. Но если оттуда до сих пор никто не высунулся на подмогу, значит, либо там все разбежались, либо они с этими – заодно. Выход один: спрятаться и переждать. «Не пойдете вы за мной в лес, не пойдете, – твердил он про себя. – А я отсижусь, а я отдышусь, а я попробую что-то придумать». Если Бука мертв, я, наверное, тоже покойник. До консульства сто шестьдесят километров; десантных конвертопланов, на которых обычно возят БШМ к полю боя и обратно, не предвидится, а летать мы с «Избушкой» не умеем. Идти в глубь страны, когда там военный переворот, – самоубийство. Нас будут ждать в каждом населенном пункте. Банальный РПГ из-за угла, с двадцати-тридцати метров – для «Избушки» нет ничего опаснее, чем гранатометчик под ногами. Я даже не успею дернуться. И машина не успеет. Ну чего, ну чего вы ко мне пристали? – Отстаньте! Скорее машинально, чем рассудочно, он продырявил самой наглой БМП передние колеса; та нырнула в овраг и встала на нос. Через пару секунд в нее врезалась другая, – перевернула на спину, навалилась сверху и так застряла. Минус два. Это показалось бы Лехе очень смешно, когда бы не происходило в реальности. А вдруг там люди пострадали? И вообще творилось что-то странное. Да, сначала его вроде как попытались взять в клещи и продырявить, но сейчас – отжимают к границе, даже не пробуя обойти с флангов. БМП действуют, будто загонщики. Пустили только одну ракету, вяло постреливали, не особо целясь… Я бегу в лес, подумал Леха, и они тоже гонят меня в лес. Проклятье.