* * * Когда дошел до метро «Полянка», тогда только прожужжало. Тихо, а песню перебило. Заглянул в телефон – это Петин отец наконец ответил на его извинения. «ДАЖЕ НЕ НАДЕЙСЯ СЛЫШАТЬ ТЕБЯ НЕ ХОЧУ И ЧТОБЫ НЕ СМЕЛ ПОЯВЛЯТЬСЯ В МОЕМ ДОМЕ». Вот так. Ожгло. Запасмурнело даже, как будто солнце привернули. Разве мог чужой отец испортить ему радость побега? Испортил. Почему ты не хочешь его простить, пап? Почему меня не хочешь. Что я тебе сделал? Это все из-за коржавинской дочки? Или из-за того, что я тебя тогда послал? Или из-за чего? Саднило. Мать хотела прирастить отрезанную руку обратно, а там уже гниль пошла по краям, поздно спохватились. Шей не шей, все отсохнет. Кровь уже черная. Как нам помириться? И зачем уже. «Мне правда жаль, что так все получилось!» – набрал ему все-таки. Потому что матери как-то должен. Обещал. «ДЕНИСУ СВОЕМУ РАССКАЖИ ОБ ЭТОМ ПОДСТИЛКА ФЭЭСБЭШНАЯ» – ревел отец. «ИУДА». Илья отступился от него. Кажется, Петиным отказом вернуться к дочери замминистра еще не кончилось. Что-то Хазин другое еще сделал над отцом, жутче и злей. Надо глубже было в телефон спуститься, чтобы узнать, что. А надо Илье? И вот еще там – про подстилку. Вот еще ниточка-заусенец, можно потянуть – и распустить пряжу. Денис – Денис Сергеевич. Который привет отцу передавал. Хорошо, наверное, что Илья не довел до него этот привет. Потому что отец Дениса Сергеевича, кажется, ненавидел. И никакое там не Управление собственной безопасности, достроил мостик Илья. Как там мать ему в больницу писала на те праздники? Поднял письмо, перечел: «Люди, которые тебя задержали в таком состоянии, не из папиного ведомства, как ты теперь уже понимаешь. А совсем из другого». И тут же, пока след горячий, перепрыгнул в другое письмо, с материного адреса отправленное отцом: «Теперь они копают под меня, угрожают, что на тебя заведут дело, требуют, чтобы я ушел». Сам знаешь, какого. И ушел – а Петя остался; и стал дальше расти. Теперь стало сходиться, вычерчиваться. Петю на праздники не свои задерживали, а чужие. Сам знаешь, какого: ФСБ? Федералы, точно. Петя папой хотел прикрыться, а им это как раз оказалось в масть. Завели на него дело, отца принудили уйти, а сынка взяли под крыло. На ком вина, тот послушный. На этом и зона стоит, и все Государство Российское, да и целый земной шар. Федералы в ментах живут, как бычий цепень в карасе. Удобно: и кормит, и катает. На зоне если слушать, всякого наслушаешься о пищевой цепочке, в которой ты планктон. Так? Поэтому и Игорь Пети боится. Не Пети-сопляка, а того, кто за ним, кто ниточки дергает и говорит, куда плыть. Боится, что не видит всей их живоглотской игры и что поэтому может проиграться. Благодарю, отец. Объяснил. Но Иуда? * * * Теперь назад надо было, в Лобню. Добровольно пойти в местное ОВД, встать на учет. Порядок такой: иначе начнут искать. С Савеловского вокзала написал Игорю. – Ладно. На Кутузовском был человек от ДС, не парься его искать. Борзости набрался из открывшегося неба. Теперь было за-ради чего рискнуть. – И автобус от него стоял? Пасли? – спросил Игорь К. – Автобуса никакого не было! С какой стати? – правду сказал Илья. – Синицына с какой стати приняли? Видно, рвало его изнутри, если осторожность потерял, подумалось Илье. Пишет обо всем открыто, не боится, что чужие прочтут. А потом, уже в электричке, предположил: это он Хазина на откровенность разводит. Страхуется так. Может, у них чистка там идет, и Петиными как раз руками чистят – Петя испачкаться не боится. Что Игорю подсунуть? Крутилось в голове разное. Набрал сначала: «Так то Синицын!», но одумался. Как понять, важен ли Синицын им всем был. Синицын это тот, кто предлагал Пете конфиската налево сгрузить. Который должен был уйти абрекам. Тому самому Магомеду, в назначенный четверг. А Синицына взяли, если Игорь правду говорит. Хазин знал вообще, что Синицына принимали? Когда это все успело стрястись? С ним, кажется, в Сигнале общались. Разыскал Синицына там, припомнил ему разговор: – Не торопи, вась! Серьезный чел, нельзя давить. Я скажу, когда. – Долго не могу ждать. Че если фэсэры? – дергался Синицын. – Не ссы. Вот. Боялся фэсэров – и не зря. Приняли, значит – и недавно. Возможно, при Петиной помощи и участии. Так, по крайней мере, Игорь думает. Не ссы, Синицын. Теперь где все, что абрекам полагалось? Пропало вместе с Синицыным? Синицын в мессенджерах исчез разом, будто мешок ему на голову во сне надели и уволокли. Не успел он Хазину ни пожаловаться, ни предъявить: был человек и нет человека. И ни даже кругов по воде. У кого спрашивать? У Игоря если только? К Денису Сергеевичу Илья теперь точно не хотел Петей являться. Если Денис Сергеевич – Петин куратор от ФСБ, лучше прятаться от него столько, сколько получится. С какой стати приняли Синицына? Протелеграфировал Игорю: «Я не в курсе». Может, ты ошибаешься, Игорь, и я не знаю об аресте ничего. А может, знаю, но кокетничаю с тобой. Или не кокетничаю даже, а просто окорачиваю тебя так: ты же чуешь, под тобой табурет шатается. Стой ровнехонько, не дрыгайся, а то ведь потом запишут – самоубийство. Как всегда пишут. Игорь, однако, этого не вытерпел. – Ты и про отца родного не в курсе был, а, Хазин? – Не борзей, – цапнул его Илья. Пришлось так сказать: в Петином характере. Хотя хотелось иначе – не в курсе, давай, просвети. Но Игорь не собирался его больше учить. Вместо этого, промолчав до самой Лобни, последним словом ужалил: – Короче, товар только тебе в руки лично. Иначе своим абрекам можешь стиральный порошок загонять. Чисто тайд, бля. * * * У самых дверей ОВД Илья притормозил: телефон пищал. Разблокировал, заглянул. Пришло сообщение от Нины. «Ну ты уже тогда смотри теперь, береги себя как следует!» 12 На крыльцо вышел покурить автоматчик в сизой форме. Чиркнул кремнем, от скуки стал смотреть на Илью. А Илья загривком чуял его взгляд, боковое зрение все об него исцарапал, а глаза оторвать от экрана не мог.