На следующее утро Елена принялась наводить в доме порядок. Вымыла полы, окна, плиту, протерла пыль везде, где могла дотянуться. Выдала тряпку Максиму и отправила убирать кабинет. Марк пытался помочь с уборкой, возил тряпкой по плинтусам и подоконникам, но в итоге подвергся обструкции и отправился в кресло читать Миле книгу. Он с оторопью наблюдал, как дом меняет привычную обстановку. Один лишь Гектор спокойно дремал в углу на подстилке. Похоже, его все устраивало. Тем временем Елена принялась протирать стеллаж с деталями от телефонных аппаратов и радиоприемников. – Зачем тебе это старье? – спросила она у Марка. – Ты им торгуешь? – Это не старье, – парировал он, – а прекрасный рабочий инструмент. Елена сменила шторы, застелила обеденный стол клетчатой скатертью и сдвинула его ближе к окну; на подоконнике появился глиняный горшок с разлапистой фиалкой, а у двери – пестрый коврик для обуви. – Мамка вьет гнездо, – прошептала Мила на ухо Марку. – Да-а… – протянул он. – Это надо перетерпеть. – Он погладил девочку по темным волосам и спросил: – А что тебе снится по ночам? – Сегодня я гуляла по радуге, – улыбнулась девочка. – По какой радуге? – насторожился Марк. – Ты разве не помнишь? – Мила подняла брови. – Ты же там был. – А… Ну да, – кивнул Марк, помедлив. Елена собрала целую гору грязного белья для стирки. Стиральная машинка работала плохо и постоянно ломалась, но с шестью аварийными остановками все вещи перестирали. Пока стиралка тарахтела и завывала, Елена взялась за верхнюю одежду. Сгребла вещи с вешалки, и каждую чистила щеткой. Дошла очередь и до плаща Марка. Елена повертела плащ в руках, рассматривая швы и засаленные места, резко подняла его за подол и встряхнула. Из кармана вывалился пистолет и с глухим стуком упал на пол. – Стой! – Марк вскочил с кресла, но Елена уже подняла оружие. Она потянулась положить пистолет на стол и замерла, увидев надпись на рукояти. – Что это? – растеряно спросила она. – Откуда это у тебя? – М-да… – вздохнул Марк. – Похоже, настало время для серьезных разговоров. – Он поднялся на несколько ступенек по лестнице и, задрав голову, крикнул, чтобы его услышали наверху в кабинете: – Максим! Возьми Милу и Гектора, погуляйте по пирсу. Когда дети вышли из дома, Марк тяжело опустился в кресло и растер ладонями лицо, чтобы взбодриться. – Ты знаешь, как погиб твой отец? – Он посмотрел на Елену, застывшую у окна с пистолетом в руке. – Мне сказали, что на него напали. – Голос ее дрожал. – Нет, – Марк поджал губы. – Он сам себя убил, вот из этого пистолета. – Как?! – Елена заморгала. – Откуда ты знаешь? – Я там был. – Марк поднялся, подошел к Елене и аккуратно вытащил оружие из ее пальцев. – Стоял недалеко от него, пока он разговаривал с твоей матерью. – С мамой?! – Глаза Елены округлились. – Я не понимаю… – Я телефонист, – хрипло признался Марк. – Твой отец был моим клиентом. – Телефонист?! – Елена закрыла рот ладонью, сдерживая стон. – Почему ты мне не сказал? – Я не имею права об этом рассказывать, – покачал головой Марк. – А что сейчас изменилось? – Елена посмотрела ему в глаза. Марк притянул ее к себе. Лицо ее побелело, руки дрожали. – Ты мне дороже любых запретов, – шепнул он ей. Елена не сопротивлялась и обмякла в его объятиях. По ее щекам текли слезы. Стиральная машинка завыла, отжимая постиранное белье. – Как он тебя нашел? – спросила Елена, перекрикивая шум. – Это не так работает, – ответил Марк ей на ухо. – Твой отец сильно тосковал по жене. Таких людей, готовых к звонку, находят диспетчеры, а я лишь устанавливаю связь. – Он поцеловал Елену в лоб. – Ты знаешь, почему он это сделал с собой? – Нет. – Она вытерла глаза. – Сейчас… Елена высвободилась из объятий, нашла в куче вещей свою куртку, вытащила что-то из кармана и протянула Марку. В ее раскрытой ладони блестел армейский жетон. Марк взял его и прочитал гравировку: «Виктор Эдгард», ниже: «Особая служба», и в самом низу – цифры 000100. – То есть… – Марк поднял брови. – Да, – кивнула Елена. – Мой отец работал в Особой службе. – Она села на стул и закрыла лицо ладонями. – В войну он командовал танковым звеном, вернулся сильным и здоровым, а вот когда мама умерла, начал сильно пить. Не знаю, какими путями его нашел Курц, но отец после встречи с ним изменился и вскоре вошел в число ста самых преданных службе. – Какой же я дурак! – поморщился Марк. – Это ведь многое объясняет… Машинка, наконец, замолчала. В тишине с улицы доносился приглушенный лай – дети играли неподалеку с Гектором. – Подожди… Это еще не все, – всхлипнула Елена. – Правда поможет нам выжить, – Марк погладил девушку по волосам. – Нет-нет, я не хочу ничего от тебя скрывать, – затрясла головой Елена. – Просто слишком тяжело рассказывать… – Она глубоко вдохнула и продолжила: – После того, как папа перешел в Особую службу, наша жизнь более или менее наладилась. Он перестал пить, приходил с работы воодушевленный. Появились деньги, и мы из барака переехали в благоустроенную квартиру… – Елена запнулась и облизала пересохшие губы. Марк принес ей стакан воды и сел рядом на пол. – Время от времени Курц устраивал приемы… – Она отпила несколько глотков. – Собирал самых преданных ему людей во дворце официальных встреч в правительственном квартале. Напыщенная самодовольная публика, готовая лизать зад своему патрону. – Елена убрала с лица волосы. – Самого Курца на этих сборищах не было. Поговаривали, он безвылазно сидит в старой цитадели на северной окраине. – Елена сделала еще глоток. – Все гости по очереди поднимали тосты, обращаясь к его портрету на стене бального зала. Со стороны может показаться смешным и забавным, но меня скручивал страх при виде болванчиков, поющих оды картине. Елена встала и, сцепив пальцы, прошлась по комнате. По реке с ревом пронесся скоростной катер. Елена повернулась к окну и снова заговорила, стоя вполоборота к Марку: – Однажды папу отправили на недельную стажировку, и я поехала на очередной прием одна. Едва переступила порог, рядом очутился Альберт Кноффер. Отвратный тип, но тогда он показался милым и обходительным… – Да, я знаком с ним, – кивнул Марк. – Не самые лучшие впечатления… – Он весь вечер не отходил от меня, сам подносил вино и сыпал комплиментами. Я думала, это неловкое ухаживание, а оказалось, он лишь загонял добычу. – Голос Елены задрожал, она побледнела и, закрыв лицо, снова заплакала. – Не могу об этом вспоминать, – прошептала она. – Иди ко мне. Марк встал рядом с ней и положил ладонь ей на темя. Закрыл глаза, сосредоточился и ощутил, как у в груди вспыхнул и завибрировал сияющий шар. От него к плечам потянулись белые нити, проникли в руки и, светясь, вышли сквозь пальцы. Елена шевельнулась. – Не двигайся. – Марк сглотнул. – Просто вспоминай, что случилось на том приеме, словно ты смотришь кино. Светящиеся нити опутали голову Елены. Марк моргнул и оказался посреди огромного бального зала. Вокруг кучковались мужчины во фраках и дамы в вечерних платьях, мимо бесшумно скользили официанты: на серебряных подносах красовались бутерброды с икрой и бокалы с шампанским. На антресолях надрывались скрипки, ударные отбивали ритм вальса. По стенам вилась кружевами позолоченная лепнина, с десятиметрового потолка свисали, сияя сотнями огней, гигантские хрустальные люстры. У трехметрового витражного окна стояла Елена, одетая в темно-синее платье до пят с глубоким декольте и изящным жемчужным ожерельем на шее, распущенные волосы спускались к плечам. Елена выглядела почти девочкой. Глаза ее блестели, на щеках выступил румянец. Рядом с ней стоял Альберт Кноффер – на голову ниже ее, во фраке с золотистой лентой поперек груди. – Вы великолепны! – встав на носки, прошептал он на ухо Елене. – Вас ждет сюрприз. Пойдемте. Кноффер взял ее под локоть и повел в дальний угол зала. Напыщенный лакей в белом парике и красном камзоле открыл неприметную деревянную дверь, и они вышли в боковую галерею. В полумраке на голых стенах тускло горели светильники. Елена поежилась от сквозняка. Музыка казалась далекой, будто оркестр играл в километре от них. В конце галереи они поднялись по витой чугунной лестнице, и Кноффер открыл металлическую кованую дверь. Елена зажмурилась от яркого света. В углу небольшой прямоугольной комнаты в широком кожаном кресле восседал Виктор Курц. Его жирную тушу прикрывал безразмерный белый банный халат, на раскрасневшемся лбу блестели капли пота, будто глава Особой службы действительно только выбрался из парилки. Курц буравил Елену темными заплывшими глазками. Казалось, в них зрачки расширились настолько, что поглотили радужку. Елена замерла от неожиданности, потом очнулась и сделала неловкий поклон. Курц поморщился. – Оставь это, – произнес он сильным низким голосом и пальцем поманил девушку к себе: – Подойди ближе. Елена прошла несколько шагов вперед и разглядела в стене по правую руку от Курца небольшое окошко. За стеклом виднелись сверкающие люстры бального зала. На полу рядом с креслом стоял черный армейский бинокль. – Я, милочка, весь вечер за тобой наблюдаю. – Лицо Курца расплылось в улыбке. – Ты предана мне так же, как твой отец? – Да… – выдохнула Елена. – Преданность надо доказывать делами. – Курц покачал головой, играя складками на шее. – Как молодая девушка может отблагодарить своего благодетеля? – Я не знаю, – едва слышно проговорила Елена. – Ну же, – пробасил Курц. – Женское чутье должно тебе подсказать. – Я хочу уйти, – прошептала она, задрожав. Елена попятилась, но уперлась спиной в Кноффера. Тот сзади обхватил ее за шею, не давая пошевелиться. Елена дернулась, ожерелье на ее груди лопнуло и жемчужные горошины застучали по паркету. Курц протянул руку, и будто холодные щупальца вошли в тело Елены, сковав ее волю. Кноффер убрал руки. Елена, словно сомнамбула, медленно подошла к Курцу и встала перед ним на колени. Толстяк навис над ней, двумя руками сгреб на ее плечах платье и рывком разорвал его пополам…