Марк открыл глаза, убрал ладонь с головы Елены. «Зря я не выстрелил тогда в этого жирного борова!» – подумал он. Его трясло, во рту пересохло, в висках стучала кровь. – Теперь ты все знаешь, – прошептала Елена. – Как тебе удалось? – Мы называем это ментальным внедрением… – хрипло ответил Марк. Он подошел к кухонной раковине, напился из-под крана и сполоснул лицо. Холодная вода привела его в чувство. – Выходит, Мила – его дочь? – Марк повернулся к Елене. Она молча кивнула. Он подошел уперся руками в подоконник. За окном буксир тянул по реке баржу, груженную углем. Тарахтел мотор, из закопченной трубы валил черный дым. На мостике стоял рулевой с сигаретой в зубах. Похоже, в жизни у него все шло отлично. – Отец когда узнал? – спросил Марк. – Поначалу я ему ничего не сказала. – Елена закусила губу. – Он вернулся через несколько дней. К тому времени я уже немного пришла в себя, да и не знала, как даже начать об этом говорить. Папа так гордился своей работой! – Елена взяла стакан и отпила еще несколько глотков. – Я рассказала ему, только когда узнала, что беременна. – И как он отреагировал? – Он, конечно, был в ярости, места себе не находил, хотел убить Курца, но так ничего и не сделал. – На глазах Елены выступили слезы. – Только перевелся на бумажную должность в архив Особой службы и снова запил. Марк обнял ее. – Когда родилась Мила, – продолжила Елена, – стало немного легче. Отец все свободное время возился с ней: покупал игрушки, читал сказки. Я почти успокоилась, только иногда боролась с приступами страха, что Курц узнает и заберет у меня дочь. – Она шмыгнула носом. – Но год назад все вернулось на круги своя: папа снова запил. Думаю, он застрелился от бессилия. – Нет, твой отец был сильным человеком. – Марк покачал головой и погладил Елену по спине. – Пойдем на пирс, я хочу кое-что проверить. Они оделись и вышли. Температура была плюсовая, выпавший снег растаял, но в холодных порывах ветра уже чувствовалась зима. Дети гонялись за Гектором возле сгоревших складов. – Нашли где играть! – Елена достала платок и принялась оттирать лицо Милы от сажи. Марк прикрыл глаза и внутренним зрением увидел вокруг себя мелкие электрические всполохи. – Пойдем! – Он взял Милу за руку и повел к закопченной стене склада. Возле нее в метре от земли, искрясь, пульсировал шарик пробоя, размером с наперсток. – Чувствуешь? – спросил Марк девочку, когда они подошли ближе. – Да! – Мила вытянула руку, пробой лопнул, будто мыльный пузырь, и в детскую ладошку ударила фиолетовая искра. – Ай! – Девочка отдернула руку. – Вот и разгадка! – Марк посмотрел на Елену, стоящую за спиной. – Что это? – с тревогой спросила она. – Ты уже сама догадалась, – сощурился Марк. – У Милы дар телефониста. – Он взял девочку на руки. – Твой отец это понял. У особистов на такие вещи глаз наметан. Он знал, что должен сдать внучку в Особую службу, но нашел другой выход. * * * – Мне надо кое с кем встретиться, – Марк чмокнул Елену в щеку. – Постараюсь недолго. Гектор бросился было следом, но Марк схватил его за ошейник: – Кто будет женщин и детей охранять?! Пес тявкнул и вернулся к ноге Елены. Она наклонилась, потрепала его по холке и подняла взгляд к потолку. Со второго этажа доносился топот и визг – Мила и Максим играли в догонялки. Марк надел шапку и открыл входную дверь. На пирсе лежал тонкий слой снега. Ночью подморозило, и с раннего утра с потемневшего неба сыпалась белая колючая крупа. Порт еще спал, но из центра города уже неслись нетерпеливые гудки машин – начинались пробки. Зима в Левобережье мягкая, но временами бывает суровой. Особенно неприятно, когда поднимается ветер. Как ни кутайся, холодная речная влага все равно проникает под одежду. Марк поправил на шее шарф и поглубже засунул руки в карманы куртки. Ему вспомнилось, как десять лет назад таким же утром он выглянул из окна своей комнаты и увидел, что снег на соседней улице испещрен черными следами танков и бронемашин. Потом входная дверь распахнулась, на пороге появился Грегор и хрипло произнес: «Война!» Снег холодил лицо, Марк миновал склады и, огибая покрытые льдом лужи, двинулся в сторону ближайшей паромной переправы. Дорога на другой берег занимала около часа. Основное время уходило на погрузку и выгрузку фур и легковых авто, по реке же паром плыл минут двадцать. Но Марк решил подождать, не хотелось тратить деньги. Он теперь не один, а траты, похоже, предстоят немалые. После переправы Марк пошел вдоль зареченского берега. Обстановка мало отличалась от Левобережья: такие же оставшиеся с войны руины и приспособленные под жилье портовые постройки. Навстречу Марку торопились на паром мужчины, женщины, старики и дети. Если встретить их на другой стороне, то не заметишь ничего особенного, разве что непривычные ударения в речи, но и в разных районах Левобережья тоже ходили свои особые акценты и словечки. Удивительно, как могло накопиться столько ненависти, что люди начали стрелять друг в друга! Андрей Бенеш говорил, что каждый человек втайне лелеет желание доминировать над себе подобными, борьба за власть пронизывает общество снизу доверху – достаточно направить жажду превосходства в единое русло, и социальный взрыв гарантирован. Но Марк верил в другое: людей с детства тянет к теплу и любви, все столкновения и войны происходят от недостатка этих двух простых на вид вещей. Марк свернул на пустынную улицу, ведущую вглубь города, и минут через пятнадцать вышел к изгороди с черной кованой аркой. За нею виднелись длинные торговые ряды, уже заполненные, несмотря на утро, толпами людей. Кричали зазывалы, и слышались обрывки нестройной музыки. Зареченская барахолка, самая крупная на двух берегах, расползлась на несколько гектаров – город в городе со своими законами и порядками. Здесь безраздельно правил неуловимый Саул. За два послевоенных года он подмял под себя все зареченские криминальные банды. Саул слыл безжалостным убийцей, командовавшим целой армией боевиков. Любые компромиссы с ним невозможны. Правда, в дела Левобережья он не лез – возможно, потому, что местные банды от него откупались. Снег прекратился, из-за туч выглянуло солнце. Марк вошел в арку и попал в людскую гущу, окунувшись в какофонию звуков. – Шубы! Шубы! – кричала над самым ухом худющая тетка с подведенными черными бровями. – Платки! Шапки! – перекрикивал ее парень лет двадцати, на каждой руке у него висело по ушанке из собачьего меха. – Подходи! Найдем все, что нужно! – манил рукой толстый загорелый южанин в овчинном зипуне. На зареченской барахолке торговали всем, чем только возможно: одеждой, продуктами, машинами, бытовой техникой, запчастями, посудой, картинами, марками и значками. Здесь обитали теневые торговые воротилы, поставлявшие контрафактные товары из подпольных цехов, и владельцы тайных таможенных складов, недоступных для налоговой полиции. Фермеры везли сюда урожай, чтобы он не достался перекупщикам по дешевке. Горожане тащили из дома все, что плохо лежит, и вырученные деньги тратили здесь же. Несмотря на заманчивый ассортимент, Марк редко тут бывал. У него под рукой всегда был Флавий, с его способностью достать любую вещь за приемлемую цену. В центре рынка, как пароход среди лодок, торчал трехэтажный каменный дом администрации. В дверях, сложив на груди руки, стоял бритый наголо двухметровый качок в черной кожаной куртке с меховым подбоем. Ковыряя спичкой в зубах, он лениво рассматривал суетящихся горожан. Марк неспешно подошел и как бы невзначай поправил шапку – так, чтобы обнажилось запястье с оранжевым браслетом, подаренным Ликой. Лицо качка окаменело, он несколько секунд пялился на браслет, но после отвернулся, изображая полное безразличие. – Мне нужно поговорить с Саулом, – небрежно бросил Марк. – Ты кто? – процедил качок через губу. – Человек, – пожал плечами Марк. – У меня к Саулу дело. – Иди отсюда! – Детина нахмурился. – Не знаю я никакого Саула. – Я тут недалеко погуляю, – усмехнулся Марк. Он развернулся и пошел вдоль прилавков, изображая неподдельный интерес к их содержимому. Марк успел примерить шубу и пару зимних шапок, когда рядом возник невзрачный смуглый старик на деревянном костыле. – У меня есть то, что ищешь, – просипел он с хитрой улыбкой. Лицо его сморщилось, как сушеная слива. – Пойдем! – Он схватил Марка за рукав. Следом за стариком Марк миновал вереницу лотков с одеждой и свернул в продуктовые ряды. От тошнотворного запаха рыбы у него перехватил горло, на глазах выступили слезы. Марк прикрыл лицо шарфом и следом за хромым провожатым нырнул в темный проем подсобки ближайшего киоска. – Ну и воняет же у вас… – только и успел сказать Марк. Через секунду его крепко схватили за руки, сорвали шапку и надели на голову мешок. Глава 12 – Так ты теперь телефонист? – Андрей прищурился, будто брал Маркуса на прицел. – Это неважно, – мотнул головой Маркус. – Главное, ты нашелся. – Он улыбнулся и хлопнул друга по плечу. После побега Андрея Маркус несколько месяцев искал его по интернатским приятелям, приютам и ночлежкам, но все без толку. Объездил по два раза больницы и морги. Никто Андрея Бенеша не встречал и не видел. Человек будто сгинул в черной дыре. Грегор, со своим опытом и способностями, мог бы помочь в поисках, но ничего не делал. Твердил: «Нельзя помогать тому, кто не хочет, чтобы ему помогали». Но у Маркуса была своя правда, хотя он и понимал правоту наставника. Андрей нашелся сам спустя без малого три года – позвонил в мастерскую и как ни в чем не бывало сказал Маркусу: – Привет! Давай пересечемся. Маркус, конечно же, помчался в университетскую кафешку, где они условились встретиться. Приехал на полчаса раньше. Успел проглотить две чашки кофе и с нетерпением ерзал на стуле, поглядывая на входную дверь. Местные завсегдатаи занимали столики. В душном воздухе разносился монотонный гул голосов, шуршали газеты, стучали о тарелки вилки и ножи. Над барной стойкой тихо бубнил телевизор: по новостному каналу транслировали выступления депутатов вперемежку с репортажами из центрального прибрежного района. Там демонстранты заблокировали колонну зареченских фур, на давая им проехать к переправе. Наконец, колокольчик на двери звякнул, и на пороге появился Андрей. Он изменился: отпустил жидкие усы и бородку, обрил голову наголо. На нем были модные темно-бордовые брюки-дудочки и такого же цвета пиджак с жилеткой. Маркус вскочил со стула и поднял руку. Андрей заметил его, кивнул и подошел. Они порывисто обнялись, и Маркус почувствовал резкий запах табака, хотя раньше Андрей терпеть не мог сигаретный дым. Они сели за столик друг напротив друга и, смущаясь от неловкости момента, начали разговор с отвлеченных тем. Середина лета, а погода все не наладится, люди с ума посходили: разграбили зареченское консульство, студенты скачут по улицам с криками: «Левобережье – наше все!», факельные шествия, демонстрации. Властям уже пора наводить порядок, но, похоже, их больше волнуют выборы, назначенные на середину осени – никто не хочет терять рейтинги. – Неужели они не понимают, чем это может закончиться? – нахмурился Маркус. – Понимают, но остановиться не могут. Обвинять во всех грехах Заречье – старый и проверенный способ отвлечь внимание от реальных проблем, – со знанием дела ответил Андрей. – В итоге победит самый крикливый, у кого клыки больше. – Как потом этого зверя загнать обратно в клетку? – Никак, – пожал плечами Андрей. – Он сам успокоится, когда вдоволь наестся и разжиреет. – И сколько же он при этом народу сожрет? – Маркус задумчиво потер щеку. Посетители беспечно ели бифштексы, пили чай и кофе, поглощали пирожные и кексы. Казалось, беспорядки на улицах их совсем не волнуют, будто они живут в бронированных пузырях, способных спасти от любых напастей. У окна сидела молодая мамочка с ребенком. Пухлый малыш лет шести смеялся и болтал ногами, уплетая мороженое из пластмассовой вазочки. Когда-то Маркус тоже был таким, ходил с родителями по кафешкам, ел конфеты и сладости, но в один день все изменилось… «Пусть у него жизнь сложится как надо», – вздохнул Маркус. – Что с работой? – Андрей перевел разговор на личное. – Много у тебя клиентов?