Кто ты, источающий подобные миазмы? Превративший свой дом в берлогу отвратительной болезни? Кто?! Всего лишь часть чужой игры? Или… А потом Сухов это увидел. Она лежала на кровати абсолютно голая, с разведёнными ногами, непристойно выставив наружу все свои прелести. Длинные волосы раскинуты по подушке, глаза раскрыты и уставились на вошедших. В том месте, где голова при помощи шеи соединяется с телом, забрызганный, тёмно-красный, почти чёрный след. Такие же капли на подбородке и немного на груди. Потому что у неё отсечена голова. – Это не я! Пусти… Вы что ах…ели, мужики?! Это не я-я! – вот что, задыхаясь, кричит грузный, воняющий болезнью человек. Сухов смотрит на его огромный, уродливо свисающий из-под майки на спортивные штаны живот. Сверху надета зимняя куртка. – Мать твою, – говорит Кирилл, глядя на кровать. Сухов переводит взгляд с уродливого живота на лицо грузного человека, которое из пунцового начинает синеть. «Ему нужен врач, а то сдохнет с перепоя, – думает Сухов. Он всё уже понял. – Операция по задержанию бухающего пенсионера успешно завершена». И дерьмовый запах болезни – всего лишь запах многолетнего перегара. Этот задыхающийся на полу уже наполовину мёртв. Но кто-то ещё жив, кому-то ещё не отсекли вот так голову… – Лёха, это… товарищ пол… – начал Кирилл. Сухов отмахнулся. – Это кукла, – треснутым голосом отозвался он. – Что?.. – Резиновая женщина. Из секс-шопа. – Ты… – Угу. Похоже на труп. Да? Кирилл переводит брезгливый взгляд на сбитого им с ног человека: – Уро-од! Какой же ты урод. – Не моё, – верещит тот. – Пусти… – Не его, – подтверждает Сухов. – Дорогая штука. Того, кто это сделал, здесь уже нет. Сухов подходит к кровати, проводит пальцем по забрызганному «кровавому» следу: – Краска, – говорит он. – Мы все ошиблись. «Я ошибся, – приходит усталая мысль. – И пляшу по нотам, которые для меня расписали. А ведь Ванга предупреждала. Несколько жертв Телефониста не вписывались в общую картину. Предупреждала. Да я не послушал и закрыл дело». На стене у изголовья приклеена записка. Скотчем. Обычно остаются прекрасные «пальчики», но Сухов почему-то знает, что и там ничего не будет. Он смотрит на записку, в горле легко запершило. Записка создана тем же издевательским способом, что и прежние. Что и те, которые приходили ему на электронную почту: словно вырезанные из газет буквы разных шрифтов и разного размера. Только всё это отпечатано на лазерном принтере. Имитация, игра в старомодные анонимки. Как и всё здесь. Важно лишь содержание записки. Вот для чего его пригласили! Вкупе с резиновой бабой из секс-шопа, у которой отрезана башка. Разновеликие и разношрифтовые буквы: «Здесь чего-то не хватает. Возможно, двух свечей? O» – Смайлик, – устало говорит Сухов. – Дерьмо! – Лёха, у неё в руке… – Вижу, – говорит Сухов. Он давно всё увидел и давно всё понял. – Что это? – голос Кирилла; тот немного сбит с толку: в ладони у куклы чёрный пластмассовый прямоугольник с круглым отверстием посередине. – Это для сигар, – Сухов два раза шмыгнул носом, хотя никакого насморка у него не было. – В смысле? – Ножичек, – глухо говорит Сухов. – Там внутри спрятано лезвие. Вставляешь сигару и отрезаешь. Нож. Точнее, гильотина. Кирилл захлопал глазами, перевёл взгляд с гильотинки для сигар на голову резиновой женщины, отделённую от тела. Сухов позволил себе очень короткую и очень тёплую улыбку – он знал Кирюху как свои пять пальцев, и все его гримасы, и знал, что в случае чего, тот прикроет не только его спину и не только его зад. Потом улыбка поблекла. – Но ведь… – Кирилл теперь смотрел на Сухова. – Именно, – кивнул тот. – Гильотина. Такими раньше отрубали головы. – Это ведь… – Послание, – подтвердил Сухов. Ему вдруг захотелось побыстрее покинуть эту квартиру, иначе запах болезни застрянет в нём, но теперь здесь дел немало и… подлинная болезнь отсюда ушла, умело скрывая свой смрад. – Ты б отпустил его, он посинел уже. Нам ещё жмура-алкаша при задержании не хватало. Кирилл ослабляет хватку, грузный человек пытается браниться. – Думаю, он ничего не знает, – говорит Сухов. – Но всё-таки выпотрошите его по максимуму. – Послание, – морщится Кирилл. – Опять эти грёбаные шарады. – И вдруг добавляет: – Ванга оказалась права? – Похоже, – соглашается Сухов. Чего уж теперь. – А причём тут свечи? Две… Есть какие-либо предположения? – Пока нет, – говорит Сухов. – Это всё имитация. – Того, что может произойти? Сухов посмотрел на лежащую перед ним резиновую женщину, на пришпиленную к стене записку, потом на Кирилла, и тот увидел, какими тёмными стали его глаза. – Или уже происходит, – сказал Сухов. Глава вторая 4. Воровка книг (девочка) Господи, он пришёл мрачнее тучи. Как тень. Я давно его таким не видела. – Что случилось, па? – Всё нормально. – Па-ап?! Он мне улыбнулся. Он у меня самый лучший и самый смелый. Но порой как маленький ребёнок. Иногда кажется, что я делаю его беззащитным. – Что случилось-то? Кто-то… умер? Взгляд на мгновение стал рассеянным. Это он, сам того не зная, так от меня прячется. Не всегда. Когда его дурацкое беспокойство зашкаливает. Игра в прятки со взрослой дочерью, вариант № 1. Я кое-что видела и кое-что слышала о нём от его коллег. На их посиделках. Видела, что он для них значит. Я ведь так горжусь им на самом деле и так не хочу, чтобы он из-за меня… – Что-то на работе? – Говорю ж, всё нормально. Дома я не читаю с ридера. Только настоящие бумажные версии. Мне нравится запах. Сейчас это был «Книжный вор». Крутая штука. Рассказ ведётся от лица смерти. Издание в бумажной обложке. А у Форели – шикарные тома в супере. И я обернула одной книгу о девочке, которая воровала книги. Воспользовалась ею как папкой. Не всегда знаю, почему поступаю так или иначе. Порой мне кажется, что у меня язык без костей. А зачем он от меня прячется? Я начала беспечно: – А у тёти… – и запнулась. – У Ванги скоро день рождения. Он поморщился. Посмотрел на меня удивлённо. Прятки, вариант № 2. – Просто ей было бы приятно… – И что?! Я должен ей послать букет цветов? Лёгкая раздражительность. Вариант № 3. Папа, мой папа, ты у меня, как раскрытая книга. А я, как воровка книг. Не в том смысле, что сейчас читаю, хотя и в том тоже… Ты не поймёшь, никто, наверное, не поймёт. Но не надо так сильно обо мне беспокоиться. А то я чувствую себя виноватой. Что делаю тебя уязвимым. Я уже не ребёнок и понимаю чуть больше, чем эта кучерявая пипетка на фотке в твоём бумажнике. – Почему бы и нет? Мне нравится Ванга, – стоило труда добавить следующую фразу, но я обязана была это сделать. – И… тебе тоже. – Чего? – бросил почти беспечно. Нахмурился, и опять этот детский взгляд. Я уже начала понимать, дальнейшее было делом логики. Ванга… Я не провокатор, пап, нет. Но так нельзя. Я обязана защитить тебя от тебя самого. Чтоб ты и был лучшим и самым смелым. И поэтому я поступаю не очень хорошо. Книжка про воровку в супере Форели лежит у меня на коленях. Мне её, кстати, Ванга посоветовала. Вот уж кто не считает меня маленькой. У девочек свои секреты.